Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 106
Глава девятая
ИХ ВЫСОКОБЛАГОРОДИЕ ПОДПОЛКОВНИК ЖАНДАРМЕРИИ ИВАН НИКОЛАЕВИЧ СУЧКОВ
Артём Грива
Разбудил меня голос «домового», раздавшийся из окна мансарды. Спросонья я не сразу понял, о чем речь. В моих ушах… Нет, не в ушах – прямо в мозгу! – все еще звучали слова «трехглазого»: «Скоро у тебя не будет дома…»
– Еще раз! – велел я «домовому».
– Иван Николаевич Сучков,– послушно повторил «домовой».– Желаете говорить?
– Да! – воскликнул я.– Буду! Давай его на визуалку в гостиной!
Я пулей слетел вниз.
– Ванька!
– Здорово, алладиновец! – Квадратное лицо моего друга и однокашника выражало не меньшую радость, чем мое собственное.– Каким ветром в наши края?
– В отпуск. Ты на службе?
Серебряные подполковничьи погоны на черной форме императорской жандармерии смотрелись совсем неплохо. Когда виделись в последний раз, Сучков ходил в штаб-ротмистрах. Растет Ванюха!
– Как видишь. И завтра рано утром улетаю.
– Куда?
– У тебя линия защищена?
– Нет.
– Тогда погоди…– Сучков поколдовал с чем-то за пределами экрана.– Порядок.
– Что, так сурово? – спросил я.
– Не то чтобы очень, но береженого, сам знаешь… Короче, проклюнулась в Махачкале одна как бы суфийская секточка…
– Ну и пусть себе,– заметил я.– Это же Махачкала, а не Пермь. Зарегистрировались?
Я работал не в Департаменте территорий, а во Внешней разведке, но законы и Конституцию нам еще в Школе вбили намертво.
– Зарегистрировались. Все честь по чести.
– Тогда в чем дело?
– Растет уж больно быстро. За месяц – в двенадцать раз. От ста тридцати до полутора тысяч.
Я присвистнул:
– Подозреваете запрещенные практики?
– Вот именно.
– Так какие проблемы? – удивился я.– Взяли лидеров за загривки и вытряхнули информацию.
– Экие вы быстрые, алладиновцы! – Сучков рассмеялся.– А как насчет Конституции? Нет, брат, у нас ваших полномочий. Так что будет долгая работа: вербовка, внедрение, если выйдет… Ну, все как обычно. Рутина, короче говоря.
– А если по седьмому пункту?
Пункт седьмой статьи сто семнадцатой Российской конституции предусматривал немедленную изоляцию лидеров религиозной секты в том случае, если предполагалось «…психотропоное или психокодирующее воздействие с целью ограничения духовной свободы граждан».
– Увы! – Сучков вздохнул.– Начальством не поощряется использование седьмого пункта. Да в общем, и я с ними согласен. Сейчас не те времена.
Сто семнадцатая статья Конституции выросла из «Закона о религиях», принятого еще триумвиратом, позволившего, правда, жесткими мерами, избавиться от тоталитарных сект и придержать стремительно растущее влияние иноземных религий. Согласно этому закону всем религиозным организациям, имевшим базовые центры за границей, был запрещен экспорт и импорт валюты. Все мелкие и крупные секты подвергались жесточайшему контролю, и если обнаруживалось, что в них применяются «зомбирующие» методики, «проповедников» попросту ставили к стенке. А если проверяющие проявляли «мягкосердечие», то рисковали разделить участь самих лидеров. Реабилитацию «зомбированных» брала на себя Православная церковь, и поначалу, несмотря на помощь тысяч добровольцев, церкви пришлось нелегко. Да и нашему Министерству иностранных дел – тоже, поскольку большая часть «проповедников» имела иностранное гражданство. Впрочем, уже через пару месяцев стало полегче. Почуяв, что пахнет жареным, «проповедники», побросав одурманенную «паству», тараканами прыснули кто куда. В прессе, правда, поднялся шум: дескать, триумвират убирает конкурентов Православной церкви. Ответил на обвинение генерал Кондратьев.
«Да,– сказал он.– Я – православный. Но ежели кто католик, мусульманин или иудей, разве я требую его искоренить? Я обещал защищать всех граждан России, независимо от вероисповедания и национальности. И я вас защищаю. Круто беру? Да, круто! Давил паразитов – и буду давить! Иначе, братцы, нам не выжить. Обещаю: ваша жизнь повернет к лучшему раньше, чем вы ожидаете».
Помимо всего прочего, это была первая речь Кондратьева, где он говорил не «мы», подразумевая триумриват, а «я». Хотя триумвират просуществовал еще целых два года.
В нашей Конституции, разумеется, «расстрельных» статей за сектантскую деятельность не было. И привилегии предусматривались не конкретно православию, а «доминирующей на территории субъекта религии». Иначе говоря, для Польши – католицизм, для Туркменистана – ислам, для Бурятии – буддизм, и так далее. Но для империи в целом Православная церковь оставалось главной. И если кому-то из федератов, например, тому же Туркменистану, это не нравилось, приходилось терпеть. Насильно под руку Государя никто не тащил. Наоборот, еще и препоны чинили, если страна не славянская. И предупреждали при этом: выйти будет потруднее, чем войти. Так, чтобы подсосаться от России, поправить экономику, наладить рынок и сделать ручкой – не выйдет! И ни у кого пока не вышло. А вот секты в империи плодились. Особенно на восточных землях, где уровень жизни и образования у народа был пониже, чем в центре. Но опять-таки, для чего нам парни в черных мундирах? И не за красивые глаза мой школьный корешок Ванька Сучков в подполковники произведен.
– Значит, завтра уезжаешь? Жаль! – вздохнул я.– Может, все-таки увидимся? Хоть обедом тебя угощу. Где у нас нынче вкусней всего кормят?
– Богатенький ты наш! – ухмыльнулся подполковник.– Вкуснее всего у нас кормят в Братиславе. Слетаем?
– Какие проблемы!
Ванька, разумеется, шутил. Сошлись на «Демьяновой ухе», кабачке нашей юнкерской поры. Я позвонил, заказал лошадок. Жандармские вертушки могут летать, где им заблагорассудится, и садиться хоть на Дворцовую площадь, но это дурной тон. Уважающие себя мужчины перемещаются по историческому центру только верхом – если позволяют средства: пара билетов до Братиславы и обратно стоит немногим дороже.
К сожалению, Ваня Сучков был единственным из моих друзей-однокашников, находившимся в городе. Правда, «домовой» Сережки Буркина обнадежил: хозяин вернется завтра к полудню. Зато «домовой» Мишки Лебедкина отреагировал странно: «по поводу установления связи с господином Лебедкиным просим не беспокоить». Впрочем, Мишка всегда был со странностями. Помню, на начальных курсах наши психологи несколько раз пытались его отбраковать, но папа-генерал подключал связи, и Мишку оставляли. К нашей с Ванькой и Серегой радости, потому что Мишка был в нашей дружной четверке самым заводным.
