Сняли себе квартирку — как знакомые домовые донесли, да оттуда, не показываясь, и продавали через посредников Акимову хату. Да только всё бестолку. Три года продажа с места не двигалась. А почему? Когда покупатели приходили в дом с приказчиками, то бишь — риэлторами, то Михалап тут же к делу подключался и в глаза им всякие страсти напускал. Тем и казалось, что и стены-то в доме кривые, и крыша вся в дырах, и разводья от протечек на потолках. Да и соседи ещё страхов добавляли. Мол, в этом доме нечисть водится, держитесь от него подальше. Они и сбегали из него, как осой ужаленные.
А Михалапу того и надо.
Так бы он и жил здесь дальше вольготно да в одиночестве, пока Акимова хата не рухнула бы от старости, никому не доставшись. Нет нынче стоящих людей, а всякая шушера ему тут без надобности. А потом бы — Михалап ведь домовой авторитетный, не малец какой-то — нашёл бы себе иное местечко для обитания. Нынче много чего строють — выбирай любой дом да справных хозяев на свой вкус. Нашёл бы себе новые хоромы.
Но тут, нарушив все его планы, откуда-то взялась эта настырная старуха Полина. Ничего её не спужало. А потом, пока она документы оформляла, а внучка Ларка в общежитии обреталась, всё ж поселилась эта старушенция в Акимовой хате. А куды ж ей ещё — издалека ведь. И тут уж Михалап душеньку отвёл, разгоняя скуку. Хотелось ему отвадить эту старуху, пока не поздно. Так что пугал Полину, как следует, страхи на неё нагоняя. И в трубу гукал, и стены по ночам шатал, и в потёмках кругами по дому водил, пряча от неё двери и выключатели. Но ничего её не взяло. Купила упрямая старуха хату и с внучкой в неё вселилась, контейнер сгрузив.
Тьфу, ты!
Бабы здеся правят теперь, одним словом. Не по-казачьи это.
Глава 4
Евдокия-Полуночница
— Эй, Миха! Ты тут, что ли? — услышал он чей-то зов, но не сдвинулся с места и даже не обернулся.
Не будет он отзываться на такое! Его звать Михалап, то есть — меховые лапы. Это имя ему дали его родители, уважаемые домовые Местята и Лукия — нечего его обкусывать. В этом имени есть по букве от имечка каждого из родителя, это — «м» и «л». А ещё есть «ха» и «ап» — от имён его дедки Харея и бабки Апраксии. Поэтому обкарнывать их, обижая свой род, Михалап никому не позволит. Сколько раз уж всем говорено!
Он, конечно, почуял, что за его спиной появилась его старая знакомая — ведьма Евдокия. В этот раз в обличье чёрной кошки. Да что там — в этот? Она почти всегда ею и оборачивалась, когда на промысел выходила. В основном, конечно, ночью, за что её за глаза ещё называли — Полуночница. Михалап уже плохо помнил, как она выглядит на самом деле. По крайней мере, лет сорок назад Евдокия уже была роскошной бабой средних лет. А сейчас — и подавно, наверное, уж старуха. А впрочем, кто их знает, этих ведьм. Умеют они себе годы убавлять да красоту девичью воровать. Может и не старуха она вовсе, может — всё ещё молодайка. Не его это дело.
— Ты чего не отзываешься? — миролюбиво спросила его Евдокия.
Видно, что-то ей от него нужно — по льстивому голосу знать.
— А, это ты, Дунька! — лениво обернулся он. — А я тут задумался — о былом, да о бывалом. Не заметил тебя.
— Чего это — Дунька? — зашипела, вздыбилась кошка, выгнув чёрную спину.
Аж искры из горба посыпались. Не загорелась бы крыша.
— А чего это — Миха? — строго спросил домовой, нисколечки не испугавшись. Таким только страх покажи…
— Ну, ладно — пусть Михалап, квиты. Какой обидчивый, — легко уступила Евдокия, снова усаживаясь на балке.
Ишь, уступчивая какая! Точно — что-то ей от него нужно! Обычно сразу в горло вцепляется — если что не по ней, и шерсть клочьями летит. Знаем, видывали.
— А скажи-ка, Евдокия — чего это ты к моей Ларке прицепилась? — сурово спросил он её. Чтобы знала своё место и меньше на его территории пошаливала. — Зачем которую ночь к ней шастаешь и спать не даёшь? Это из-за тебя она на днях такой ор подняла, что я чуть с чердака не свалился? Насилу в себя пришёл, — усмехнулся он.
Ясное дело — не поверила она в эти нежности. И он просто так спросил, для порядка. Не очень-то и жалко было девчонку.
— Хочу помочь выжить из твоей хаты эту бабку Полину и её внучку, — льстиво заявила Евдокия. — Иль ты решил их себе оставить? Сам пошалишь на досуге? А то подсоблю.
— Ишь, доброхотка выискалась! — хмыкнул Михалап. — Тебе-то что за дело? Что выжить, что оставить — всё одно. Ты ж просто так и хвостом не махнёшь, — сказал он ей, одновременно намекая и на тот хвостик, который, как известно, есть у каждой уважающей себя ведьмы.
— А тебе какое дело до моего хвоста? — не пропустила его тонкий укол ведьма. Но тут же сбавила тон: Ты ж знаешь — хвост для кошки это святое.
— Нашла святыню! — хмыкнул Михалап. — Говори, чего надо, Евдокия? Некогда мне с тобой лясы тачать!
— Да вижу я, как ты занят! Извини, что потревожила тебя! — ехидно проговорила Евдокия. Но тут же сбавила тон и заговорила уважительно: Действительно, Михалап — дело у меня к тебе есть. И непростое. Помощь мне твоя нужна!
— Моя-я? Шуткуешь? А что в обмен будет? — удивился домовой, не забыв сразу и поторговаться.
— Договоримся! Не обижу! — сверкнув зелёными глазами, пообещала кошка. — Сначала выслушай меня, Михалап, потом уж о цене разговор поведём.
— Ну, давай! Говори! — равнодушно согласился Михалап, внутренне ликуя.
Заиметь в должницы этакое ночное чудище да ещё с немалыми колдовскими навыками — это большая удача. Присгодится! Хотя домовой не очень-то любил связываться с людьми — в любых их обличиях. Но Евдокия это особая статья. Таких лучше в друзьях иметь.
— Хочу сказать — с твоими новыми жиличками нам с тобой очень повезло, Михалап. Эта девчонка — Ларка, не простая штучка, — вкрадчиво сказала та.
— В чём везение-то? — с недоумением уставился на неё домовой. — Бабы они и есть бабы. Суета одна!
— Ты-то, может, в этом не больно разбираешься, а я-то вижу — Ларка врождённая ведьма. К тому ж, не знающая о своём даре. Это и есть наша большая удача!
— И опять же — в чём тут удача-то? — недоумевал Михалап. — Коль она не знает о своём даре, так ведь и вреда причинить не может. А, главно — воспротивиться не смогёт, коль я их выживать начну.
— Удача в том, что этот дар у неё можно забрать человеку, обладающему магическими способностями. И тем свою силу увеличить, — уклончиво пояснила кошка.
— То есть — тебе? — прищурился домовой. — Так и забери! Мне не жалко! Только должна мне опосля будешь — што на моей территории хозяевала, — обозначил он ситуацию. — Так что — да, и моя выгода есть, согласен.
Михалап теперь вообще не понимал, чего этой Евдокии от него надо? Могла бы вовсе ничего ему не говорить, а он бы сам и не догадался. Дар-то у Ларки никак не проявляется. Он сколько разов ходил по комнате, где та книжки свои толстенные читала — ни разу не всполошилась и не заметила его. Какая же она ведьма? Те затылком чувствуют таких, как он.
— А вот не могу я его забрать! На ней родовая защита стоит! — недовольно отозвалась Евдокия. — И очень сильная! Как не ладилась — никак! А мне б хотя бы каплю её крови заполучить! И всё было б в ажуре. Но я не могу к ней подобраться, Михалап! Пробовала уже напролом — ты слыхал, как она орала. А обычно мне это легко удаётся. Морок да немочь наведу — никто никогда и не пикнул! И даже не проснулся.
— О, как! Значит — не впервой тебе чужую кровушку-то пить? — почесал кудлатую макушку Михалап. — А я-то тут причём?
— Ты ж тоже морок напускаешь. Давай мы вдвоём Ларку скрутим, — предложила Евдокия. — Может, вместе удастся её усыпить или защиту одолеть?
— Ну, не знаю! — засопел домовой. — Если токо ты девчонку не до смерти уходишь. Знаю я тебя…
— Чо так? — недобро усмехнулась кошка. — Пожалел?
— Не хочу смертоубийства в Акимовом доме…
— Какое смертоубийство? Мне ж только капля её крови и нужна! — заверила его Евдокия, завертев глазами.
