Москва и Московия - Калашников Сергей Александрович

– Сударыня, личный состав вверенного мне лодочного двора приветствует тебя, – громыхнул местный старшой.

После этих слов собравшиеся неорганизованно отвесили поклон, всяк на свой манер – от поясного до короткого кивка.

– Здравы будьте, братцы и сестрицы, – приветствовал я собравшихся для торжественной встречи меня и моей реципиентки.

Ответ получился невнятным: всяк откликнулся на свой манер.

– Баньку с дороги? Трапезничать? Или почивать желаешь? – поинтересовался глава местного заведования.

– Под навесом посижу, день-то нынче жаркий. Пришли мне Билла, Дина и сам приходи с морсом клюквенным.

– А Гарри и Аптекаря?

– Сама их отыщу потом. А то потону в информации. Небось такого тут без меня натворили, что просто страсть.

– Не без этого, – ухмыльнулся Сила Андреич.

– Привезли ещё до ледостава детей боярских, – рассказывал Дин. – Девятнадцать отроков и девицу, мальчишкой одетую. Ну, девицу, понятно, мигом приметили (видывали мы баб в штанах) и поселили с девками из младшего сиротского взвода. Вся группа в возрасте от восьми до девяти лет. При каждом дядька. Так тех дядек я в отдельный учебный взвод собрал и тоже к учёбе приставил. Счёт и грамоту они разумеют, все как на подбор рукастые да саблями махать мастера. Стрелки тоже справные. Так что науку они отрабатывают, преподавая навыки ратные и дело воинское. А что тут попишешь, когда вокруг столько людей лихих! Только учить отбиваться.

– А сами мальцы эти благородные? Как они себя поставили?

– Иные командовать пробовали или ухода особого требовали. Ну, попробовали, потребовали да и угомонились. В одном только я им потрафил – позволил сшить себе одежду, какую сиротам выдают и плавсоставу. Так это за их кошт. Они, может, и не из самых богатых, но все со средствами. А сами все разные, как и всегда. Есть и сильно любознательные, и такие, что делают от и до, и ничего более. Упрямых же ихние же дядьки секут, если те в невежестве сильно упорствуют.

– Драки были? – с подозрением спросил я.

– Не без этого. Но без членовредительства. Намяли бока друг другу, и разлились вокруг респект и уважуха. Всяко тон тут местные парни задают, те, что старше и в навигацию ходят в плавсоставе. Они-то вместе с дядьками и урезонили самых ретивых. Ты это, Софи, шестерых, может, возьмёшь в морское обучение? Просятся.

– Боярчата?

– Два боярчика да четверо из тутошних.

– Раз просятся, посылай к Ивану. На Архангельске нынче корапь военный учебными плаваниями занимается. Может, и приживутся на нём юнгами. Так что тут нового с учебным процессом?

– Да нового пока ничего. Второй класс ведь у нас тут сейчас самый старший. Только идут постоянные дополнения к программе природоведения. Аптекарь вон микроскоп господина Левенгука привёз и маленьких невидимых зверьков ученикам показал. А в микроскопе господина Эдуарда Корна клеточное строение луковой шелухи видно очень хорошо. Ну и разные тонкие срезы. Там уже вроде клуба собирается с дискуссиями насчёт устройства живности и растительности. В прошлом году лягушек резали да изнутри рассматривали. А нынче по весне Аптекарь со своей Герцогиней мертвяка, из-под снега вытаявшего, распотрошили всего. Мы с Биллом и Гарри на шухере стояли, чтобы не прознал про это никто, особенно поп.

– Герцогиней? – не понял я.

– Та девица, что с ним пожаловала, – незаконная дочерь Бекингема. Любимая, балованная и очень до знаний жадная. В Кембридже училась, притворяясь юношей. А у Аптекаря-то глаз на тебе набитый, он девицу в мужском платье с парнем не спутает. Ну а там совместные занятия фармакопеей, алхимия, передача по великому секрету сведений о правильном строении вещества, экспериментальное развенчание теории флогистона – и она сдалась. Они вместе йод выделяли из золы морских водорослей и мазь Вишневского составляли из дёгтя и масла рицинового, которое ты касторкой назвала. То есть подбирали третий компонент, которого ты и сама не знала. Славная баба эта Герцогиня. Лучшей повитухой в здешних местах слывёт, ну и врачует болезных как может. А может она многое: хорошо училась плюс из биологии кое-что знает из верных представлений. Сведения, опять же, при разговоре с людьми извлекать умеет. Собирается тебя осмотреть, ты уж не обижай её недоверием.

– Осмотреть? Что она во мне найти собирается? – всполошилась Софи. – Хотя пускай осматривает, – поспешил я скорректировать рефлекторно проявленное «нами» недоверие. – Ей ведь интересно. Она же доктор! – За что получил по мозгам, но не до отключки. – Что у нас новенького, Билл? – поспешила Софочка перенести фокус внимания собравшихся.

– Мы мягкое железо расплавили. То, которое кричным называют, или сыродутным. В горшочке из серебришка. Со дна и с боков на угольях грели с поддувом, а сверху подавали берёзовый конденсат тоже с поддувом между поверхностью ведра и сводом печи. Получили слиток однородного мягкого железа. А то помнишь, как у нас первая пушка лопнула из-за неоднородности? Вот. А из этого железа вытянутая не лопается даже при двойном заряде. Первый ствол мы после стрельб подвергли цементации и снова отстреляли. Разницы не почувствовали, хотя поверхности стали твёрже, не сразу оцарапаешь. А если начинаешь пилить, то внутри мягко. Как думаешь, если в расплав железа подкинуть чугуна, содержание углерода в сплаве повысится?

– Должно повыситься. Тогда твёрдость распределится однородно. Только тут не перебрать бы. Твёрдое – оно же обычно и хрупкое. Слыхал ведь про то, как чугунные пушки разрывает, – поспешил я поддержать идею и предупредить на случай, если ребята переборщат. – Слушай, Билл! Как так вышло, что вы тут перестали жаловаться на нехватку металла?

– Так это всё дядя Сила наворачивает коммерцию. – Парень повернул голову в ту сторону, где от терема к нам приближался местный старшой с кувшином и кружками.

Напоив собравшихся морсом, Сила Андреич стал отвечать на Софочкины вопросы:

– Железо это сыродутное тут много кто из местных издавна плавит. Даже заводик на Сысоле-реке имеется малый, где чугун льют. Мы ведь чего только не возим по всей Вычегде! А людям не хлеб единый надобен, который недорого отдаём. Те же свечи парафиновые – их все любят, потому что без копоти горят. Юфть, ткани крашеные, а из Мурома от тамошних мастеров и посуда добрая, и вещицы валяные! Те же вогулы как-то по-своему медь выплавляют, а их то самоеды где-то встречают, то зыряне. Вот и доставляют понемногу, но всё время. Олово откуда-то из Соловков иной раз привозят. Нет, нарочно мы не торгуем, но люди здесь разные случаются и, бывает, хотят то, что у нас есть. Неудобно отказывать: мы-то ещё привезём или сделаем, а им приятно. Что-то продавать приходится, чтобы не обидеть доброго человека, что-то на обмен отдавать. А иногда и потрудимся – отвезём, что просят, куда укажут, ради добрососедства и всеобщего миролюбия. Оно как-то спокойнее, если соседи нуждаются в трудах твоих.

Вот так и выяснилось, что Котлас начал превращаться в научно-промышленный центр, работающий на привозном сырье и становящийся центром меновой торговли. Охотники, например, берут арбалеты. Другие приносят свои кремнёвые карамультуки в ремонт. А иные даже фитильными пользуются, которые тоже иногда нуждаются в поправлении. Железные ободья для тележных колёс и металлические втулки для них же. Обручи для бочек. Артель углежогов заказала аппарат для пиролиза, который топят, сжигая конденсат.

Технический прогресс начал расползаться по окрестностям, внося в жизнь населения свои плоды. На огородах котласских баб прижилась картошка, завезённая маменькой Агатой. А её любимая кукуруза не прижилась. Не прижились здесь и сахарная свёкла, и подсолнечник. То есть всходят, но толком не вырастают. Судя по всему, им правильный климат будет по берегам нижнего течения Волги, Днепра и Дона – в местах, нынче неспокойных и для мирного земледельца неуютных.

Так что из стратегических материалов у нас нынче в дефиците источники сахара, необходимые для производства спирта, и по-прежнему каучук, который мы изводим бочками на производство обшивок судов. Если отец покупает его всё у того же Зуриты, то нынче этот португалец – очень состоятельный человек. Как же хорошо, что европейцы ещё не догадались, сколь ценный продукт сок гевеи!