— Ты… порвал мое нижнее платье? — сипло выдавила я, отводя глаза и разрывая странный обмен взглядами, который будил внутри запретное.
— Нужно было перевязать рану. — Голос ильха прозвучал спокойно, только хрипло.
И эти царапающие нотки всколыхнули внутри жар, обожгли низ живота так, что я инстинктивно сжала колени.
Легкое движение под покрывалом не укрылось от взгляда ильха, и Краст уставился туда, где были мои ноги и бедра. И так же резко отвернулся.
— Тебе надо поесть.
Он поднял с пола плоскую, плохо обработанную глиняную тарелку, на которой дымилось свежеобжаренное мясо. Конечно, никаких приборов не было, но, кажется, я начала к этому привыкать. Вот только голода совсем не чувствовала.
— Надо, — приказал Краст, беря кусок и поднося к моим губам. — Открывай рот, нареченная.
Я упрямо сжала зубы, косясь на еду, и Краст поднял брови.
— Руки я помыл, если ты переживаешь. Протер горькой бодрянкой и снегом, в Дьярвеншиле все так делают, чтобы не заболеть.
Я смутилась и приоткрыла губы. И тут же во рту оказался сочный кусок. Живот заурчал, отзываясь на пищу.
— Только не помню, я тер снегом до того, как разделал тушку, или после? — задумался ильх, и я поперхнулась.
Но тут заметила пляшущие искры смеха в разноцветных глазах и поняла, что риар надо мной просто шутит! А пока я размышляла над этим удивительным событием, Краст сунул мне в рот еще один кусок.
— Кто это? — спросила я. Вряд ли в горах водятся кролики.
— Хорн.
Я вспомнила птицу с лысой шеей и чуть снова не подавилась. Ильх заботливо похлопал меня по спине и тут же сунул в рот еще один кусок, не давая мне возмутиться.
— У хорнов жирное, сытное и полезное мясо, потому что они едят семена бодрянки, — у моих губ уже маячил очередной кусок, и я возмущенно засопела. Краст проигнорировал. — Но мы никогда не убиваем хорнов, в Дьярвеншиле эта птица неприкосновенна. Так что для тебя я нарушил закон. Поэтому жуй и молчи, не порти память об этой птице упреками.
Я насупилась и зарычала, когда Краст сунул в рот следующий кусок. И ненароком цапнула ильха за палец, чтобы неповадно было совать их ко мне в рот! Вот только Краст даже не поморщился, что б его! Только ухмыльнулся и провел мне по губам, стирая капельку сока.
А потом руку убрал и опустил голову, скрывая от меня лицо.
Я заерзала на жесткой лежанке. Ильх сидел, касаясь меня бедром, и эта близость вызывала ненужные эмоции.
— Как ты меня нашел?
— Тебя видели, когда ты шла на скалы. А потом пришлось слушать камень.
— Слушать камень? — снова изумилась я.
Губы Краста дрогнули, левый уголок чуть приподнялся.
— Я слышу камень. Это то, что мне досталось с кольцом Горлохума. Немного.
— Но ты смог меня найти. И спасти, — горячо прошептала я. — Я так благодарна, Краст. Если бы ты не пришел…
Заканчивать мысль смысла не было.
— Ты долго молчала, а я потерял следы, — негромко обронил ильх. — Камень не может рассказать то, чего не слышит. Но я хорошо знаю Злую гору.
Риар повернул голову, и меня снова опалило жаром, стоило увидеть его глаза. Что-то тягучее и опасное дрожало в самой глубине, что-то такое, что вызывало беспокойство и жар. Так же смотрел бронзовый бог в пещере…
Он поднялся, принес кружку, доверху наполненную крупными синими ягодами.
— Ешь. Мы зовем ее ирья. Полезная и очень вкусная. Растет на скалах под снегом.
Я неуверенно сунула в рот несколько ягодок. Сок растекся по губам и языку свежей сладостью.
— А ты? — решила я поделиться, и у ильха изогнулся уголок рта.
— Это тебе. Здесь ирьи полно, только снег раскопай. А я сыт. — Он посмотрел на меня сверху вниз. Глаза ильха терялись в тени, не попадая в узкую полосу света, и разобрать выражение его лица мне не удавалось.
— Надо проверить повязку.
Он потянул вниз мое покрывало, и я как-то нелепо прикрыла ладонями грудь. Умом понимала, что глупо, он все равно уже все увидел, но не смогла отделаться от смущения. Словно сейчас я все чувствовала острее, жарче, опаснее… Словно тесное и полутемное помещение сделало нас ближе, и каждое прикосновение мужских пальцев отзывалось внутри звоном и горячим спазмом. И еще вспомнился его первобытный танец внутри ледяной пещеры… То, как двигалось бронзовое тело, как выступали под кожей мышцы и сухожилия, как разлетались темные волосы…
Сглотнула, отворачиваясь.
Краст наклонил голову, ловко размотал импровизированный бинт, осмотрел рану. Боли я почти не чувствовала и даже удивилась, увидев порез. Ильх довольно хмыкнул и снова забинтовал чистой тряпицей.
— Я обработал рану жиром хорна и бодрянкой, она заживляет и снимает боль. И рана теперь чистая, затянется быстро, даже следа не останется. Йотун тебя лишь поцарапал.
— Спасибо. Ты хорошо разбираешься в… ранениях, — пробормотала я. Руки Краста все еще трогали мою кожу над краем повязки, возле ладоней. Раз, другой… погладил задумчиво, замер. И, словно очнувшись, отдернул руку и накрыл меня плащом.
Замер на миг.
— Это то немногое, в чем я разбираюсь хорошо. Тебе надо еще поспать, лирин. Приподнимись.
Я не успела спросить зачем, ильх ловко поднял меня и устроился на лежанке, прижимая к себе мое тело.
— Я тебя согрею, — голос прозвучал над головой. — Поспи, Ника. Ты должна стать здоровой.
Ну да, слишком дорого стою…
Но говорить этого я не стала. Под щекой мерно и сильно билось сердце риара. Тепло его тела обволакивало, погружая в сон.
— Расскажешь, что было в пещере? — зевнув, спросила я.
Краст помолчал, и я завозилась, устраиваясь удобнее. Вот так, в его руках, мне было спокойно и тепло. Словно это лучшее и самое безопасное место на земле.
— Дьярвеншил очень стар, лирин, — тихо начал риар. — У него много… легенд. Одна из них о том, кто жил здесь до перворожденных. Мы зовем его ай-ро…
…Ветер приходит всегда.
С каждой зимой, с каждым первым снегом. Сначала он слаб, как новорожденный звереныш, но изо дня в день крепчает, набирает силу и ярость… Это не просто ветер, это дыхание того, кто спит в недрах горы. Древний и бессмертный, вечный и двуликий. Йотуны — его дети и прислужники — ведут в гору глупых людей, заманивают голубыми огнями. Ай-ро скользит неслышно, но дыхание его лишает жизни. Никто не в силах совладать с ай-ро, даже хёгг. Потому что дыхание древнего остановит и его. Все бессильны перед ветром ай-ро… Потому что он не жив и не мертв, потому что живет в двух мирах одновременно.
Скользит между древним чудовищем и людьми йотун-шагун, ступает осторожно по краю зримого и незримого. Дышит ветром ай-ро и не замерзает. Плата за это — страх и одиночество. Шагун приказывает, и смолкает злой ветер. И даже огни гаснут. Не на навсегда — на время…
— Значит, шагун сильнее ай-ро, — сонно пробормотала я, захваченная тихими словами.
Краст усмехнулся.
— Сильнее ай-ро только Великий Горлохум, лирин. Только вулкан обжигает жаром, а ай-ро замораживает вечным холодом. А шагун… Шагун лишь человек.
— Тогда почему это одинокий человек?
— Потому что люди боятся тех, кто идет по краю незримого. Разозлится шагун, возьмет костяную иглу и пришьет человеческую душу. Может, к зримому миру, а может — и нет. Да так, что не оторвать будет… Плату за это отдаст, но кто знает — какую? Спи, лирин. Скоро утро. А тебе нельзя здесь оставаться.
— Почему? Этот дом кажется безопасным.
Тихий смех пощекотал мне макушку.
— Никто в Дьярвеншиле не назвал бы безопасным дом йотун-шагун, лирин. Только ты…
Я сглотнула и уже по-новому осмотрела жилище, отмечая то, что не заметила сразу: связки, свисающие с потолочных балок и подозрительно напоминающие сушеных зверьков, черные руны на стенах, странного вида котелки и пучки трав.
— Ты сказал, что здесь нельзя оставаться мне, — подняла голову, всматриваясь в мерцающие разноцветные глаза. — А тебе?
— А я здесь родился, — негромко ответил Краст.
Я сглотнула, рассматривая лицо, резко очерченное тенями и мазками света. И словно видела впервые. Не было привычной хмурой морщинки между бровями, не было настороженности и вечного ожидания удара. В хижине йотун-шагун меня обнимал бронзовый бог. И он был у себя дома.
