– Через осьмушку подойдем.
Скорость парусника, скажу я вам, сродни велосипедной. Хотя вот когда смотришь вниз, на волны, то кажется – летим.
Корабль, потрепанный бурей, был больше «Свободы» раза в два. С учетом того что наш метров двадцать пять в длину, тот был исполином. И оставшиеся две мачты были выше, и борта… И вообще мы смотрелись на его фоне так себе. Мы медленно подходили к нему на частично повернутых парусах. Оруз даже команду спускать их не дал. Просто распорядился развернуть реи, после чего паруса практически повисли и мы встали бортом к судну метрах в шестидесяти. Стояли мы с той стороны, в которую был наклон гиганта. На наше судно были направлены три камнеметных и четыре аркбаллисты – собственно не представлявших тонувшим, кроме психологической, никакой поддержки – я так понимал, что это не век пушек и основной ударной силой был абордаж. А эти вот выпендрежи считались лишь экспозицией.
– Что, вплотную нельзя? – спросил я Сухого. Прикованного отвлекать сейчас было нельзя, он и так метался.
– Можно и вплотную, но опасно. Они прыгнут на палубу и захватят нас. У них, наверное, десятков восемь команды. К тому же борт можем повредить, да и снасти зацепятся.
Пираты, блин, – боимся жертвы!
На палубе потерпевшего крушение корабля стояло человек десять. Покричав друг другу, договорились о встрече на нашей палубе, но лодку пришлось посылать нам, так как у них лодок не было.
На борт по веревочной лестнице поднялись пятеро. Все были без серьезного оружия, но у каждого висел то ли кинжал, то ли короткий меч. Старшим был господин в черном камзоле.
– Могу ли я поговорить с капитаном или владельцем «Морского змея»?
Название «Свобода» было пока только на словах. В действительности же на борту красовалась резная табличка со старым названием. Мы с Прикованным переглянулись.
– Да оба здесь, – ответил весельный. – Вот владелец, – указал он на меня, – а я, выходит, капитан.
Честно. Я не против вести переговоры там или разговаривать о конструктивных вещах… Вы просто не представляете взгляды моих спутников на этих разряженных павлинов. Не буду категоричен, я таких тоже не совсем люблю… Но мне кажется, достаточно было сказать: фас…
– Вы не поняли меня…
– Да все мы вас поняли, – бесцеремонно прервал я его. – Если вам будет угодно, то либалзон Борокру… – Я принципиально исказил титул и взглянул на Толикама.
– Борокугонский, твое балзонство.
– Борокугонский.
– Я не ярмарочный завлекала, раб! – гордо ответил мне туземец.
Ну а кто он мне? Корчит из себя… А я Колумб! Я вас, индейцев, выведу за бусы на чистую во… землю.
– Я понимаю, что вам не позволяет гордость, – начал я, – но у вас нет другого выхода, кроме как сдать нам оружие. Мы гарантируем вам жизнь и даже доставку на сушу. Но в обмен вы сдаете все ценности и оружие. Груз, разумеется, наш. Мы позволим вам и вашей команде перейти на наше судно только на таких условиях.
По мере того как до знати доходило, в какое место они угодили, – я имею в виду переносный, да собственно и прямой смысл, – переговоры стали затухать.
– Мы можем вернуться обратно?
– Частич… – попытался вклиниться наш капитан.
– Можете! – перебил я Прикованного. – Оруз, зацепи крюки к их снастям и приподними паруса – чтобы гостям быстрее думалось.
Делегация оценила, вздрогнув, мой, вернее, наш жест. Если мы наклоним их судно – финита ля комедия! Долго им тоже не протянуть, как я понял из слов, процеженных сквозь зубы, – к вечеру эта лоханка уйдет ко дну.
– Как скажете, либалзон, – ухмыльнулся Прикованный. – Сухой!
Рабы рванули на ванты.
Делегацию мы честь по чести проводили. Через полчаса, когда уже прозвучала команда Прикованного поднять паруса, которые все-таки пришлось спустить, нам замахали круговыми движениями с призового корабля. В том, что он будет призовым, сомнений не было.
Да, некрасиво пользоваться положением людей, попавших в беду. Ну а что делать? Благотворительно отвезти их на берег? Или оставить на тонущем корабле? Прикованный вообще предложил их пустить на дно, после того как сдадут оружие. И это предложение не лишено смысла. Я попросил его не торопиться – всегда успеем.
Выбор у них был – либо отдаться в руки рабам, либо умереть. Они выбрали первое, правда, не все. Выживших, вернее, тех, кто решил, что он достоин спасения, оказалось всего два десятка с копейками. Из них трое ряженных в кружевные камзолы и двадцать пять матросов. Перевезли их за два рейса. Оружие было только у «ряженых». Двое беспрекословно сдали, а вот третий… Он, вынув клинок, такой, кстати, нехилый клинок, с резной гардой, утонченный… Так вот, вынув клинок, он демонстративно выбросил его за борт. Глупец! Играть с пленив… освободившими тебя рабами… Хотя, может, не глупец, а просто храбрец. Глупый храбрец.
Ценностей у сдавшихся не было – спрятали сволочи. Ничего, поищем. После того как мы заперли в весельной спасенных, на тонущее судно выдвинулись две призовые команды. Мы уже знали, что на борту остались люди. Ну а как не рассказать было об этом, если спасенных напрямую спросили. Они же понимают, что если соврут, то за их головы и башок не дадут.
По ходу движения лодок команды оставили у якорных цепей, а на этом корабле это были именно цепи, по паре человек. Пока оставшиеся на лодках отвлекали внимание (дело прошлое, опасное занятие – около моей головы с шелестом пролетел арбалетный болт), рабы, ссаженные на цепи, успели подняться. Сопротивлявшихся было всего двое. Один из них умудрился влепить болт в плечо Большого. Вот такой гигант невезучий. А ведь ему только-только руку Огарик залечил… Хотя невезением тут не пахло, я бы первым делом тоже пытался вывести из строя самого опасного противника, тем более что он без брони. Пару сопротивляющихся знатных отправили к духам, то есть рыбам. Причины, побудившие их на столь глупые поступки, мы узнавать не стали. Они выплыли потом.
Весельной на этом корабле не было. Соответственно и гребцов тоже. А вот рабы были. Десяток человек покорно ждали нас, сидя на бочках в одном из помещений жилой палубы. Рабы как ни в чем не бывало пускали по кругу бутылку настойки. Ну и вправду, чего суетиться? Бросят здесь или возьмут в качестве товара – то не им решать. А тут развлекуха!
Пришлось минут пять потратить на разъяснения. Мол, мы их не собираемся бросать или порабощать. Мы не такие. Мы хорошие. Мы дарим им всем свободу.
– Всех освободите? – усмехнулся раб, чья полностью выбритая голова формой напоминала яйцо.
– Всех, – пожал плечами я, хотя чувствовал подвох в его словах.
Хотите знать, какой груз? Да-а-а! Да-да! Я был в шоке! Рабы! Много рабов! Очень, очень много рабов! Грузовая палуба – это между трюмом и жилой палубой – устало глядела на нас сотнями глаз. Слышны были стоны людей. Запах испражнений и болезни ударил волной в открытый нами люк. Оказывается, те двое знатных были владельцами груза.
– Хромой, – прошептал Оруз, – что делать-то?
– Сможем корабли вплотную подвести?
– Если реи с этого срубить.
– Руби.
Оруз тут же исчез.
– Серьезно будете пересаживать? – спросил яйцеголовый.
– А что делать? Ты бы помог лучше. У нас с продуктами беда. Да и что-то заработать хотелось бы.
– Поможем ради такого-то. Точно освободите?
Я ткнул в свою печать пальцем.
– А хозяин?
Я вздохнул:
– Еще раз говорю, я сам себе хозяин. Он, – указал я на Ларка, – тоже.
– Что делать-то?
– Останови у своих пьянство. Пусть показывают, где продукты лежат. Каюты тех, что побогаче. Инструмент для расковки надо. Кто покрепче – сюда – похоже, тут махать и махать кувалдой придется.
– Да вы нам инструмент киньте, мы тут сами… – раздался голос снизу.
Я опустил светильник, чтобы рассмотреть говорившего. На меня смотрел средних лет мужичок, среднего телосложения, средней небритости… Стандартный серый раб. Тут вдруг из глубины темного помещения послышался детский плач.
