"Фантастика 2025-76". Компиляция. Книги 1-35 (СИ) - Стоев Андрей

— Они совсем невелики, увы, — признал я с печалью. — Можно сказать, что их практически не существует.

— Я могу подсказать вам адресок, но с условием.

— И что же это за условие?

— Мы бы хотели приватно пообщаться с ним перед тем, как вы, эээ… как бы это сказать… — Курт неопределённо помахал рукой, — с ним распрощаетесь. Но он должен быть в состоянии говорить.

Одна фраза, и как много из неё стало ясно. Судя по всему, резиденты работают по взаимному согласию, как представители в делах, которые предпочтительно делать без огласки. Владимирский резидент явно зарвался, и княжьи люди очень хотят с ним побеседовать, но сами подступиться к нему не могут. А вот под шумок можно допросить его как угодно, всё спишется на Арди.

— Не вижу причин, почему бы это было невозможным, — охотно согласился я. — Однако если выяснится, что мы ошиблись, и он непричастен к интересующим нас событиям, то мы будем вынуждены отпустить его с извинениями.

— Вы же сказали, что у него шансов нет? — поднял бровь Курт.

— Их и нет, — ответил я. — Но в жизни случаются и вещи, у которых нет никаких шансов случиться, и я не хочу связывать себя обещанием, которое я не смогу выполнить, пусть даже в таком невероятном случае. Словом, господин Курт, давайте договоримся так: если он замешан в известных событиях, в чём мы полностью уверены, то у вас будет возможность поговорить с ним без лишних свидетелей. Если же мы ошиблись, то мы его отпустим, и наша договорённость аннулируется.

— Не сказал бы, что я в восторге от вашего дополнения, — отметил Гессен, — но я понимаю ваши резоны. Договорились, но с условием, что наше участие во всём этом останется строго между нами.

— Обещаю вам, что мои люди будут молчать. Если до Воислава Владимирского и дойдёт информация о том, что вы допрашивали его резидента, то не от нас.

Гессен поморщился от моей прямоты, но ничего не сказал.

— Вот здесь мы нашего гостя и разместили, — радушно объявил Антон Кельмин, открывая передо мной дверь.

Комната с некрашеными бетонными стенами, бетонный же пол с водостоком, и железный стул в центре — номера у Кельмина определённо не пятизвёздочные, и с мебелью плоховато. Что поделать — специфика, так сказать, накладывает. Впрочем, присутствовала там и ещё кое-какая мебель — в углу стояли небольшой столик и стул для писца. Наше семейство шло в ногу со временем, поэтому на столе никакой бумаги не было, а стоял самописец — новомодное устройство для записи звука на монокристаллы кальцита. Кучка пока ещё прозрачных монокристаллических кубиков лежала наготове рядом с самописцем. С моей точки зрения, платить сорок пять гривен — практически половину цены недорогого самобега, — за обычный, по сути, диктофон было явным перебором, однако замечаний на этот счёт я делать не стал.

Прогресс в области звукозаписи в этом мире пошёл каким-то неправильным путём, впрочем, имелись и кое-какие преимущества у такого подхода. Например, воспроизведение с монокристалла создавало полностью объёмную звуковую сцену — звук воспроизводился именно из того места, откуда исходно шёл, и звуковая картина не нарушалась, даже если слушатель перемещался по комнате. Так что вполне возможно, что я сужу слишком поспешно — со временем цена таких устройств должна упасть до приемлемой. И не исключено, что когда-нибудь к звуку добавится объёмное изображение, и тогда наши три-дэ фильмы будут выглядеть в сравнении полнейшим убожеством. Собственно, они и сейчас выглядят убожеством по сравнению с визионом, но визион — это всё-таки технология не для дома. К тому же очень недешёвая — визионеры работают отнюдь не за веверицы.

Постоялец сидел на этом самом железном стуле — надёжно привязанный, чтобы не пропустить никаких услуг из набора «всё включено». Вид у него был не очень радостный.

— Господин, позвольте представить вам Мирона Зверева, — продолжил Кельмин, — скромного чиновника Приказа дел духовных.

— Странный выбор прикрытия, — слегка удивился я. — Зачем ему народное просвещение и работа с храмами? Я бы ещё понял, если бы он сидел где-нибудь поближе к военным подрядам или хотя бы промышленности. Да я, собственно, и думал, что он обретается где-то в Работном приказе, тамошние чернильницы как раз у Ивличей и мутят.

Зверев сидел молча, недружелюбно нас рассматривая.

— Вот пусть он нам сейчас всё это подробно и расскажет, — предложил Кельмин.

— Нет, Антон, — покачал я головой. — Сначала мы обязаны удостовериться, что это действительно наш клиент.

— Вы в этом сомневаетесь?

— Вообще-то не сомневаюсь, но у нас против него есть только свидетельства других людей. Они могут ошибаться или лгать, а стало быть, мы можем попасть в неприятную ситуацию, если вдруг он окажется невиновным.

— И каким образом мы можем в этом убедиться? — задумался Кельмин. — Я имею в виду, без применения средств, которых к невиновному применять не стоит.

— А я его просто спрошу. Уважаемый Мирон, сейчас я задам вам вопрос. Если ответом будет «нет», то на этом всё закончится. Мы компенсируем ваши неудобства и отпустим вас с извинениями. Отказ ответить будет трактоваться как «да». Итак, вопрос: вы причастны к похищению Киры Заяц?

Мирон поднял на меня глаза и твёрдо ответил:

— Нет. Отпустите меня.

— Отпустил бы, если бы вы ответили правду, — улыбнулся ему я. — Но это, увы, была ложь. Я не упомянул вам небольшой нюанс, что я эмпат и чувствую ложь. Хотя вы наверняка и сами догадались, что вряд ли мы бы так просто приняли на веру ваше «нет». Так даже в сказках не бывает.

— Ну так что — работаем с ним? — спросил Антон, добродушно усмехаясь.

— Работаем, — отозвался я. — Но без тебя и твоих людей. Сейчас сюда приедет Драгана Ивлич, и мы с ней вдвоём его и поспрашиваем. Это не вопрос доверия, Антон, просто здесь дело пахнет большой политикой, и вам туда лезть небезопасно. Я бы и сам не лез, но приходится.

Кельмин просто кивнул, ничего не сказав. Он и сам прекрасно понимал все опасности и совершенно не горел желанием влезать в родственную грызню князей. Очень уж легко при этом оказаться тем, кто знает слишком много лишнего.

— А всё, что касается нас, я тебе потом расскажу, — пообещал я.

— И что вы собираетесь делать со мной? — спросил Зверев, о котором мы как-то уже и забыли.

— В общем-то, не вижу смысла от вас это скрывать, — пожал я плечами. — Сначала вас допросим мы с сиятельной Драганой. Потом с вами поговорят люди князя Яромира. Ну а потом мы вас казним.

— Подобная расправа вас не красит, — отозвался Мирон, на удивление сохраняя самообладание.

— Полностью согласен с вами, — кивнул я. — Дикость, и вообще отвратительно. Но у меня нет другого пути.

— Другой путь всегда есть, — заметил Зверев. — Я уверен, что князь Воислав согласится выплатить щедрую виру за меня. И наоборот, если вы меня убьёте, он заставит вас серьёзно об этом пожалеть.

— Нет, вы только посмотрите, что за наглец! — засмеялся Кельмин.

— Безусловно, всегда есть несколько разных путей, — серьёзно ответил я. — Проблема в том, что все эти пути при ближайшем рассмотрении оказываются неприемлемыми. Если я вас отпущу, люди сделают вывод, что можно посягнуть на мою семью, и при этом избежать наказания. Да и несправедливо это будет по отношению к тем, кто выполнял ваш приказ, они-то все умерли. Так что, увы, отпустить я вас не могу, даже если бы хотел. Варианты вроде бы есть, но при этом, как видите, выбор у меня отсутствует.

— Вы готовы поссориться с князем?

— Воислав не мой князь, — заметил я. — И с чего вы взяли, что он будет за вас мстить? Думаю, что всё будет как раз наоборот, он заплатит виру. Вы, похоже, просто не понимаете, как будут развиваться события. Видите ли, я не собираюсь просто так вас казнить. Всё будет происходить иначе — после допроса мы отвезём вас в Суд Дворянской чести, где я предъявлю вам обвинение и заявлю право на месть. Люди князя Владимирского занимаются похищениями и убийствами наших аристократов — это же грандиозный скандал. Будьте уверены, суд не будет тянуть с решением. После чего я совершенно законно сделаю с вами всё что угодно. И как вы полагаете, поступит Воислав? Да здесь даже гадать не нужно — он от вас немедленно откажется и объявит вас преступником.