А война, несмотря на внешне мирную жизнь города, была рядом.
Уже в первую свою ночь в Кабуле Саша вскочил с постели, разбуженный автоматными очередями, доносившимися откуда‑то из города. Вообразив невесть что и сожалея, что, за дневной усталостью и бюрократическими проволочками, не настоял на получении табельного оружия, он торопливо оделся, твердя про себя: «Вот оно… Вот оно…» И почему‑то смерть от вражеской пули, такая желанная в далеком Санкт‑Петербурге, уже не казалась ему настолько привлекательной…
– Почему не спите, поручик? – недовольно пробормотал, яростно протирая глаза, прапорщик Деревянко, открывший Бежецкому далеко не на первый его стук в дверь. – Что вас по ночам нелегкая носит? Сортир там, в конце коридора…
– Вы разве не слышите? – указал взволнованный юноша на окно, за которым не прекращалась стрельба. – Стреляют!
– Ну и что? – Матвей Опанасович зевнул, до хруста раздирая рот. – Стреляют и стреляют, что с того? Тут каждую ночь стреляют, и что – не спать из‑за этого? Не знаю, как вам, а мне с утра – на службу…
– Но ведь…
– Успокойтесь, – еще раз зевнул прапорщик, почесал поросшую белесым волосом грудь в вырезе линялой нательной рубахи и с тоской оглянулся на смятую постель. – Стреляют далеко, даже не в нашем районе… – Он вслушался и уверенно заключил: – За рекой палят, в Чилбазгане. Может, туземцы чего не поделили, может праздник у них какой… Восток, одним словом… Спокойной ночи, поручик, и сладких снов.
Деревянко бесцеремонно закрыл дверь перед носом у растерянного Саши, и уже через минуту из‑за нее донесся богатырский храп техника, могущий легко соперничать с далекой канонадой, никак не желающей стихать. И Бежецкому оставалось лишь позавидовать непробиваемой безмятежности прапорщика, потому что он сам так и не смог сомкнуть глаз до рассвета, вслушиваясь в далекую стрельбу…
Но первым, что с утра сделал Бежецкий, был визит на оружейный склад корпуса, где после долгих препирательств с пожилым усатым фельдфебелем он завладел новеньким автоматическим пистолетом Федорова с магазином на двадцать патронов, который доселе держал в руках лишь пару раз в училище. С тяжеленной, солидно оттягивающей подогнанную по фигуре портупею, тоже новенькой с иголочки кобурой на боку, он наконец почувствовал себя настоящим боевым офицером.
– Дайте‑ка посмотреть, – заинтересовался штабс‑капитан Нефедов, когда все представления были позади и офицеры тесно сидели за сдвинутыми вместе столами «клуба» – некого гибрида ресторана и курительного зала, который содержал отставной фельдфебель Неустроев, решивший не возвращаться на родину (таких здесь оказалось много). Оружием тут, видимо, было трудно кого‑то удивить – Саша у многих видел кобуры на боку, – но ему это удалось. – Честное слово, господа, в первый раз вижу такого монстра вблизи!
– Покажите, покажите, поручик! – поддержали остальные собравшиеся.
– Ничего особенного… – смутился Бежецкий, извлекая на свет божий свой грозный «федоров».
– Ого!.. – пронеслось над столом. – Действительно монстр!.. Всякое видал, но чтобы… Да вы эстет, поручик!..
– Прекратите, господа, – пробасил Нефедов, придирчиво осматривая «машинку», крутя ее в руках так и эдак, выщелкивая толстый магазин из рукояти и с лязгом загоняя его обратно. – Оружие весьма действенное, как я слышал. Правда, опробовать как‑то не доводилось.
– А что же сейчас мешает? – скривил тонкие губы в усмешке сидящий напротив ротмистр Сашиного «полка» Жербицкий. – Силантий Фокич, думаю, возражать не станет.
Офицеры с готовностью задвигали стульями, загомонили.
– Осторожнее, штабс‑капитан, – попытался сопротивляться Саша. – Он же заряжен!
– Я в курсе, – серьезно кивнул Нефедов, передергивая затвор. – Васи‑и‑илий!
– Что прикажете? – прибежал на зов одетый нарочито в русском стиле и прилизанный на прямой пробор мордастый половой Василий, вытирая руки о фартук.
– Расставь‑ка там у стеночки бутылки пустые, Вася, – попросил штаб‑ротмистр. – Надо, понимаешь, пушку поручику пристрелять.
– Помилуйте, барин! – изменился в лице половой, перебегая глазами с одного офицера на другого. – Как можно? Это ж не стрельбище вам!
– А‑а, прекрати! – беспечно махнул рукой Нефедов. – Можно подумать в первый раз.
– Не первый, – упрямился официант. – А ремонтировать потом кто будет?
– Что тут ремонтировать? – улыбнулся Жербицкий. – Стены‑то даже не оштукатурены! Дашь бачам полтинник серебром – они дыры глиной замажут, будут стены лучше новых. Не томи, братец, тащи бутылки.
– Положим, полтинником не обойдешься, – рассудительно заметил штаб‑ротмистр Лисицын. – Рубль серебром, как минимум.
– За чем же дело стало? – Жербицкий снял с вешалки у входа кепи и пустил по кругу. – Кому сколько не жалко, господа!
Саша бросил в шапку серебряный четвертак – больше монет в карманах у него не оказалось. Набралось где‑то около трех рублей. Ротмистр поворошил кучку тускло поблескивающих монет длинным аристократическим пальцем и ловко напялил кепи на голову полового – ни пятачка не просыпав.
– Действуй, Василий! Тут и на ремонт хватит, и тебе останется. А будет Силантий Фомич шуметь – вали все на меня: он в моей роте служил – поперек слова не скажет.
Бесшабашность боевых офицеров постепенно затягивала Александра, выпитое горячило кровь… В чопорном Петербурге он и подумать о таком не мог, а тут – на передовом рубеже Империи, словно на американском «фронтире», о котором в детстве читал у Майн Рида и Фенимора Купера, – возможно все.
– Позволите, поручик, мне первому? – учтиво спросил штабс‑капитан, становясь в позицию для стрельбы. – Лишить вашу фузею невинности, так сказать.
– О чем речь, сударь! – охотно согласился Саша.
– Верно!.. Правильно!.. – загудели остальные офицеры. – Нефедов – мастер…
Штабс‑ капитан вскинул пистолет, покачал его на вытянутой руке, покрутил головой, опустил… И, молниеносно вскинув снова, семь раз нажал на спуск так быстро, что выстрелы почти слились в очередь.
– Браво!
Все семь бутылок стояли на своих местах, но пули точно отбили им горлышки.
– Увы, господа! – развел руками Нефедов. – Вынужден вас разочаровать. Сие изделие Императорских Тульских оружейных заводов в пристрелке не нуждается. Прицел исключительно точен. Спуск чуть‑чуть туговат, но будем снисходительны – приработается со временем.
– Уж у нас‑то точно…
– А автоматический огонь? – вспомнил кто‑то. – Как эта машинка на очереди будет?
– Думаю, тоже неплохо, – буркнул офицер, переводя пистолет на автоматический огонь.
На этот раз вскидывать пистолет он не стал, а ударил очередью от живота. На Сашин слух никакой разницы между стрельбой одиночными в нефедовском сумасшедшем темпе и очередью не было. Но бутылки взорвались едва ли не одновременно.
– Тоже неплохо, – пожал плечами штабс‑капитан, прочистил мизинцем заложенное ухо и выщелкнул обойму, в которой оставалось еще несколько патронов. – Но все равно – не автомат. В конце задирает. И думаю, что пару бутылок я расколотил рикошетом.
– Эко диво! – заявил кто‑то из‑за спин. – Для того и примыкают кобуру вместо приклада.
– Не выход, – покачал головой Нефедов. – Пистолет – оружие личное. В случае чего вы противника подождать попросите? Пока возиться с кобурой будете.
– Это точно…
– Ну, господа. – Стрелок взял из рук Саши запасную обойму, которую тот держал наготове, и вставил на место ополовиненной. – Кто желает попробовать?
– А о хозяине вы, штабс‑капитан, забыли? – прищурился Жербицкий.
– Пардон, пардон… – Пистолет перекочевал к Саше. – Оружие ваше – вам и карты в руки… Василий! Новую партию мишеней!
Увы, пострелять Бежецкому не дали.
Едва он поднял пистолет, как дверь «ресторана» распахнулась от удара, и на пороге вырос офицер, сопровождаемый тремя вооруженными солдатами.
– Прекратить стрельбу! В чем дело, господа?!
– Ну вот… – протянул кто‑то. – Появился Девятый, и все опошлил…
Успокоить начальника гауптвахты, совмещавшего эту должность с должностью главы местной военной полиции, удалось не без труда.
