Земля без радости (СИ) - Астапов Максим

— Видимо ваши оказались повесомее его пушки. — предположил Бес.

— Шилка. — без обиняков ответил священник.

Поисковик присвистнул и кинул взгляд на металлические конструкции под которыми пряталась овощная растительность.

— Не там ли?

— Одна из. — поп провел ладонью по бороде. — Там. В окопе.

Да уж, четыре орудия даже одной «Шилки» способны переубедить в споре кого угодно. А их здесь, судя по разговору, несколько.

— Не простые вы здесь люди. — буркнул Бес.

— Не устал повторять?! Орудия эти пригнали те два друга. И позиции для их установки тоже выбирали. А уж во всем, что касалось ратных дел, они большие специалисты были.

Поп оглянулся, высмотрел среди стоявших у бытовки Береговых Арсения и помахал ему подзывая.

— Значит большого столкновения не получилось. Они практически сразу откатили свою тачанку, но от БТР уже осталась только груда металла, а сами попрятались и оттуда вещевали про антихриста и неминуемую кару которая через них постигнет всех мракобесов. А мы в ответ в колокола… И так каждый раз. Они только верещать, а мы сразу в колокола…

Он замолчал поджидая пока Арсений пройдет оставшиеся до них метры.

— Приготовь опочивальню. Отдельно. — выделил священник.

Послушник опустив глаза поклонился и также молча ушел.

А Беса настигла интересная мысль. Ведь двадцать лет назад, тогда еще «бандерлоги» не устрашали одним своим появлением, а вместо них были военные готовые ценой своей жизни защищать гражданских. Когда только начали появляться истории про Двух Первых, а про фракцию поисковиков никто и не слышал, также как и про все остальные ныне существующие группировки. И даже у спонтанно возникающих мародерствующих банд того непростого времени, существовали свои нравственные границы, ниже которых они не опускались… А вот люди с полным отсутствием моральных принципов уже имелись. Многочисленные религиозные секты, появились как грибы после дождя, сразу после Инцидента, невнятной болезнью поражая умы и души людей. Здесь мысль споткнулась и не надолго забуксовала. Вот то то и оно… На вид здоровый организм общества до военного времени, уже был глубоко поражён лживыми ценностями задолго до злосчастных событий изменивших мир. Люди все легче и чаще перешагивали через ступеньку, на которой стоят идеалы и каноны общества. Хотя нет, перешагнуть все же не получится. Но можно выбрать другое направление. И чем тяжелее смутные времена, тем легче стряхнуть с себя навязанную обществом нравственную шелуху и сделать этот один единственный шажочек, после которого начнется спринтерский забег. Только не к вершине Олимпа, а вниз, навстречу непреодолимой силе притяжения собственной низменности и своих же слабостей. Затем недолгий полет и триумфальное приземление в грязь у его подножия. А оправдать себя и свои поступки, это мы всегда готовы. Как в принципе и пожалеть… А как низко можешь опуститься ты? Этот внезапно возникший вопрос видимо отразился на лице Беса.

— Вид у тебя такой просветленный. — священник с усмешкой наблюдал за скривившейся физиономией поисковика. — Дальше то рассказывать?

Поисковик состроил кислую мину и отмахнулся.

— Значит к вечеру того же дня собралось их в округе видимо не видимо. Парни, ты их видел только что, организовали наблюдательный пост на колокольне. — поп указал рукой в сторону церкви. — И им показалось, что басурмане эти похоже ждут кого — то. И видимо они были правы. Ночь прошла спокойно, если не считать их сатанинских обрядов, а на утро, только мир четкие очертания принял, пришел непонятно кто, в мешок одетый. Помнишь, может, картошку в старое время на рынки в таких привозили. Вот такой он на себя и натянул. Дырки только для глаз и рук прорезал и подпоясался. Вид у него конечно дурной имелся. И случилась у меня с этим человеком беседа. А в ней он и показал, что умом то не обижен. Ох, непростой человек. С таким общаешься, а самому все оглянуться хочется, проверить, а не копают ли для тебя яму за спиной…

— Что хотел то? — настойчиво перебил его Бес.

— Тоже что и приходившие до него. Только этот вел разговор так, будто мы забрали девочку лично у него. Чуть ли не никак злодеи вломились в его дом и выкрали ребенка. Сказал, зла он ей не желает и не причинит боли.

Священник замолчал на пару секунд. Задумчиво вновь провел рукой по бороде.

— Может и так это. Я даже уверен, членовредительства не причинит он ей никакого. Но цели у него другие на эту девочку. Нехорошие.

— Может она, дочь его? — предположил Бес. — В ином случае, зачем ему добровольно вешать себе на шею хомут.

— Это для тебя она хомут. Поскольку ты дальше собственного носа не видишь. — резко возразил поп. — Не дочь она ему и рядом не стояла! Господь наш сохранил ещё в ком то искру свою, дар Божий к продлению рода. А этот, в мешке, видимо прознал, про существование дитя, и планы узурпаторские в голове своей построил. Ребенка захватить и сделать его символом для людских умов и душ. А души то сейчас пустые, темнота глубоко их поразила, можно этот знак Божий, что он не оставил нас, исковеркать и перевернуть по всякому. До Слова Божьего и то добрались. Многие десятилетия слуги дьявола вели свою кропотливую работу разрушая сознание людское и коверкая догмы, пока не истончилась грань между добром и злом настолько, что перестали люди различать что такое хорошо, а что такое плохо. Долго они к этому шли, но дьявол терпелив.

Бес зябко поежился. Ощутимо похолодало.

— Давай в горлицу переберемся. — заметил священник. — Там продолжим.

Они поднялись и не спеша пошагали к бытовке. На этот раз Бес заметил и наблюдателя на колокольне и второй пост, выложенная кирпичом небольшая постройка возвышалась на крыше здания к которому они направлялись. Поисковик обругал себя последними словами. Он посчитал священника и его послушника лёгкой добычей, которые чудом дожили до сегодняшнего дня. А здесь, мало тогу народу как в тыкве семечек, так ещё и несколько Шилок. Правду говорят, самая большая глупость это недооценить противника.

Они зашли в здание с другой стороны через не видимый им ранее вход. Прошли несколько помещений в одном из них разулись и помыли руки. Убранство простое, стены без отделки, мебель грубая, сколоченная из необработанных досок. Бес в полумраке, глухо бухая по деревянным полам, дошёл до стоявшего у стены с маленьким окном священника, и уселся на предложенный им стул. Тот зажёг свечу поставил ее на одну из полок и задержавшись на ней взглядом продолжил незаконченный разговор.

— Понимаешь, девочка та же свеча. Ее можно поднять во тьме, указывая заплутавшим направление и вести за собой. И постепенно таких огоньков будет становиться в душах людских все больше, и со временем искоренят они зло в себе и осветят путь другим. — поп вдруг запнулся, но через мгновение продолжил. — Но светом ведь можно и ослепить. А после вести слепое стадо куда вздумается. Смотря как преподнести. Детишек не видели уже очень давно. И как бы люди не пытались спрятаться от этого делая вид будто причина тому тяжёлые времена и ребетня станет обузой. На самом деле они просто боятся себе признаться в страшной истине — человечество бесплодно.

— Да чтобы такое утверждать надо как минимум исследования провести. — возразил Бес, упорно отгонявший воспоминания о пьяной болтовне учёных. — И, кстати говоря, я вот именно так и думал…думаю… Ну ты, понял. Ребенок в нынешнее время не просто обуза, а в прямом и переносном смысле лишний рот и проблема!

— Дубина… — обречённо вздохнул поп. — Сама история мироздания провела уже все необходимые исследования. Какие бы невзгоды не обрушивались на человеческий род, будь то природные катаклизмы, войны или эпидемии. И какими бы тяжёлыми не были условия для его существования, человечество не теряло своего дара к бессмертию. А в нашем случае без пяти лет, как четверть века людские души только гаснут. Мы вымираем.

Поисковик слушая священника параллельно задумался о финишной черте жизненного пути рода людского. В его воображении возникла простецкая могильная плита, среди многих таких же, с надписью РОД ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ и датами начала и конца. Даже примерно о времени появлении в известном ему прямоходящем и безхвостатом образе человека он имел весьма смутное представление. И поэтому графа рождения пустовала. А вот дата смерти представилась четко, конец двадцать первого века, римскими цифрами. И никакого сожаления он не испытал. И тут же был готов контраргумент на вопрос как же так это же вселенская трагедия! А почему его что то должно волновать после собственной кончины? А остальное, как говорится, уже ваши проблемы, насколько бы глобальными они не были.