— Червяк, ты действительно хочешь отправиться на другой континент? — булькнул Дрюня с заметной усмешкой. — Ты хочешь там посеять свою правду и свой устав?
— А ты хочешь здесь остановиться и жить с мыслью, что в любой момент на горизонте могут появиться корабли, набитые доверху непонятным войском? Ты сможешь так жить?
— Мы должны развиваться на нашей земле! Мы должны подготовить свою армию, и, если вдруг на горизонте появиться угроза — мы дадим отпор!
— Нет! — взревел я. Его слабая позиция начинала меня бесить. — Вспомни историю! Вспомни, чем всегда всё заканчивалось. Пока мы будем здесь тратить жизнь на бесконечные тренировки, там, на той стороне моря, — я ткнул пальцем в сторону линии горизонта, — неизвестный нам враг будет готовить очередное вторжение. И я боюсь, они накопят такие силы, что мы не продержимся и суток. Поверь мне, детей они крадут неспроста.
— А если пристань окажется пустой! Не будет твоих кораблей! Что тогда?
— Мы построим свои.
Я больше не дал им возможность произнести хоть что-то. Пройдя мимо Дрюни, я направился в сторону своей армии. У меня были некие опасения, когда мой плащ растворился в луже едкого гноя, но сейчас я вижу, что зря волновался. Мои войны по-прежнему верны мне, их сердца стучат единым тактом, а узды всеобщей воли крепко сжаты в моих кулаках. Они пойдут туда, куда им прикажу. Все. И все умрут там, где я захочу.
Я повёл людей вперёд, в сторону каменного города. Родимое пятно двинулось через всё поле, напоминая перетекающий пузырь воздуха в бутылке с водой. Воины, облачённые в кровавые доспехи, выходили из травы и ступали на песчаную дорогу. Я слышал за спиной оглушительный топот, дрожала земля, а когда я обернулся, чтобы узреть свою армию, столб зернистой пыли укрыл большую часть войска.
Совершенно разбитая дорога вела нас извилистым путём. Мы шил через лесистые горы, богатые пушным зверьём. Обогнули сотню холмов, служившие нам временной защитой от холодных ветров. Меня беспокоила лишь пыль, раздражающая не только глаза, зернистая крошка неприятно хрустела на зубах. Но мне всегда приходилось помнить, что среди нас есть люди.
Путешествие тяжело давалось Ансгару и его людям. Но они стойко выдерживали удары непогоды, продолжая уверенно вышагивать по трудной дороге рядом с моими войнами. Ансгар довольно редко просил сделать привал, и я всегда отвечал ему взаимностью. Его солдаты незамедлительно уходили в лес за добычей, разводили костры, а потом целую ночь спали, разбившись на кучки, когда мои люди вели наблюдение.
Но больше всего меня удивляло поведение Осси. Воительница практически перестала общаться, словно замкнулась в себе. Держалась в сторонке, будто избегая любых контактов. Мне доводилось видеть подобное проявление чувств на фоне войны. Люди боялись привязываться друг другу, чтобы потом не испытывать боль утраты. Это нормально, так делают многие. Так делают истинные воины, знающие, к каким страшным последствиям может привести слабость духа.
Я редко ловил взгляд Осси, но, когда получалось, (как правило это длилось короткое мгновение) в окровавленных глазах виделась печаль. Осси не спорила, не перечила, не выдвигала никаких условий. Она молча следовала за мной, хотя я давно отпустил её. Её воля принадлежала ей, не мне. Она была в праве делать всё, что угодно. И всё же она продолжала следовать нашей цели, и мне хочется верить, что Осси прекрасно понимает важность этой цели, и осознаёт всю возможную опасность, если мы сойдём с нашего пути.
Глава 8
После трёх дней путешествия, ветер резко сменился. Мягкие потоки ласкали наши доспехи, вычищая трещины от дорожной пыли. Когда в нас бил очередной порыв, по поведению Ансагру и его людям мне становилось понятно, что ветер холодный. И появился запах. Морской запах. Мы близко…
Обогнув десяток поросших мхом каменных холмов, перед моими глазами заискрился горизонт. Казалось, что на узкую полоску земли пролили ртуть, которая растеклась в разные стороны, очертив вдалеке длинную полосу из чистого серебра. Но вот что было под этой полосой, мне было сложно объяснить. Мне было сложно поверить своим глазам.
— Мы пришли, — побулькал Дрюня, вставая рядом со мной.
— Да, — подтвердил я, мрачно взирая на то, что совсем недавно было покрыто зелёной травой и густыми деревьями, стелящиеся ровными рядами через всё поле к лазурному берегу.
— И это мы пришли спасать?
Я прекрасно понимал иронию Ансгара. Встав рядом с нами, он с ужасом взирал на простирающуюся до горизонта мёртвую землю. Здесь больше не было зелени, даже покрытые мхом огромные валуны, валяющиеся вдоль дороги, и то почернели. Трава не завяла, она умерла. Мягкий покров высох и почернел, став на столько хрупким, что стоило мне коснуться кровавым сабатоном крохотного кустика, как он рассыпался и пепельной пылью развеялся по чёрной земле. Казалось, что здесь был пожар, бушующее пламя быстро двигалось по земле, обращая всё в трухлявые фигурки, но это было заблуждение. Чуть надавив на почву, наружу проступила маслянистая жижа. Земля была отравлена. Отрава была настолько сильной, что сумела превратить фруктовые деревья в почерневшие веники.
Дрюня зарычал.
— Они отравляют нашу землю! — пробулькал мой друг.
— Да, — согласился я. — Но в этом ужасе я вижу и плюсы.
— Какие же, Червяк?
— Они смерились с потерей. Отец Зико правильно сказал, они уничтожат всё, где мы посмели посеять семя сомнений. Отвоёвывать они ничего не будут, только уничтожать. Нам надо торопиться.
Последние слова только слетели с моих губ, как над нашими головами раздался противный гогот с мерзким чавканьем, чем-то напоминающим гортанное бульканье Дрюни.
— Птицы, — произнёс Ансгар, уставившись на небо.
— Странно, — пробулькал Дрюня, — они не похожи на береговых птиц.
Действительно. Вместе с друзьями я уставился в небо, спрятавшееся за багровыми тучами из сотни гаркающих птиц. Птицы кружили огромной стаей, но они не собирались к перелёту в тёплые края. Они вновь и вновь подлетали к земле, словно выискивая что-то, а потом снова набирали высоту, растягивая черное облако восьмёркой. Крик сотни глоток не умолкал ни на секунду. Наоборот, он нарастал, медленно приближаясь к нам. Когда в пятидесяти шагах от нас стая птиц обрушилась на землю с пронзительным воплем и молниеносно взметнулось к небу, я сумел рассмотреть птиц. Действительно, это не были ни чайки, ни альбатросы, или бакланы.
Огромные вороны в болезненной корке из свернувшейся крови. Багровое облако вновь ударило в землю, под оглушительный рёв. На поверхности мёртвой почвы поднялось непроглядное облако пепла, скрывшее за собой всю живность.
Я успел лишь моргнуть.
Воронье гоготание и хлёсткие удары крыльев о воздух словно разорвали облако на куски, и в следующий миг стая птиц бросилась на нас.
— Всем приготовиться! — взревел я.
Мои ладони рефлекторно сжали копьё, но я прекрасно осознавал всю беспомощность нашей защиты. Мы ничего не могли противопоставить стае птиц.
Багровое облако ударило в нас.
Я прикрыл глаза и ткнул копьём перед собой. Наконечник отдал в руки лёгкой волной. Видимо, попал в кого-то. Я сжался, ожидая получить ответный удар, или десяток жадных укусов клювом на моём лице, но ничего подобного. Лишь свист рядом с ухом, и удар воздуха по щекам, от мимо пролетевших птиц.
Раздавшийся ото всюду людской вопль заставил меня открыть глаза. Я быстро окинул взглядом происходящее вокруг меня. Вороны нападали исключительно на людей. Мы — кровокожи — их нисколько не интересовали. На моих глазах два ворона ударили в тело стоявшего рядом со мной человека. Птицы с лёгкостью пробили кожаный доспех на груди, вонзаясь в тело жертвы как дротики для дартса. Мужчина громко взревел от боли. Птицы размашисто махали крыльями, царапая багровыми перьями ему лицо, царапали доспех когтями. Я не мог понять, они толи пытались высунуть свои клювы, толи, наоборот, старались поглубже запихнуть головы.
