– Ладно, ладно, мыслитель… Так вот, что я говорю: лучший способ защиты – маскировка. Значит, и нашего лазутчика замаскировать нужно.
– Ловко… Я слыхал, что связи с той стороной нет. Может и проскочить.
– Вот‑вот. Пока разберутся, пока то да се… Мало ли что с рацией случиться могло… А он уже сел. И все – ешьте меня с кашей! Небось сразу‑то не расстреляют – не звери, чай. Смотришь, и вручит кому надо свои верительные грамоты.
– Да‑а‑а… А что это за грамоты такие?
– Я что – дипломат тебе? – пожал плечами Ивицкий. – Слыхал просто, что есть такие, и все. Или читал где‑то… В «Ниве», кажется. Дескать, вручил посол такой‑то державы свои верительные грамоты…
– А‑а‑а…
– Что «а‑а‑а»? – обиделся неизвестно на что поручик. – Крась давай!
– А мне что? – Кузьмин невозмутимо спрятал мундштук в карман и потянулся за респиратором. – Могу красить, а могу и не красить…
* * *
Стояла уже глубокая ночь, однако близнецы укладываться не собирались. Они сидели за столом, сплошь застланным бумагами, и в сотый раз обсуждали предстоящее завтра дело, весьма похожее на авантюру.
Как всегда, времени на подготовку оказалось мало. По хорошему требовалось «обкатать» все еще несколько раз, да и в качестве пилота генерал Бежецкий, давно позабывший все летные навыки, к тому же во времена оные почитавшиеся им не самыми главными для офицера‑аэромобильщика, не очень «соответствовал». Но, увы, не всегда мы располагаем временем. Чаще оно располагает нами…
– Главное, не бойся повторить судьбу близнеца. – Александр бесцельно подчеркивал и подчеркивал один из пунктов лежащего перед ним аршинного списка, хотя он и без того уже был различим, наверное, за километр. – Черный ящик разбившегося «Сапсана» не пострадал, и его записи расшифровали легко. Просто в момент перехода, когда вся электроника не работала, автомат, регулирующий подачу кислорода, тоже отключился, но по какой‑то причине не заработал вновь. Естественно, что пилот потерял сознание и если бы не пришел в себя каким‑то чудом…
Генерал замолчал, с недоумением посмотрел на протертый до дыры листок бумаги и отшвырнул в сторону:
– Да не переживай ты… Я все понимаю.
– Не черта ты не понимаешь! Короче говоря, мои светлые головы так переделали систему подачи кислорода, что никаких сбоев просто не может быть. Чистая механика – никакой электроники! Сработает, как часы. Да это, собственно говоря, часы и есть…
– А что‑нибудь вроде будильника твои Кулибины не изобрели? Например, со штыком в задницу вместо зуммера. А то задремлю там невзначай и – привет.
– Не задремлешь. А если на какой‑то миг потеряешь сознание – тут же придешь в себя. Все продублировано не один раз. Сбоев не будет.
– Хотелось бы верить…
Вообще‑то все технические проблемы на фоне той битвы, которую пришлось выдержать обоим близнецам за то, чтобы отправить «за грань» в качестве посла именно Бежецкого, терялись как нечто несущественное. Но нельзя же было объявить во всеуслышание истинную причину того, почему туда должен был отправиться именно он, а не кто‑то другой! Вот и пришлось городить один на другой множество доводов, во прах развеиваемых оппонентами, пускаться во все тяжкие, затмевать своим умением убеждать всех говорунов прошлого – от Демосфена и Цицерона до Плевако и Горшковича.
И никогда не убедить бы яро настроенных против «неразумного авантюризма господ Бежецких» государственных мужей, если бы в один прекрасный момент Государь, до этого лишь пассивно выслушивающий аргументы обеих сторон, вдруг не улыбнулся своей тонкой, чуть виноватой улыбкой и не решил: «Быть посему…» И противникам Бежецких пришлось отступить…
– Ничего. Сбивать тот же самолет, который послали, там не будут…
Если бы Александр знал, что только что почти слово в слово повторил доводы поручика Ивицкого, он бы рассмеялся. Но беседу техника и офицера никто не слышал, и генерал был серьезен как никогда.
– Значит, твои действия такие…
– Саша, прекрати, – потянулся всем телом будущий «первопроходец». – Я все знаю. Не демонстрировать никаких признаков враждебности, в переговоры по радио не вступать… Хотя этот пункт я бы отбросил. Вряд ли мой голос так уж непохож на голос нашего третьего. На мой слух – так просто неотличим.
– А если предусмотрено какое‑то кодовое слово? Пароль…
– Ага! Пароль – «штык», отзыв – «бомба». Детство какое‑то… Да они там без памяти от радости будут, что я… он то есть, вообще вернулся. К тому же твой близнец наверняка сказал бы нам, если что‑нибудь такое предусматривалось.
– Почему мой? Твой тоже. А предусматривалось ли… Он башкой знаешь как шарахнулся? Тут имя свое забудешь, не то что пароль.
Один из доводов близнецов, кстати, и основывался на неспособности пришельца из иного мира в ближайшее время не то что снова сесть за штурвал истребителя, но и за руль тривиального автомобиля. И подкреплялся он, между прочим, авторитетными мнениями целого взвода медиков самого разнообразного профиля – от хирурга до психиатра. И передернули тут оба хитреца совсем немного: всем известно, как врачи относятся ко всякого рода авантюрам после подобных катастроф. И местный уроженец, и бывший майор‑десантник, каждый в свое время пережили немало аналогичных неприятных моментов в собственных биографиях, но лишь сейчас перестраховщики от Эскулапа лили бальзам на их сердца…
– Ладно. Будем считать, что никакого пароля не было. Ложусь на курс, приземляюсь… Ну и все – привет, марсиане!
– Лучше уж марсиане…
– Ты несправедлив к нашим братьям из сопредельного пространства, Саша. Они такие же, как и мы. Неужели третий наш собрат тебя не убедил?
– Вот то‑то и оно, что такие же… Такие же, как у нас, перестраховщики, ретрограды и карьеристы.
– Зато мы знаем, чего от них ожидать.
– И от Челкина?
– Да он‑то тут при чем?
– Тут, конечно, уже ни при чем, а там… Он ведь там на прежней высоте, даже, может быть, чуть выше, если учесть, сколько времени прошло. Думаешь, ему приятно будет узнать о перипетиях своего личного близнеца тут? Только, пожалуйста, не говори, что тот умнее, благороднее, великодушнее…
– Меня‑то не считай олигофреном! К сожалению, и тот – точная копия этого… Как и мы с тобой – друг друга.
– А помнится, кто‑то не считал меня совсем уж точной копией…
– Кто старое помянет – тому глаз вон. Не помнишь такую пословицу?
– Ага. А кто забудет – оба. Или у вас тут такое продолжение не в ходу?
– У определенного круга моих подопечных – даже очень, – вынужден был признать Бежецкий. – Но мы‑то…
– То мы. А то он.
Оба замолчали. Действительно, предугадать будущее ни тот, ни другой были не в состоянии. Хотя как раз сейчас это было бы очень кстати.
– Мы сейчас прямо как японцы, – нарушил молчание один из близнецов. – Они тоже, прежде чем начать какое‑нибудь дело, сперва обсуждают все, даже самые фантастические препятствия. Вплоть до падения гигантского метеорита или выхода из моря своего страховидного Годзиллы. Мы же не японцы, черт побери!
– Вот именно… – вздохнул второй. – По‑русски, на арапа… Но шкуру бегающего еще где‑то медведя поделить не забываем. Ладно, утро вечера мудренее. Ты уже не мальчик – сам разберешься…
– Вот именно… – потянулся до хруста в суставах собеседник. – Ну что: накатим по соточке‑другой коньяку и на боковую?
– Вот тебе соточка! – кукиш был более чем убедителен. – А вот – вторая. Тебе даже не за руль завтра, а за штурвал. Вот когда вернешься… С удовольствием нажрусь с тобой хоть до поросячьего визга. А до того – сухой закон.
– Понятно, – протянул генерал, только что отчитанный, будто кадет‑первогодок ротным воспитателем. Ладно, хоть равным по чину… – Банкет по случаю отбытия отменяется…
* * *
