"Фантастика 2024-184". Компиляция. Книги 1-20 (СИ) - Войтенко Алекс

— Охренеть! — снова восхитился он, похлопывая ладонью по ковру. — Это же то, что нужно.

— Главное, что не требуется большая площадь. Можно ведь и не бросать, а просто завалить вращая его руку вокруг оси плеча. Вот так.

Я показал прием без «полёта», чуть сильнее вогнав ему свою ногу в его пресс.

— Су-у-у-ка! Хорошо-то как. Давай я.

Мы долго разучивали полюбившийся Толику приём, а я видел, как улыбается тренер. Наверняка зарисует приём и будет использовать в боевом самбо. Очень уж он не только эффективный, но и эффектный.

— Вы нормально бороться-то будете? — наконец не выдержал тренер. — Давайте прекращайте баловство. Схватка пять минут. Пусть француз покажет себя безо всяких подлянок. Дзюдо, так — дзюдо.

— И самбо, — сказал я.

— Ну, хорошо. И самбо…

Мы вышли в середину, остальные расселись по краю ковра у стенок.

Толик был здоров, как бык. Вернее, как великан. Но и по-великански инертен. Захват я ему не отдавал и мы кружились и кружились. Наконец, мне это надоело, я сделал проход в одну ногу, накрутился на неё в стиле Грейси, повалил его и провёл защемление ахилесова сухожилия.

Дзюдо я считал ущербным видом спорта из-за отсутствия в его арсенале болевых приёмов на ноги. Что за прихоть японская? Может у них в древности существовало какое-то табу на касание мужских ног? Ведь даже хватать за ноги было запрещено. В чём дело? Почему? Не понятно.

— Отличный проход! — даже вскрикнул тренер. — А ну как покажи ещё раз. Толик не сопротивляйся!

Я снова выполнил проход в одну ногу с захватом пятки, накрутил на себя Толика, попытался сделать болевой на ахилес, но Толик напрягся. Тогда я перехватил ступню по-другому, крутанулся и сделал переход на скрутку пятки. Толик ойкнул.

— Хе-хе! — обрадовался тренер. — Не будешь мешать. Просил же показать. А он… Как он тебя, Толян?! Такую ножищу…

— Да он, как удав, вокруг моей ноги! — простонал Толик. — Это какая-то незнакомая техника.

— Да! Что это да борьба? — спросил тренер. — это точно не дзюдо, потому что в нём нет болевых приёмов на ноги, и не самбо. Я, по крайней мере, такого входа не знаю.

— Это — джиу-джитсу.

— Сука, — выругался тренер и оглянулся на спортсменов, но на него смотрели взрослые мужики и он махнул рукой. — Век живи, век учись, а всё равно дураком помрёшь. Моя любимая поговорка.

Глава 24

— Нет в мире совершенства, как сказал в своей сказке про «маленького принца» наш писатель Антуан де Сент-Экзюпери.

— И он прав, но стремиться к совершенству надо, — сказал тренер и захлопал в ладоши. — Продолжаем! Продолжаем работать! А вы снова ползите в свой угол.

Давно я так не уставал физически, как в спаррингах с Анатолием. МЫ ещё немного поборолись, причём Толик перестал «рвать меня как Тузие грелку», так как я тут же проводил какую-нибудь «пакость», как он называл мои контрмеры. Чаще всего я постукивал его по болевым точкам. Например, втыкал ему большой палец в подмышечную впадину, или хватал его за локоть противоположной рукой и заводил локоть вовнутрь. Намаялся я с ним, короче, пока приручил. Хе-хе…

Обмыв тело в одной из театральной душевых, с трудом добрался до своего кабинета, напился чая со свежим хлебом с котлетками и, постелив свежие простыни и любимую подушку, заснул с чистым сердцем праведника.

Утром мне снова удалось сходить на пленер, причём, сразу после получасовой пробежки в быстром темпе. Я даже не обмывался, а только обтёрся, переоделся и пошёл рисовать памятник Ломоносову на фоне фасада Дворца культуры и высотки МГУ.

Вернувшись, и узнав, что мне звонил товарищ Симонов, я понял, что меня ждут по условленному позавчера адресу. Приняв «ванну и чашечку кофе», оделся во вчерашний костюм, свежую рубашку, туфли, пальто с кашне и шляпой, прошёл МГУ насквозь и вышел через северное (парадное) крыльцо. На проспекте меня ждала чёрная «Волга» со знакомым водителем, которого представил мне лично Юрий Владимирович.

Везь день я ездил по инстанциям. Сначала в Московский горком КПСС, где меня, на специально созванном совещании, познакомил со всеми секретарями сам товарищ Гришин. Их же ознакомили и с постановлением Совета министров СССР о деятельности моего фонда на территории СССР.

Я рассказал «товарищам» вкратце о своих первых впечатлениях л Москве, об университете, о вчерашнем разговоре с ректором и наших с ним планах компьютеризации МГУ и подключении его к глобальной сети. Доложил, что сегодня встречаю первые контейнеры с электроникой и другим оборудованием и о том, что уже завтра начнётся монтаж кабель-трасс установка серверов. Половина из того, что я сказал, товарищами не воспринялось адекватно про причине дезориентации в терминах. То есть поняли меня примерно наполовину, но кивали и высказывались по существу предстоящей деятельности фонда одобрительно.

Сразу из горкома партии я отправился в аэропортовскую таможню, куда привёз постановление совета министров. Но оказалось, что там уже есть своё внутреннее распоряжение, согласно которому всё «прилетевшее из Парижу» оборудование было перемещено в обычные склады. Я забрал только небольшой контейнер с серверами, пятью рабочими станциями, маршрутизаторами, принтерами и расходниками к ним, видеокамерами, радиоаппаратурой.

Прямо из таможни я позвонил коменданту Маше и попросил ей снять с занятий нескольких студентов, чтобы разобрать контейнера. Груз был собран по небольшим ящикам, а потому вполне транспортабелен.

Сам я отправился в Москонцерт, оттуда в Росконцерт, а оттуда в Министерство культуры СССР. Наш кортеж от объекта к объекту разрастался и к конечной точке уже составлял четыре машины ГАЗ −24 «Волга». Впереди ехала «Росконцертовская», так как имела на крыше синий проблесковый маячок. В итоге посовещавшись в Минкульте до обеда, меня накормили в министерской столовой и отпустили восвоясе, попросив сообщить, когда будем делать контрольный прогон концертной программы. Я, объевшийся как удав котлет по-Киевски, только и мог делать, что кивать головой, как лошадь.

Репетиция была назначена на пять часов вечера. На восемь часов была назначена тренировка. Сразу после тренировки я хотел совершить «расслабляюще-успокаивающую» пробежку вокруг университета. Сегодня моего спарринг-партнёра Толика быть не должно, а нагрузки уменьшать нельзя. Раз уж взял ьакой темп, надо держать.

После Минкульта меня отвезли во Внешторгбанк, где я подписал нужные карточки и документы, тем самым открыв в банке рублёвый и валютный счета. В банке мной особо не интересовались и это дало мне возможность немного расслабиться и даже вздремнуть, когда девушка заполняла какие-то формы. Так что, к пяти часам я вернулся в университет бодрый и полный творческих начинаний. Меня уже ждали. Пятеро студентов сидели в фойе перед Большим залом и репетировали на двух акустических гитарах, причём барабанщик Боря стучал барабанными палочками по мраморному подоконнику.

Мы поздоровались.

— Это — Славик! Это — Миша! Они гитаристы и поют неплохо.

Я вопросительно посмотрел на Семцова.

— Вы же сказали «тащите всех».

— Это все? — вопросил я сделав удивлённое лицо.

— Пока только этих нашли. Объявление написали и вывесили. Придут ещё. Может быть и сегодня. А зачем нам много музыкантов? Оркестр будем делать?

— Будем несколько составов делать. Несколько рок-групп, — сказал я.

— Как это? — спросил Самцов.

— А так это! Как в футболе команда? Первый состав, второй. Высшая лига, первая, вторая, третья. У нас, братцы, не халям-балям, а «Всесоюзный Рок-клуб». Вон, — показал я пальцем, открыв дверь входа на сцену, на ящики.

— Барабаны прилетели? — спросил Борис Тихонов.

— Прилетели, прилетели, на головку сели, — проговорил я. — Вон ящик подписан «Амати друмз». Ферштейн?

— Ферштейн, — разулыбался Борис.

— Вскрывай, — разрешил я. — Остальное не трогать. Хотя… Откройте вон тот, где написано «Фендер — С» и достаньте две гитары.