Рыцари порога.Тетралогия - Корнилов Антон

Когда отряд уже входил в лагерь, прямо на Равва внезапно выпрыгнул из сумерек вороной скакун, на котором восседал рыцарь в полном облачении с пышным плюмажем на искусно изукрашенном шлеме. Равв и два его собеседника едва успели отскочить в сторону, чтобы не оказаться затоптанными. Следом за этим всадником, грохоча, проскакали еще трое. А потом еще трое…

— Ишь ты, — пробормотал парень с кистенем, отирая от пыли лицо. — Вот ведь как оно-то…

— Это кто ж такой? — заинтересовался Равв.

— Тебе по башке не один раз, что ли, булавой треснули? — изумился парень. — Это ж его сиятельство сэр Гаер!

— Горюет, сердешный, — прохрипел идущий рядом с парнем бородач. — Второго коня, говорят, загнал. Ну оно и понятно…

Равв вопросительно взглянул на мужика.

— А ты как думал, — пояснил тот. — Сыночка-то его, сэра Томаса, одним из первых с поля боя вытащили. Конь его споткнулся, сэр Томас и рухни вниз. А там самая толкотня и началась… Я слыхал, доспехи потоптанные с его сиятельства два кузнеца сдирали, умаялись. Чтобы достать из доспехов сэра Томаса. Ну… то, что от него осталось то есть…

— Закрой пасть! — загремел гвардеец. — Плетей захотел? Об его сиятельстве так отзываться?! Великий капитан сэр Томас пал в бою геройской смертью — так капитаны сказали! Всем ясно?!

Ополченцы послушно заткнулись. Отряд двигался меж костров, вокруг которых сидели королевские ратники. Равв озирался в поисках своих. Вдруг гвардеец дернулся в сторону и вытянулся перед спешившим куда-то рослым длинноусым гвардейским капитаном, чей живот едва помещался в порядком измятую кирасу.

— Последнего привел, господин капитан Ирси, — пророкотал гвардеец. — Больше никого живых тама нет… Эй, ты, как тебя? — обернулся он к Равву. — Поди сюда.

Равв с опаской приблизился. Этот длинноусый выглядел настоящим начальником — не то что тонконогий гвардеец с невообразимым своим басищем. А ну как капитан разоблачит простодушную его ложь? И велит сейчас же несчастного гончара высечь. А потом обезглавить. А потом опять высечь…

— Из какого корпуса? — осведомился капитан, скользнув по ссутулившемуся Равву рассеянным взглядом.

— Я не из корпуса… — пролепетал Равв, — я из Дарбиона. Гончарный переулок, может, знаете?..

— Тьфу, долдон. Сам вижу, что ополченец. Из какого корпуса, спрашиваю? Кто из капитанов в наступление вел?

Равв вспомнил, как к нему в яму скатилась голова капитана. И передернулся.

— Н-не могу знать. Я-то вот как, ваше сиятельство, куда мужики, туда и я. А какой там корпус и кто куда кого вел… не могу знать.

— Долдон, — устало вздохнул длинноусый. — Ладно, разберемся.

— Он, господин капитан Ирси, целехонький! — раздался снова рев тщедушного гвардейца. — Разве что только по башке его трахнули разок. А так — в бой идти может. Да и вояка какой! Говорит, полдесятка мятежников уходил, пока по тыкве-то не достали.

Длинноусый капитан поморщился.

— Разорался… — проворчал он по адресу тщедушного. — А ты… как тебя?

— Равв, — с готовностью подсказал Равв.

— А ты, Равв, встань-ка вон туда. И жди меня. Как освобожусь, пришлю кого-нибудь, чтоб определили тебя куда следует. Значит, воин умелый? Это хорошо… Нам твои умения к рассвету оч-чень пригодятся — как в атаку пойдем.

При мысли о том, что ему снова придется окунуться в кровавую круговерть, дарбионский гончар облился холодным потом. Проклиная себя за длинный язык, он потрусил туда, куда указал ему капитан, — к телеге с высокими бортами, стоявшей неподалеку. Возница, немолодой, но дюжий мужик с обмотанной окровавленной тряпкой головой, хмуро покосился на Равва и снова отвернулся.

Ополченцы, которые привели его в лагерь, расположились у ближайшего костра. Равву было холодно, да и есть очень хотелось, но отойти от телеги он не смел. За бортом телеги кто-то глухо кашлянул и ударил чем-то по деревянному днищу. Равв вздрогнул от этого звука. Потом поднялся на цыпочки и заглянул за борт.

В нос ему ударил кислый запах свежей крови. Окровавленные человеческие тела вповалку лежачи в телеге. Почти все они были неподвижны, только несколько еще шевелились и едва слышно стонали.

Равв сглотнул.

— Эй, земляк! — обратился он к мужику с перевязанной головой. — А чего это?

— Чего, чего… — просипел тот. — Не видишь, что ли? Капитаны гвардейские, которых порубили или потоптали… не до смерти только. Совсем плохие. Те-то, что еще ковылять могут, здесь останутся.

— А этих куда?

— Туда, — сипнул мужик. — Обратно. К шатрам на той стороне равнины. Какие теперь из них солдаты-то? Мясо… И по дороге перемрет половина.

Надежда снова затеплилась в душе Равва. Ну никак не хотел Андар Громобой принимать в строй своего небесного воинства дарбионского гончара.

— А когда отправляешься-то? — спросил ополченец.

— Как скажут, так и отправлюсь. Мое-то дело маленькое. Я тоже мечом свое уже отмахал. Глянь-ка…

И мужик продемонстрировал правую руку, кисть на которой отсутствовала. Культя была закрыта завернутым рукавом, туго обвязанным веревкой.

Равв бочком-бочком передвинулся к задку телеги. Потом, воровато озираясь, вскарабкался на высокий борт и обвалился на кого-то мягкого, ответившего ему на столь бесцеремонное обращение слабым стоном.

— Ты чего, гадина, охренел?! — услышал он тут же злобный вскрик и сжался. — Спишь, что ли?

— Чего, чего… — послышалось сиплое бормотание однорукого возницы. — Ежели ехать надо — так сказали бы. Я ж не могу сам-то, по своему велению…

— А ну пошел! Да ровно вези, не култыхай! Смотри, покойников привезешь — с тебя самого башку снимут!

Телега тронулась. Последнее, что услышал Равв, заползая под чье-то уже недвижное тело, — это как хриплоголосый бородатый ополченец у костра продолжал сокрушаться о генерале Гаере:

— Оно и понятно, что горюет его сиятельство. Сына-то потерять… С ума сбрендишь, конечно…

Хрипатый бородач был прав и неправ. Нелепая смерть сына поразила Гаера в самое сердце. Но эта боль была лишь единой крутой волной в бушующем водовороте невыразимой муки, накрепко пленившей генерала.

Как же могло такое получиться, что наступление, рассчитанное и воплощенное по всем правилам воинского искусства Гаэлона, превратилось в кровавую бойню, в бестолковое уничтожение толпой толпы? Свирепое безумие мятежников, отчаянная выходка горцев с засадами, которая просто была обречена на провал, нанесла ужасный урон войску. А эти пущенные по склону камни?.. Эта дикость ведь ни в какие рамки не укладывается! Разве великим полководцам прошлого мог прийти в голову такой первобытный способ атаки? Искусство войны — как был уверен генерал сэр Гаер, изучая во дворце старинные книги, — это тонкость и изящество замысла. Это не мясницкая рубка в толчее потных тел — это поединок двух гениальных полководческих умов!.. А коварный и бесчестный прием магов-предателей?.. Такой прием ведь совершенно недопустим! Немыслим! Недопустим и немыслим, потому что ни о чем подобном генерал Гаер никогда не слышал и не читал.

Гаер без устали язвил бока своего скакуна шпорами, пронзая ночную темноту. Когда пал первый конь, он отнял скакуна у одного из следовавших за ним рыцарей-телохранителей. Генерал словно пытался убежать от сегодняшнего позора, но убегать было некуда. На этой равнине, в этом богами проклятом Предгорье свершилось его падение. И словно древний грешник, обреченный богами навеки оставаться на месте преступления, Гаер все мерил равнину бешеным галопом, кружил и кружил вокруг лагеря; понимая, что со стороны выглядит глупо и, пожалуй, смешно, не мог заставить себя прекратить бессмысленное бегство, остановиться.

Когда еще он гнал первого коня, ему в голову пришла жуткая мысль. А что, если трактаты по военному делу, на которых он учился, написаны не в те благословенные времена, когда землю сотрясали изложенные в этих трактатах сражения, а много позже — во времена долгого бескровного сосуществования Шести Королевств? Все же более двухсот лет на обжитых людьми территориях не случалось ни одной войны… И изложение войн древности — не что иное, как игра воображения неведомых летописцев, только приблизительно отражающая ту, давно канувшую во тьму времен реальность? Что-то вроде его потаенных ночных игр с содержимым обитого алым бархатом ящика с золотыми уголками…