Наёмный самоубийца, или Суд над победителем (СИ) - Логинов Геннадий

Впрочем, у данной работы, как и у многих других, представленных на этой выставке, не имелось однозначного толкования: всё это могло быть не более чем пустыми домыслами и допущениями.

Как бы то ни было, данная картина, написанная самим основателем клуба, была первой, но далеко не последней из созданных в подобной художественной манере.

Взять, к примеру, «Суд над победителем», где изображён боец, одержавший победу в бою, который, согласно условиям сделки, обязывался проиграть; мало того, он нехотя погубил своего противника, к которому не испытывал неприязни ни до, ни после боя, но в момент азарта по-настоящему хотел добить бедолагу; естественно, эти действия привели убийцу на скамью подсудимых, став мотивом для картины.

Первоначально клуб «Никаких имён» возник довольно спонтанно — в силу прихоти экстравагантного молодого человека, всю жизнь считавшего себя неоценённым гением, при этом внезапно ставшего единственным наследником несметного состояния дальних родственников. Желая отыскать единомышленников и вместе с тем интересно провести время, он открыл свой салон, в котором преимущественно выставлялись скандальные работы молодых неизвестных мастеров, не принятых и не понятых общественностью.

Деятельность членов клуба не ограничивалась одним видом искусства или родом занятий. Молодые дарования, старшему из которых на тот момент не было и тридцати, выставляли на суд товарищей свои картины, скульптуры, литературные и музыкальные произведения — словом, всё, что только можно было продемонстрировать и обсудить.

Скопление ярких индивидуальностей. В меру сумасшедших. В меру гениальных. Выходцев из самых различных общественных слоёв, избравших различные профессии и убеждения. Они оставляли за дверями свои имена, родословную, регалии и разговоры о религии и политике. А затем — переоблачались, надевая каждый раз новые маски.

У членов клуба даже не было каких-либо постоянных прозвищ — и это являлось одним из основополагающих правил данного закрытого сообщества. Статус за пределами клуба не значил здесь ничего. Всё наносное — должно остаться за дверями.

Первые посещения пинакотеки клуба принесли весьма неоднозначные плоды: с одной стороны, творения членов клуба в одночасье сделались предметом обсуждения всего местного бомонда, но, с другой стороны, представители традиционных направлений искусства не скупились на эпитеты, в лучшем случае называя завсегдатаев салона «союзом дилетантов» и сравнивая их произведения с «мертворождёнными детьми».

Некоторые критики сожалели о том, что эти, в известной степени одарённые молодые люди попусту растрачивают свои силы, время и таланты на занятие какой-то бесполезной ерундой; но многие отличались большей радикальностью своих суждений, отрицая наличие таланта как такового у создателей подобных «шедевров».

«Союз Безымянных» воспринял данные замечания вполне серьёзно, но, как это водилось в их кругах, с известной долей иронии: сперва, официально переименовавшись в «Союз Дилетантов», а чуть позднее — в «Макабрическое Общество» или «Вольгемутское Братство», отдавая дань уважения Михаэлю Вольгемуту — выдающемуся художнику XV столетия, одним из первых обратившемуся к макабрической тематике. Почему именно макабрическая тематика? Почему именно Михаэль Вольгемут, а не, например, тот же Ганс Гольбейн или Питер Брейгель-старший? А просто так.

Новое общество тотчас же выбрало соответствующую эмблему в виде скачущих по кругу скелетов (в большей степени карикатурных, нежели зловещих), соответствующих по численности количеству членов клуба, и расположенного в центре данного круга цветка, побеги которого обвивали танцующих. Раскрытые лепестки цветка содержали в себе буквы, являвшиеся инициалами имён участников данной авантюры. Со временем — численность участников движения возрастала, равно как количество скелетов, букв и лепестков.

Костлявые пальцы танцующих сжимали гусиные перья поэтов, смычки музыкантов и кисточки художников, выводя первыми и последними надпись, служившую девизом общества: или .

Во все времена людям было свойственно воспринимать всякие новые веяния с известной долей опаски. Не исключением стало и Вольгемутское Братство.

По Лондону тотчас же поползли всевозможные клеветнические слухи, обвинявшие макабристов в проведении чёрных месс и кровавых жертвоприношений, распитии абсента и поедании псилоцибиновых грибов, курении опиума и организации всевозможных оргий. Вольгемутское Братство клеймилось благочестивыми британцами на все лады, называясь то франкмасонским, то декадентским, то оккультным, в действительности же не являясь ни тем, ни другим, ни, тем более, третьим.

Сами же творцы, не только поддерживая подобные предположения, но и подливая масло в огонь народной молвы, лишь находили в этом некоторое удовольствие, и только посвящённый в суть деятельности Братства скорее назвал бы его псевдодекадентским и псевдооккультным.

Почётные места пинакотеки Братства занимали колоритные портреты Эммануила Сведенборга, Джона Ди, Роберта Фладда, Фридриха Месмера, Ланселота Канинга и всех Великих Магистров Ордена Тамплиеров, начиная с Гуго де Пейна и заканчивая Жаком де Молле, но наиболее значимое место (ну или, по крайней мере, primus inter pares), конечно же, занимало изображение Михаэля Вольгемута. К чему это всё? А просто так.

Макабристы делали громкие заявления urbi et orbi, что де они, впадая в состояние транса, вступают в контакт с некими сущностями, которые посредством автоматического письма восстанавливают утраченные или своевременно не созданные произведения Великих и не очень великих. Такие, как второй том «Поэтики» Аристотеля, потерянные триптихи Иеронима Босха (к примеру, недостающие части «Корабля дураков») или незавершённую часть «Маяка» Эдгара Аллана По. И, дескать, эти самые «сущности» и являлись истинными авторами всех оригинальных книг, картин и музыкальных композиций.

Далее члены Вольгемутского Братства настаивали на том, что только их собрание владеет секретами таинств, позволяющих разуму, посредством особых практик, временно покидать телесную оболочку, проецируя себя в миры, описанные на страницах книг или холстах знаменитых полотен.

И хотя сведущие люди могли вполне однозначно опровергнуть, к примеру, принадлежность манеры письма кисти Питера Брейгеля-старшего или построение слога — перу Джеффри Чосера, находилось немало тех (и их было подавляющее большинство), кто упорно верил заявлениям юных дарований или же, во всяком случае, не верил в них не до такой степени, чтобы исключать потенциальную возможность их правдивости.

По слухам, алхимики-макабристы содержали секретную лабораторию (секретную настолько, что о ней прослышала каждая лондонская собака), в которой не то пытались разгадать, не то уже постигли секрет создания философского камня.

Говаривали, что в их подвалах, набитых поистине жуткими предметами из коллекции пыточных устройств, томились пропавшие без вести люди, а по вечерам из окон, выходивших на улицу, доносились душераздирающие крики и стоны.

Из практически достоверных источников всем и каждому было известно, что где-то в недрах данного нечестивого клуба содержались гомункулы либо иные дивные создания, подобные знаменитому пражскому голему.

Некоторые утверждали, что убийства, предписываемые Джеку Потрошителю и иным орудующим в окрестностях Лондона душегубам, на самом деле являются не более чем жертвоприношениями, совершаемыми в обязательном порядке всеми кандидатами на поступление в это ужасное заведение.

Время от времени завсегдатаи устраивали чемпионат и приглашали желающих посмотреть на игру в так называемые «енохианские шахматы», ранее носившие название «розенкрейцерских»: диковинные шахматы, рассчитанные на четверых игроков в лице двух людей и двух духов, отвечавших за четыре стороны — Огонь, Воду, Воздух и Землю.

На самом же деле это была не более чем профанация, ставившая целью высмеять всевозможных декадентов и иже с ними за присущие им упаднические настроения, а также всевозможных спиритистов, месмеристов и медиумистов, за шарлатанство одних и суеверность других.