Ульяна даже не могла точно сказать, что подействовало сильнее. То, что она услышала, или тон, которым это было сказано. Просто там, внутри, где сидело проклятье, что-то сперва шевельнулось, а потом резко вдруг выплеснулось силой.
Облако её повисло, почти как тогда. И… И…
Коллектор поднялся и, похлопав себя по карманам, вытащил мятый прямоугольничек бумаги.
— Держи, — сказал он, сунув его в руку. — Это агентства. Если додумаешься до чего умного, звони и спроси Филина.
— Филина?
— Эт я, — он ткнул себя пальцем в грудь, точно были ещё варианты. — Филинов — Филин. Сечёшь?
— Секу, — пальцы смяли бумажку. — Только ты не филин. Ты козёл!
И туча, сидевшая внутри Ульяны, вдруг вырвалась, повисла над блестящею макушкой, а потом громыхнула, крутанулась, закладываясь спиралью. И та, ускорившись, взяла и вошла в Филинова. Прямо через макушку.
Вот просто целиком.
Он моргнул. Чуть нахмурился. А потом вдруг упал на четвереньки и, выгнув спину, сказал:
— Твою ж мать… Надо было в грузчики идти…… Э-м-ме-е-е…
Чёрная кожанка растеклась, облепив ноги и руки. А потом вдруг раздался хлопок и человек исчез.
— Мать твою ведьму, Тараканова! Ты чего творишь⁈ — хриплым голосом поинтересовался Мелецкий.
— Я нечаянно.
Ульяна сглотнула.
Это не она.
Точно не она.
Это просто… Звезды встали раком. Или просто совпало так. Да. Именно. Совпало.
— М-ме? — козёл повернул голову налево. Потом направо. Крутанулся. Зачем-то приподнял левую ногу, заглянув под неё. Потом приподнял правую.
И после этого медленно, как-то вот угрожающе даже, повернулся к Ульяне.
— Это точно не я! — она сделала шаг назад.
Нет, козёл получился отменный. Просто загляденье, а не козёл. Главное, даже на морде сходство с оригиналом сохранилось, особенно во взгляде. И взгляд этот не предвещал ничего хорошего.
— М-у-е, — произнёс козёл и тряхнул головой.
А рога вовсе шикарные, тяжёлые, янтарно-жёлтого колёра и размера немалого, вон, выгибаются дугами, едва не доставая до козлиной спины.
— Требует, чтоб расколдовала, — сказал Никитка.
— А ты по козлиному понимаешь? — Мелецкий переводил взгляд с Ульяны на козла, с козла — на Никитку.
— Чего там понимать? Это ж не Фёдор Степанович, вот его философские концепции порой понять сложно. Особенно эти, когда дуализм, когда диалектика. Козлиный для философии не очень годится.
— Ме? — козёл моргнул.
— Сам ты «ме», — отозвался Никитка. — А я оборотень истинный. Из древнего уважаемого рода.
Козёл потряс головой и снова огляделся.
— Ульянушка? — Антонина Васильевна выглянула за ворота. — Что у вас тут? А то я силу почуяла.
— Вот, — Ульяна указала на козла. — Это Филин.
— А с виду — козёл.
— Нет, в смысле, Филинов. Коллектор. Пришёл долги взыскивать. Угрожать начал.
— Тогда сам дурак, — бабушку вид человека, обращённого в козла, ничуть не взволновал. — Кто ж в здравом-то уме ведьме угрожает.
— М-мя! — у козла на сей счёт своё мнение имелось.
— Тем более необученной. И проклятой. Порой и обученные-то чудят, а у Улечки сложности.
Ну да.
Работы нет. Дом отберут. Зато есть проклятье, жених, демон и родственники. А теперь ещё козёл, с которым что-то надо делать.
— А… Как его обратно? — поинтересовалась Ульяна, потому что было до крайности неловко. Нет, вины она за собой не ощущала. Действительно, кто этого Филина просил угрожать-то? Но вот… Просто… Для развития, так сказать.
— Обратно? — бабушка отёрла руки полотенцем. — А вот тут, деточка, могут быть сложности.
— М-ме? — козёл сел на зад.
— Это ж ведьмы, — ответил ему Никитка. — У них никогда не бывает просто.
— Ты какое условие на проклятье заложила?
— Условие? — Ульяна моргнула. — Я его вообще проклинать не хотела! Нечаянно. Вырвалось.
— И без условия?
— Без, — признала она.
— Вот на будущее, если вдруг опять рваться будет, ты условие заложи. Так, на всякий случай. Вроде предохранителя. К примеру, быть тебе козлом тридцать лет и три года.
— М-ме! — вот теперь и переводчика не потребовалась.
— Да любой срок сказать можно! Главное, чтоб вообще был. Но да, лучше там три года. А то тридцать три — многовато. Не всякий козёл столько протянет.
— М-мя⁈
— Или вот ещё, из классики, — подтянулся Никитка. — Пока тебя не полюбит прекрасная дева.
— Лучше без уточнений, — поправила бабушка. — Потому как вдруг да не очень прекрасная. Проклятья вообще по природе своей могут очень извратить условие. Самое безобидное — до первого поцелуя. Вот поцелует кто, тогда и спадёт.
Все посмотрели на Ульяну.
— Я?
— Попробуй, — предложил Никитка. — Вдруг да сработает.
— Но почему я?
— Ты ж его заколдовала.
— Я случайно!
— М-ме! — козёл топнул ногой и, закрыв глаза, вытянул морду, показывая, что в целом готов расколдовываться. Нет, это ж… это ж уму непостижимо…
— Я не буду целоваться с посторонними козлами! — Ульяна скрестила руки на груди. — Мелецкий!
— А я что? Я-то, конечно, могу попробовать…
Козёл затряс головой, показывая, что ещё не настолько отчаялся.
— Но боюсь, эффекта не будет.
— Не будет, — согласилась с ним бабушка.
— Но ты вот так позволишь мне взять и поцеловать какого-то…
— Не какого-то, а вполне определённого, — ответил Мелецкий. И козёл кивнул, соглашаясь, что определённей некуда. — Почти уже своего… в конце концов, человек тут не по собственной инициативе. Работа у него такая.
Козёл опять кивнул и вздохнул.
— Дерьмовая у него работа!
— Но всё же… и вообще, Тараканова! С Мехлицким же целовалась? На третьем курсе! Я видел. Он ещё тот козёл был, не чета нынешнему. Этот… этот, можно сказать, обзразцовой козлистости. В смысле, мужик, не обижайся, я с виду. А там наоборот, внутри, так сказать.
— Морду ты ему поэтому набил?
Козёл переводил взгляд с Ульяны на Мелецкого.
— Да нет… просто… случилось так… обстоятельства совпали. Настроение. Короче, это вообще давно было и неправда. А сейчас, Тараканова, серьёзно. Вот чмокни мужика в лобешник, а там или сработает или дальше думать будем. Ну не смотри ты так! Хочешь, я ему тоже потом морду набью?
В том, что Мелецкий попытается, Ульяна не сомневалась. Другой вопрос, получится ли у него…
— В морду — это понятно и по-мужски. А в козла… ну реально же подстава!
Козёл, кивнув, спешно подставил лоб.
Нет, они точно издеваются.
Или…
Ульяна вздохнула.
Закрыла глаза и, наклонившись, коснулась губами тёплой шерсти, от которой пахло табаком.
И ничего не произошло.
— Всё-таки это как-то иначе работает, — озвучил мысли Мелецкий.
— М-ме, — возмущение козла было вполне себе явным.
— Ага, мужик… ну, что сказать, сам виноват. Кто ж тебя просил-то? Кстати… а что с козлом будем делать?
Глава 18
О козлах и людях
Прикосновения его волосатых ног к ее ногам вызывали в Грейс дрожь восхищения.
Суровый любовный роман
Данила поглядел в окно, убеждаясь, что чёрный козёл никуда не делся.
Козел бродил по двору, то и дело останавливаясь, чтобы посмотреть на дом. В серых глазах его мерещились печаль и даже исконная русская тоска.
— Знаешь, Тараканова, — Данила потянул за шторку, потому что смотреть на козла сил никаких не было. — Я вот начинаю думать, что мне как-то и повезло даже.
— В чём? — Тараканова оторвалась от документов, которые читала, кажется, третий раз.
— В том, что легко отделался. Подумаешь, дар нестабильный. Тем более рядом с тобой даже и вполне себе стабильный. Мыши…
Сказал и осенило.
— Мыши! — воскликнул Данила и хлопнул себя по лбу. Это ж надо было так забыть. Выходит, прав отец. Не способен Данила не то, что к управлению чем-либо, но в целом к мышлению систематическому и последовательному.
