По ту сторону жалости (СИ) - Гришанин Дмитрий

– Да он, вообще, с башкой, походу, не очень дружит, – хмыкнул я. – У него под носом Пружина левые делишки с мурами крутил. А этот чудила, когда узнал, лишь слегка пожурил старика и тут же простил. Вот кто он после этого?

– Опытный руководитель, – тут же парировала наставница. – Который ставит интересы общества выше личных обид.

– Че-че?

– Пружина не левый меняла, а главный торговец стаба, ответственный за хранилище. Он много лет фактически заправляет финансами стаба и знает тьму тьмущую местных тайн и секретов, в том числе напрямую касаемых Свина. Убивать его бесполезно, Игрок все одно вскоре возродится и затаит обиду, что, учитывая его немалые возможности в стабе, чревато грандиозным геморроем обидчику. Изгонять из стаба – глупо, старик сольет имеющуюся инфу конкурентам, и проблемы поятся не только у Свина, но и у его детища – Свинарника. Отстранять Пружину от занимаемой должности тоже не вариант, это чревато большими убытками, пока новый меняла войдет в курс дела, пока сработается с тем же Свином – и не факт, что вообще работается… Остается только помиловать проштрафившегося старика, предварительно хорошенько его напугав, ощутимо штрафанув и заставив искренне раскаяться в случившимся безобразии. Что Свин и сделал.

Пока Шпора оправдывала мудрую политику Свина, я вылез из кустов и продолжил движение по тропе.

Следующий час я спокойно шагал вперед по лесной тропе. Унылое однообразие кустов и деревьев вокруг сыграло со мной злую шутку, я расслабился, перестал осторожничать и нарвался на стаю.

Первый вырвавшийся из-за деревьев бегун удивился нашей встрече не меньше, чем я. Это его секундное замешательство меня и спасло. Успел выхватить из подмышечной кобуры пистолет и с тихим хлопком засадить твари «маслину» между глаз.

Но следом за первым тут же появился второй, затем третий… Я попятился, методично отстреливая азартно урчащих уродов.

Не всех удавалось остановить первым выстрелом, на некоторых заматеревших живчиков приходилось тратить по дополнительному патрону. Но пока выскакивали бегуны, я справлялся, и удавалось удерживать комфортную для пистолетного выстрела дистанцию в десять шагов.

Увы. Шестым, за пятеркой упокоенных бегунов из-за деревьев выскочил лотерейщик. И чтоб его успокоить пришлось отщелкать магазин до конца.

Разряженный пистолет полетел на землю, а через рухнувшего в пяти шагах лотерейщика перескочил очередной бегун.

Едва успел вкинуть винтовку и, выстрелив практически в упор, неожиданно одной пулей завалил сразу двух тварей. Из-за узости лестной тропы зараженным приходилось бежать практически в затылок друг за другом. Первому бегуну пуля прошила сердце и, вылетев из пробитой спины, угодило точно в лоб его преследователю.

Выстрел прозвучал так же бесшумно, как пистолетный, и отдача тряхнула плечо гораздо слабее, чем раньше. Определенно, Пружина честно отработал свои звезды, горох и спораны.

Меж тем поток тварей не ослабевал. Следующим выстрелом я буквально снес пол черепа очередному бегуну. И снова из-за деревьев выскочил лотерейщик.

Сухой щелчок винтаря, и грозная тварь с пробитой грудью валится на трупы. Но проклятая живучесть не позволяет лотерейщику спокойно склеить ласты. Он пытается полсти ко мне на карачках и приходится добивать еще одной пулей.

Через бьющегося в агонии лотерейщика перескакивает очередной бегун и в прыжке ловит грудью последнюю винтовочную пулю. Ее уроду с лихвой хватает, чтобы тут же сдохнуть.

Но радости от удачного выстрела нет и в помине. Грозное даже против лотерейщиков оружие разряжено. В кармане есть запасная обойма, но быстро перезаряжать винтовку я не умею. А по заваленной трупами тропе уже несется очередной бегун.

Винтовка летит в кусты, и в руках появляются извлеченные из инвентаря Шпора и мачете.

Шепчу:

– Круши!

И бросаюсь навстречу бегуну. Боевой Дар активирован. Теперь на десять секунд я практически непобедимая машина смерти. А потом, если не перебью всех тварей, скрутит откат и мне настанет трендец. Конечно, можно еще попытаться на последней секунде активировать «Легче пуха», подпрыгнуть и попытаться пересидеть откат на ближайшем дереве. Но что-то мне подсказывает, что даже бегуны смогут запросто за мной туда забраться, а лотерейщики уж и подавно. Потому доводить до такой крайности очень бы не хотелось.

Враги кончились на восьмой секунде. Последний – сильно заматеревший лотерейщик с уже начавшими костенеть пятками – пытаясь вырвать из бока мачете, до локтя рассадил мне левую руку, отчекрыжил два пальца: большой с указательным. А я, в отместку, вогнал ему Шпору в тупую харю, распилив все в фарш до задней стенки черепушки.

Твари кончились. Меня скрутило откатом. Не вытирая, закинул в ячейки инвентаря Шпору и мачете, и без сил рухнул на тела врагов.

С минуту лежал не в силах пошевелиться. Потом почувствовал, что сдавившая грудь усталость отступает, стал подниматься, облокотился на левую руку и взвыл от боли.

Кое-как сел и сразу занялся изуродованной левой рукой. Залитый кровью рукав не пришлось даже вспарывать, когти лотерейщика раскромсали его в лоскуты, и он ворохом лохмотьев болтался на изуродованной конечности, открывая руку до локтя.

Предплечье украшали три глубокие борозды, кровь из которых вытекала тонкими ручейками, собиралась в тяжелые капли и падала не землю. Капало с руки часто и обильно. Выглядели порезы ужасно, и без нитки с иголкой заштопать их не было возможности. Но эта беда еще худо-бедно решалась с помощью тугой повязки, смастеренной на скорую руку из тех же обрывков рукава. Такая временная мера, хоть полностью и не останавливала кровь, но изрядно замедляла кровопотерю. А вот что делать с обрубками пальцев, из которых кровь вырывалась крошечными фонтанчиками, я даже не представлял.

Вроде бы сперва нужно было перетянуть руку выше локтя ремнем, чтоб остановить кровоток.

Я потянулся к ремню, и застыл ошарашенный вдруг пришедшей в голову оригинальной идеей.

– Думаешь, стоит попробовать? – спросил у лежащего по соседству и уставившегося пустым взором в небеса бегуна.

– Эй, чего опять задумал? – напряглась наставница. – Скажи мне сначала!

– Ведь восемь часов с применения «Чужой лапы» уже прошло и Дар откатился. А в предыдущий раз ночью после его применения у меня все шрамы на руках исчезли.

– С ума не сходи! Ты до этого несколько часов под живительной капельницей лежал. Потому шрамы и исчезли. А сейчас, если не получится, на десять минут с культяпками лотерейщика зависнешь. Ими повязку наложить не сможешь. И тупо кровью изойдешь!

– Я все же рискну.

– У-у! Как баран упрямый. Да в конце-то концов, че я… Твоя жизнь, делай что хочешь.

– Левак!

Снова знакомое ощущение чуждости в мгновенно трансформирующихся руках. Целый рукав на правой протестующее трещит под напором изрядно расширившейся конечности, но крепкие швы справляются с нагрузкой.

Нос и уши тоже меняются, от чего окружающие запахи и звуки тут же многократно усиливаются… И я невольно подскочил на ноги, сидеть на одуряюще завонявшей свежей кровью куче тел стало просто отвратительно.

Шпора ошиблась, а я оказался прав. Все кровавые раны на лапе лотерейщика, в которую превращается левая рука, на глазах затягиваются, обрубки пальцев тоже зарастают и перестают кровоточить.

– Ну? Что я говорил! – похвастался перед Шпорой, но вместо человеческой речи изо рта вырвалось твариное урчанье.

Изолированная Даром наставница, разумеется, не смогла мне ответить.

Зато вдруг отозвался один из лежащих бегунов:

– Ты не говорил. Ты молчал. Только теперь заговорил. А раньше не говорил. Потому что ел корм. Вкусный корм. Я не смог. А ты смог…

– Достал сука! – склонившись над разговорчивым недобитком, одним движение мощных рук оторвал ему голову.

Следующие десять минут до окончания действия Дара я потратил на потрошение споровиков приконченных тварей. Когтистые лапы лотерейщика для этой работы годились идеально. Всего удалось собрать здоровенный ком паутины, тридцать два спорана и две желтые горошины – этот бонус добыл из самого развитого лотерейщика.