Бог сумерек - Глуховцев Всеволод Олегович

— Ну, года полтора уж есть.

— Так. И ты хоть раз видел, слышал про него? По Васькиному описанию похожего?

— Ну, там описания-то было… Ну, вообще-то нет ничего. Хотя с кадровиками я контачил.

— Ага! Вот, кстати, нам еще один резерв — твои знакомые кадровики…

— Нет, этот номер не пройдет.

— А не пройдет так не пройдет. Я вообще-то о другом. Раз ты этого типа не видел, не слышал, не знаешь — значит скорее всего с “Гекатой” он почти не связан. Так, тонкой ниточкой. Поэтому нам с ним будет попроще. Надо только его найти.

— Легко сказать.

— А я и не говорю, что легко…

— Погодите-ка, мужики, — вклинился в разговор Федор Матвеевич, давно уже слушавший с большим вниманием. — Погодите… Я вот послушал вас и тоже кое-что вспомнил.

— Что?

— А то, что, может быть, я помогу вам найти того, кого вы ищете.

Игорь с Палычем воззрились на него, как два доктора Уотсона на Шерлока Холмса. Но Федор Матвеевич мытарить их не стал, а объяснил просто:

— Дочка моя младшая, Танюшка, она в пединституте учится. Заканчивает осенью пятый курс. Ну и вот, рассказывала она, что у них один такой чудной преподаватель был по психологии, как раз все об этом им только и талдычил: про экстрасенс этот, да про параб… как ее?..

— Парапсихологию?

— Ну! А он был как раз не ихний, не из пединститута, то есть. Откуда-то со стороны. Вот я и подумал: а никак он?..

— Так. — Палыч сделался крайне сосредоточенным. — Как его звали?

Логинов с сожалением прихлопнул ладонями по коленкам.

— Да я разве ж упомню?.. M-м?.. Нет, не припомню.

— Так, так… А внешность его? Она его не описывала?

— Описывала. — Федор Матвеевич оживился. — Внешность, да, описывала. — И он крепко поскреб ногтями щеку. — Как я помню… Небольшого роста, она говорила, волосы светлые, реденькие… вообще, светлый весь такой, блондин. В сером костюмчике, в галстуке. Аккуратненький весь такой. В золотых очках — да, вот еще вспомнил.

Гости обменялись многозначительными взглядами.

— Ну… что-то есть, — промолвил Игорь.

— Да, тепло, — согласился Палыч. — Слушай, Федор Матвеич! Этот вариант обязательно надо прокачать.

— Ладно, — немедля согласился Логинов. — Да это просто. Я схожу да позвоню. Сейчас тут все равно почти никого нет. А мне туда-сюда минут двадцать. Вы… ну, вам лучше не мелькать. В бане посидите, без шума-крика?

— Какой разговор! — Палыч засуетился. — Игорь, у тебя жетоны сохранились?

— Есть у меня. — Федор Матвеевич встал. — Ну, коли так, тянуть нечего. Давайте в баню, я быстро.

— Да, Федор Матвеич! — Игорь спохватился. — Вот что… Позвоните-ка одному моему другу. Георгий Смирнов, известный журналист. Слышали о таком?.. Нет?.. Ну ладно. Вы позвоните… черт, домой нежелательно, — помрачнел он, вспомнив вчерашнюю неясную историю.

— Так на работу? — с готовностью предложил Федор Матвеевич.

— На работу?.. — Игорь, хмурясь, подумал. — Н-ну ладно. Вот телефон редакции, запишите… Да, Федор Матвеевич, из ближайшего автомата лучше не звоните. Прогуляйтесь малость подальше.

— Ясно, ясно!.. Ну, пошли.

Игорь и Палыч с любопытством осматривались в низеньком темном помещении.

— Сумрачно, — резюмировал Игорь. — Я слыхал, по народным поверьям, в бане какая-то нечисть обитает?

— Ага, — отозвался Кореньков. — Банник так называемый. Вроде домового.

— Вроде, вроде… м-да, — сказал Игорь и сел на лавочку. И больше уж не любопытствовал, сидел, смотрел в одну точку — о чем-то думал.

А Палыч еще в предбанник заглянул, там повозился, пошуршал. Что делал — неизвестно. Вернулся, отряхивая руки.

— Сажа, пыль, — сказал он.

Федор Матвеевич вернулся минут через сорок.

Игорь только взглянул на него — и сжалось в груди. Беда! — так враз и понял. Лицо старика было растерянным, в глазах — непонимание.

Артемьев шагнул к нему.

— Что, Федор Матвеевич? Случилось что-то?

— Случилось, — кивнул Логинов. Посмотрел Игорю прямо в глаза. — Плохо дело, брат.

Да, дело оказалось совсем скверным. Было так: Федор Матвеевич стал звонить в редакцию и все натыкался на короткие гудки. Этому он не удивился — газета есть газета, поэтому терпеливо продолжал набирать номер и наконец прорвался.

— Алло… — произнес странный, какой-то сдавленный женский голос. Федор Матвеевич вежливо попросил Георгия Смирнова. И тут голос разразился рыданиями и всхлипами. Федор Матвеевич обомлел, а голос сквозь слезы сказал ему, что журналист Смирнов скоропостижно умер. Вчера, в своей квартире, скончался от внезапного сердечного приступа. Смерть была мгновенной.

Вот так.

Игорь побелел. Машинально нашарил рукой скамейку, сел.

— Вот так… — пробормотал он, невидяще глядя перед собой.

Палыч сочувственно присел рядом.

— Значит, они вчера все-таки успели…

— Да, — ответил Игорь. Еще несколько секунд он смотрел в пустоту, но затем встряхнулся, собрался и сказал совсем иным тоном: — Да! Черт возьми, Палыч, а цыганка-то права. Смерть за плечами у нас. Идем и за собой ее тащим, как шлейф. Ч-черт… Прямо черные ангелы какие-то.

— Ну это ты кончай! — сердито прикрикнул на него Палыч. — Это что за самобичевание?! Вы, Федор Матвеич, не слушайте его. Вздор понес.

— Да ничего, — проговорил Игорь. — Ничего… Мои проблемы.

Палыч качнул головой, хотел что-то сказать по этому поводу, однако сдержался. Сказал другое:

— Ну ладно. А что по второму фигуранту?

— Тут порядок! — Федор Матвеевич стал сосредоточенным. — Что надо, выяснил про этого вашего…

— Пока не нашего…

— Ну да, ну да… Фамилия у него — Огарков.

— Замечательная фамилия, — сострил Палыч, но Федор Матвеевич иронии не понял и деловито продолжил:

— А зовут Лев Евгеньевич. Кандидат наук. Сам он из института психологии.

— Лев Огарков! — Тут на лице Палыча выразился прямо-таки иронический максимум. — Какое яркое сочетание! Ты слыхал, Игорь?

— Да ничего особенного. — Игорь рассеянно пожал плечами. — Мне, например, встречалось такое: Лев Мухин.

— Да ладно, шут с ним, Огарков так Огарков. Из института психологии, говорите?

— Оттуда.

— Ясно. Где этот институт находится, знаешь, Игорь?

— Нет.

— А вы не спросили, Федор Матвеевич?

Федор Матвеевич так и обомлел. И сокрушенно расставил руки: точно, мол, русский человек задним умом крепок.

— И сами не знаете?

Федор Матвеевич поник еще сокрушеннее.

Хитрая улыбка загуляла по физиономии Коренькова.

— А я… знаю! — И он рассмеялся окончательно. — Ха-ха! Один-ноль в мою пользу.

— Да что ты, Палыч, — сказал с досадой Игорь и встал. — Припадок остроумия нашел некстати… Давай-ка лучше думать, что делать…

ГЛАВА 4

— Садись, — хмуро кинул Смолянинов, и Богачев сел. Деликатно опустился на стул, ничем не скрипнув, не шумнув, почти беззвучно.

Смолянинов листал, держа в руках, личное дело Игоря Артемьева — тоненькую папочку в несколько листов: заявление, анкета, результаты психологических тестов и выводы экспертов. Там, в этих выводах, понятные только посвященным условные фразы указывали на особые качества объекта: как поддается зомбированию, каковы его данные для дальнейшей разработки. У Артемьева все эти параметры, согласно тестам, были в норме: и зомбируется, дескать, и должен разрабатываться…

— Шляпы, — зло буркнул Смолянинов, бросил папку на стол. Поднял сумрачный взгляд на Богачева, молча смотрел. Тот не выдержал взгляд. Тогда босс спросил:

— А этот… второй?

— Кореньков Александр Павлович, — четко ответил Богачев. — Он у нас… по договору, но кое-что мы о нем выяснили. Вот.

Из своей папки он вынул листок — напечатанную на компьютере биографию Палыча. Смолянинов с недовольным выражением взял его, проглядел бегло.

— И какие из этого выводы? — спросил, продолжая изучать текст.

Богачев кашлянул.

— Отработали его связи. Ну, практически и связей никаких нет. Один, друзей близких нет. С бывшей женой давным-давно не контачит. Даже любовницы нет постоянной. — Тут он позволил себе покривить себе рот в ухмылке. — По девкам ходит, по плотным. По работам его прошлись… ничего нет особенного.