Небо в кармане 3 (СИ) - Малыгин Владимир

Так что пусть Аносов любуется на результат моей работы, впечатлений набирается и радуется — ещё одна банда уничтожена. Думаю, после такого у меня появился ещё один сторонник. Теперь капитан все пороги обобьёт, вышестоящие канцелярии рапортами завалит, только чтобы ему в помощь постоянно самолёт выделяли. И ведь выделят, уверен. Только не скоро. Пока государь соберёт все отзывы о результатах нашей работы на Памире, пока решение примет, пока организуются, сколько времени может пройти? Много…

А я буду продолжать своё дело, строить и продавать самолёты, обучать лётчиков и техников, механиков и обслуживающий персонал. В общем, буду готовить кадры. Рано или поздно, но моя задумка принести максимально возможную пользу своей стране обязательно выстрелит…

Пока крутились, высоту-то и набрали. Сразу беру курс на расположение отряда, прятаться нам теперь не нужно, мы только что громко о себе заявили. Если сюда ещё не дошли слухи от Пянджа, то после сегодняшнего точно дойдут. И придётся нам теперь искать самим эти банды. Если они, конечно, не успокоятся. А они наверняка не успокоятся и слухам не поверят. Точнее, поверят, но не все. И вот эти неповерившие обязательно сунутся на контрабандные тропы. Их-то нам и нужно будет поискать в ближайшее время.

Высоко не лезу, мы и так достаточно набрали. Дышать пока ещё не сложно, но разреженность воздуха уже ощущается, лёгкие начинает «царапать». Перескакиваю через встречную гору, и вот он впереди, Памирский тракт. Сразу же иду вниз, нечего попусту ресурсы организма жечь. Он у меня один, его не укреплять, а беречь нужно…

Приземляемся на том же отрезке дороги и сходу заруливаем на свою стоянку. Пока скорость окончательно не погасла, разворачиваемся на сто восемьдесят, носом на взлёт. И остаёмся на дороге. Никаких караванов и путников в радиусе одного дня пути я сверху не наблюдал, поэтому можно смело занимать дорогу. А если кто и объявится, то… Обойдёт, так думаю. Караульные близко к самолёту никого не подпустят. А местные русских на Памире сильно уважают, противиться требованиям охранения точно не станут. Так что можно спать спокойно…

С чистой совестью выключаю мотор и тут же тону в радостном гомоне капитана. Только сейчас Аносов начинает выплёскивать на нас свои восторженные эмоции. Переключаю его внимание на Изотова, а сам торопливо покидаю самолёт. Всё понимаю, но…

Уже на земле вспоминаю о главном. Торможу, оборачиваюсь:

— Господин капитан, надеюсь на положительный отзыв о нашей работе.

— Господа, можете не сомневаться, — уверяет меня Аносов и порывается вслед за мной выскочить из кабины. Рвётся вперёд и падает обратно в кресло.

— Ремни забыли расстегнуть, Николай Степанович, — указываю рукой на замок.

— Что? — не понимает Аносов. Прослеживает за тем, на что я указываю, и соображает. — Ах, да!

Отстёгивается, пробирается к выходу, на пороге цепляется сапогом за ремни переднего кресла и падает головой вниз.

И сломал бы начальник поста себе шею, если бы я не подоспел ему на помощь. Вовремя подхватил капитана, не дал ему воткнуться головой в твёрдый памирский грунт. Но и сам на ногах не удержался, очень уж тяжёлым офицер оказался. Завалился на спину, хекнул, хорошо так приложившись спиной. Ещё и Аносов дух из меня выбил. И ведь лежит, не встаёт. Пришлось его поторопить, иначе бы не опомнился:

— Николай Степанович, вы бы не могли подняться?

— Что? — восклицает офицер и начинает ёрзать, старается выпутаться из своей дохи и подняться на ноги. Лучше бы сначала с меня скатился, а то он тяжеленный до жути…

Терплю, стараюсь поскорее тяжёлое неповоротливое тело с себя спихнуть. Наконец-то это у меня получилось. Капитан тяжело поднялся на ноги, извиняться принялся. Оправдывается:

— Голова закружилась.

Бывает, понимаю, потому ничего и не говорю. Тут и Изотов из-за самолёта выруливает, смотрит на кряхтящего и грязного меня, с трудом поднимающегося с земли и недоумённо спрашивает нас обоих:

— Что тут происходит?

Аносов молчит, но взгляд у него настолько выразителен, что я не могу сказать правду. Не хочу конфузить офицера, он мне ещё пригодится. И отношения у нас должны быть нормальными. А ещё он мне точно должен будет.

— Это у вас с непривычки после полёта вестибулярный аппарат шалит, — утешаю Николая Степановича.

— Что шалит? — в два голоса одновременно переспрашивают удивлённые офицеры.

— Вестибулярный аппарат, — хлопаю глазами с самым что ни на есть простецким видом. Неужели сейчас нет такого понятия? Да, в очередной раз проговорился, на пустом месте обмишулился. Надо бы как-то поправить ситуацию, что ли? — Так профессор Жуковский называет влияние воздушных полётов на нетренированный организм воздухоплавателей.

Во как я завернул!

— Нетренированный? — замечает главное Изотов. И с задумчивым простецким видом произносит. — А со мной ничего подобного не происходило. Выходит, у меня организм уже натренировался? Привык к полётам?

— Конечно! — тут же подтверждаю. — Если бы Николай Степанович ещё разок с нами слетал, то и он привык бы.

— Думаете? — как ребёнок смущается бородатый и усатый офицер, начальник целого отряда.

— Уверен, — киваю с самым серьёзным видом. Ну не буду же я ему говорить, что он просто споткнулся?

Дальше пошла рутина. Послеполётная подготовка и перенос оставшихся бомб на склад под бурчание Изотова. Всё никак не мог успокоиться полковник при таком явном разбазаривании казённого имущества:

— Николай Дмитриевич, это же секретное оборудование, государственное, — отвёл меня Константин Романович в сторонку, стоило только озвучить просьбу о сохранении этого самого имущества.

— Ну какое же оно государственное, если сделано целиком на мои деньги, — удивился такому подходу. — Ничего с ним не случится, если полежит здесь до следующего нашего прилёта.

Объяснять ему, что в следующий раз можно не бомбы, а топливо с собой взять, не стал, то лишь меня касается. Да и вообще, что-то я слишком вольно делюсь с ним своими знаниями и идеями.

Обратный перелёт в Фергану ничем особым не запомнился. Лишь головами активно крутили во все стороны в поисках хозяев памирского неба. Ещё одной встречи с орлами никто из нас не хотел. Полковник перед вылетом даже свой револьвер проверил.

— Константин Романович, вы что надумали? — не удержался от вопроса, когда увидел эту его проверку. Мне только в кабине стрельбы не хватает.

— По орлам стрелять буду, если нападёт, оправдал моё предположение Изотов.

— Позвольте узнать, каким именно образом? — поинтересовался. — Через стекло? Или прямо через крышу?

— Лучше выстрелить через крышу, чем позволить этой птице наш самолёт калечить, — решительным тоном проговорил полковник. — Дырка от пули гораздо меньше получится, чем от когтей.

— Только через стекло не вздумайте стрелять, — согласился. Пусть действует, глядишь, и впрямь польза будет.

— А, вообще, — в который уже раз задумался о давно назревшей необходимости. — Нужно бы и впрямь по приезду домой озаботиться установкой в кабину пулемёта…

После посадки осмотрел машину, похлопал ладонью по опустевшим бакам и вместе с Изотовым отправился на телеграф, докладывать Ионову. Полковник порывался сам сходить, да я его притормозил:

— Вместе пойдём!

— Помилуйте, Николай Дмитриевич, да вам-то это зачем? — растерялся Изотов.

— Нужно, — отрезал и не стал ничего объяснять. Похоже, забыл уже полковник недавний случай с письмом-приказом. А я вот не забыл и сейчас напомню о нём генералу. Ну а что? Я же не для своей выгоды действовать буду, а для пользы делу. В случае непонимания сошлюсь на распоряжение Его Императорского Величества. Аргумент убойный, против которого никто возражать не осмелится…

Обрадовали генерала разгромом ещё одной банды и выслушали даже не приказ, а очередную просьбу по возможности поскорее продолжить нашу такую, как оказалось, эффективную работу по уничтожению нарушителей границы. То есть не выслушали, а прочитали на телеграфной ленте через телеграфиста. Выслушали — просто так проще звучит.