Закон Кремля - Силлов Дмитрий Олегович "sillov"

– Кровь… неправильная, – пояснила она. – Человеческая.

– Ну да, человек я, – хмыкнул я, затягивая жгут выше локтя и невольно пряча глаза – кио своего обнаженного бюста не стеснялась совершенно. – И давай на этом закончим знакомство, ладно? Помогли друг другу – и расходимся.

– Нет, – качнула она головой, делая шаг ко мне. – Ты мог идти мимо, не спасать. Но ты… спасать. То есть спас меня. Так что я теперь иметь Долг Жизни.

– Забей, – поморщился я, доставая из аптечки кривую хирургическую иглу с уже заряженной нитью. – Я твой долг аннулирую. А теперь извини, у меня, как видишь, дело есть.

Не прокатило.

Случилось то, чего я опасался. Она просто подошла, взяла мою руку и принялась ее лизать. Медленно, глядя при этом мне в глаза.

Ох, блин… Было уже такое у нас с ней, с продолжением… И от воспоминаний об этом у меня в нижнем регистре моментально неслабое напряжение образовалось. Нет, я все понимаю, слюна киборгов целебная, от нее раны затягиваются чуть ли не моментом, но вот реально – лучше б я ту рану зашил и на этом закрыл вопрос.

Но меня никто не спрашивал. И хрен вырвешься из ее стальных пальцев – в смысле, танталовых. Но что самое неприятное – вырываться совершенно не хотелось.

Язык у нее был горячим, будто разогретым на костре. И слюнявым. Я видел, как вслед за ее длинным лизом рана заполняется чем-то вроде белесого геля, жгучего, словно крапива. А еще я видел, как края глубокой раны начинают медленно сходиться, выдавливая этот гель наружу. Такое повреждение тканей, будучи зашитым, заживает пару недель – если не загноится, конечно. Сейчас же оно затягивалось прямо у меня на глазах. И можно было не спрашивать, как такое возможно, ибо ответ я знал из прошлого опыта. Специальные железы у кио вырабатывают слюни на основе регенерона, только с улучшенной формулой. И у самих киборгов ранения быстро затягиваются, и человека эти боевые машины могут подлечить, если потребуется. И напряжение снять, которое возникает у нашего брата ввиду долгого отсутствия женского внимания.

Хотя нет, не в моем случае. Было оно, женское внимание, немногим более суток назад… Горячее, страстное… Настоящее. По крайней мере, так мне казалось в тот момент. А потом я ту девушку убил своей рукой. И пусть логика и здравый смысл подсказывают, что я не любовь всей своей жизни зарезал, а чудовище, которое пришло, чтобы отнять мою жизнь, – не прокатывал эдакий аутотренинг. Потому что когда голова думает одно, а сердце говорит другое, душа страдает так, что хоть вешайся…

Настя лизню свою тем временем закончила и руку мою отпустила. Теперь она просто стояла и смотрела на меня. Бесстрастно, как машина, но в то же время чувствовался в ее взгляде интерес, какой бывает у женщины к мужчине, который пару раз за десять минут спас ей жизнь. Чуйка моя тренированная подсказывала, что захоти я – и все будет. Прямо сейчас, прямо здесь, даже в развалины идти не надо, так как хрен кто подойдет к двум спаривающимся убийцам, перемазанным желтой кровью врагов, трупы которых валяются вокруг них.

Но я не захотел. Головой, сердцем и душой, хотя нижний регистр моей тушки был весьма не против воспользоваться ситуацией. Понимая, что, скорее всего, потом пожалею о своем решении, я ничего не сказал, даже не поблагодарил за лечение, а просто повернулся и пошел вдоль улицы с полуразрушенными домами по обеим ее сторонам…

Но ушел недалеко.

Картинка перед глазами вновь поменялась, и вместо улицы я увидел дорогу. Длинную, уходящую далеко за горизонт. Мои пальцы сжимали руль тяжелого мотоцикла, на котором я сидел и по бокам которого торчали два пулемета-«минигана», а в сумке, прикрепленной к мотоциклу, сидело лупоглазое, ушастое, мохнатое, лемуроподобное существо, которое я, помнится, назвал Рудиком.

Словно почувствовав что-то, оно повернуло голову и посмотрело на меня большими печальными глазами. Так посмотрело, что у меня аж сердце заныло и в горле запершило…

Но на этот раз не было у меня другого выбора.

Я остановил мотоцикл и, стараясь не смотреть в глаза маленького мутанта, сказал:

– Вылезай.

Рудик недоверчиво прижал уши.

– Что-то у меня плохое предчувствие, – произнес он. – Я сейчас вылезу, а ты уедешь.

Врать не имело смысла.

– Да, уеду, – сказал я.

Рудик вздохнул.

– Я знал, что так будет, – произнес он. – С самого начала знал, с того момента, как ты предложил убить зонных [4]. Но не верил, что ты сможешь бросить слабое, беззащитное существо посреди дороги. Ты ведь понимаешь, что обратного пути у меня нет. И что я просто погибну тут один.

– Не обязательно, – деревянным голосом произнес я. – Но со мной ты погибнешь точно. Поэтому возьми «Вал» – и уходи. Думаю, ты знаешь, как им пользоваться.

Я снял с плеча уникальное бесшумное оружие, которое Кузнец в Зоне довел до совершенства, и протянул мутанту.

Но тот лишь покачал головой.

– Оставь его себе, хомо. Если я возьму твою огненную трубу, то ты будешь думать, что, возможно, она мне помогла и я остался жив. А так моя смерть будет на твоей совести.

Сказал, повернулся и пошел в сторону от дороги.

– Твоя смерть и так на моей совести, – прошептал я. После чего слез с мотоцикла, повесил «Вал» на руль и направился в сторону рощи с корявыми деревьями.

Мне было все равно куда идти, лишь бы в сторону, противоположную той, куда ушел Рудик. Чем дальше от меня, тем лучше для него. Зная его натуру, я был почти уверен, что спир вернется к мотоциклу – не пропадать же добру!

И будет ждать меня.

Долго.

Может, сутки, может, больше…

А потом, поняв, что я не вернусь, он заведет мотоцикл – он сможет, я уверен, – и поедет куда-нибудь, навстречу своей судьбе…

Сверху громыхнуло, а потом в рощу, к которой я направлялся, ударил столб пламени.

Не молния, нет.

Хуже.

Гораздо хуже…

Это был огненный шквал, который не сжег, а просто в мгновение ока содрал с деревьев хилую листву, ветви, кору, превратив их в огненные факелы, торчащие из земли.

И земля не выдержала удара. Разошлась в стороны, словно плоть, в которую вонзили гигантский невидимый меч. Причем эта трещина стремительно расширялась – и я понял: через несколько мгновений я провалюсь в нее вслед за пылающей рощей и тоннами земли, осыпающимися вниз с ее краев…

Бежать было бесполезно, слишком быстро расширялся провал. Поэтому я просто стоял, смотрел и ждал, когда разбушевавшаяся стихия поглотит меня…

Но за мгновение до того, как земля разверзлась у меня под ногами, кадр сменился.

На меня смотрели большие глаза с длинными-длинными ресницами. Маленькая нео-подросток по имени Рут с аппетитными формами, покрытыми шерстью, свойственной этому виду разумных человекообразных.

– Снар ее сильно любил?

Вот он, тот самый момент, когда она начала привязываться ко мне. Я с полчаса назад спас жизнь этой милой обезьянки, помешав Ррау всадить стрелу ей в спину, а она минут пять назад спасла мою, метко швырнув осколок кирпича в глаз вожаку руконогов [5]. А теперь она интересовалась, сильно ли я любил Марию, хотя я ей об этом не говорил. Просто интуиция слишком сильно развита у женского пола, что у гладкокожих его представительниц, что у мохнатых. И если женщина метит на место в твоем сердце, она очень чутко чувствует, занято то место или нет.

– Значит, так, девушка, – веско сказал я. – Конечно, спасение жизни спутника – серьезный поступок, но не аргумент для того, чтобы заниматься психоанализом его личной жизни. Которая, кстати…

Я запнулся.

Сейчас я проговаривал слова, которые сказал тогда, в прошлом, и они лились легко и непринужденно. Понятно почему. Слепой шам твердо держал слово и, ориентируясь на мои воспоминания, вновь безошибочно отправил меня в ключевую точку моих взаимоотношений – на этот раз с Рут. В прошлом я позволил ей пойти со мной, привязаться ко мне, влюбиться в меня. А потом ради того, чтобы стать человеком, маленькая самочка-нео шагнула в Черное Поле Смерти, рискнув жизнью, ибо вернуться живым из этой аномалии практически нереально…