Талисман для героя (СИ) - Бабакин Валентин

— Служим Советскому Союзу! — гаркнули мы в ответ на заслуженную похвалу.

— В колонну по четыре становись! — скомандовал Улямаев. — Раавняйсь! Смирно! Шаагом ааарш! Песню запевай!

— Дружно шаг, солдаты! Враг бежит от нас! Нас ведут комбаты! Выполним приказ! — звонко выдал запевала из второго взвода нашей роты Айтжан Асанов.

— Ура! Ура! Стремительно и смело! Мы к победе на пути! Мы за правое дело! С нами Ленин впереди! — вдохновенно подхватил весь строй.

* * *

На следующий день с утра, когда наш взвод перед завтраком подметал площадь перед клубом, к нам заявился сам полковник Зверев.

— Смирно! — завопил Слесарчук.

Все побросали метлы.

— Отставить, — спокойно сказал Зверев и подошел ко мне.

— За мной, Назаров. Поговорить надо.

Я отошел за Зверевым в сторону.

— Тебе задание будет. Знаю, что ты справишься, — уверенно произнес Зверев.

— Готов выполнить любой приказ, — бодро заявил я.

— Готов, значит, — ухмыльнулся Зверев, — Сегодня будут очередные съемки. Мне нужен боец, который прыгнет на движущийся танк со второго этажа дома. Ты должен прыгнуть на танк.

— Зачем? — тупо спросил я.

— Затем, что это эффектно для кадра. Боец прыгает и прикладом автомата имитирует, что он сбивает оптику, затем накрывает плащ-палаткой смотровую щель механика водителя, а потом спрыгивает с танка и бросает в него гранату. Ты это сделаешь.

Я тупо пожал плечами.

— Что жмешься? Кишка тонка? — ехидно спросил Зверев.

— Нет, — мотнул я головой. — Сделаю, но пару раз потренироваться надо. — Одного не могу понять. Зачем прыгать со второго этажа на танк, сбивать оптику, накрывать эти щели-амбразуры, когда можно сразу сверху кумулятивной гранатой этот танк нае…, извините, жахнуть. Не понимаю.

— Не понимаешь? — ухмыльнулся Зверев. — Все очень просто. Фильм делается для зрителя, а зритель должен быть потрясен. Гранату можно кинуть, но не тот эффект будет. А вот когда зритель увидит нашего советского солдата, который самоотверженно, как орел с неба атакует сверху танк, тогда он будет потрясен до глубины души. Надеюсь, ты понял?

— Так точно.

— Ты должен потрясти зрителя.

— Будет сделано, товарищ полковник!

— Молодец! — Зверев хлопнул меня ладонью по плечу, так, что у меня подогнулись ноги. — Готовность после завтрака в восемь тридцать в полной боевой выкладке. Как понял?

— Есть готовность в восемь тридцать в полной боевой выкладке.

— Свободен!

* * *

Бутафорский поселок в виде нескольких малоэтажных домиков вдоль короткой улицы прятался за леском на лужайке по соседству с учебным полем. Это был тренировочный сектор полка для отработки приемов боя в условиях населенных пунктов.

Домики, из старого кирпича и бетона, выглядели, как после мощного артобстрела. Проваленные крыши, с обгорелыми стропилами, пустые глазницы окон, покрытые копотью стены создавали гнетущую обстановку разрушенного войной поселения. Даже в хорошую солнечную погоду здесь было мрачно.

Сегодня здесь было мрачно вдвойне. Небо нависло тяжелым свинцом туч, и накрапывал мелкий дождь, а над домиками стелились черные дымы от подожженных автомобильных покрышек.

Съемочная группа скрывалась от непогоды в автобусе. Неподалеку от автобуса стоял на изготовке танк ИС-72 «Тайфун» и негромко урчал двигателем.

Полковнику Звереву погода была нипочем. Он мужественно стоял в брезентовом плаще, под пронизывающим, не по-летнему, холодным ветром. Рядом с ним топтался взводный Улямаев и еще несколько офицеров из нашей роты. У кромки леса строем застыли бойцы.

— Готов? — спросил меня Зверев.

Я был готов, но меня не покидало ощущение какой-то незавершенности предстоящей сцены. Я видел в ней несовершенство композиционного решения, как в некой архитектурной конструкции, которая могла бы стать идеальной при условии её должного оформления.

Решение пришло, как молния.

— Что молчишь боец? Или струсил? — спросил Зверев.

— Никак нет, товарищ полковник. Но у меня есть предложение.

— Какое предложение? — насторожился Зверев.

— Надо обогатить сцену.

— Главное не обгадить, — усмехнулся полковник. — Как это?

— Если уж поражать зрителя, так на полную, — решительно заявил я. — Надо чтобы в кадр попало не только уничтожение танка, но и ликвидация экипажа. Танк задымит после моего броска гранаты. Правильно?

— Конечно, задымит, — согласился Зверев. — Там дымовая шашка загорится.

— Этого мало, — мотнул я головой. — А что с экипажем?

— А что с экипажем? — переспросил Зверев.

— Когда у танка подбит двигатель, то экипаж, как правило, остается жив. Правильно?

— Да, жив. Но может быть контужен, но жив, — согласился Зверев. — Ты к чему клонишь, боец?

— К тому, что, как только я брошу гранату, и танк задымит, из него начнет выбираться экипаж. И вот тут в сцену должны включиться еще два бойца. Они вместе со мною вступают в рукопашную схватку с танкистами и побеждают их. Это будет заключительная сцена ставящая точку в победе над врагом.

— Неплохо, — Зверев снял фуражку и задумчиво почесал затылок.

— И еще, — добавил я. — Перед тем как мне запрыгнуть на танк, он должен выстрелить на ходу. Стреляет само собой холостым, но должен выстрелить обязательно с огнем из дула.

— Зачем? — спросил Зверев.

— Это повышает напряженность момента и показывает мощь боевой машины, которую мне предстоит укротить, — пояснил я.

— Согласен, — кивает Зверев. — Только так и не иначе. Пойду и сообщу режиссеру твою задумку.

— Подождите, товарищ полковник! Предлагаю бойцов экипажа противника все же не уничтожать, а взять живыми. Это будет проявлением гуманизма со стороны советских воинов. Мы ведь за мир? Правда?

— Точно! — соглашается Зверев.

— Если мы за мир, то должны взять экипаж в плен. Ведь вражеские солдаты это простые люди на гражданке — рабочие и крестьяне. Империалистические силы толкают их на войну. А их ждут дома жены, матери и дети. Мы должны врага взять на исправление, а потом вернуть домой просветленным человеком.

— Правильно, Назаров! Молодец! Мыслишь идеологически верно! Так тому и быть!

Зверев прошел к автобусу и скрылся в нем. Вскоре вышел обратно, а за ним вывалила вся съемочная группа. Режиссер торопливо поспешил ко мне.

— Это вы придумали сцену? — спросил он.

— Киваю.

— Великолепно! Мы будем снимать крупным планом. У вас несомненный талант сценариста молодой человек!

— Кого ты возьмешь себе для сцены? — спросил подошедший Зверев.

— Кожуру и Дурова, — не задумываясь, ответил я.

— Хороший выбор, — одобрил Зверев и обернулся к строю бойцов. — Кожура и Дуров, ко мне!

На инструктаж ушло минут пять. Кожура и Роман одобрительно кивали. Бойцы экипажа танка охотно согласились сыграть роль врага, но видно было, что у них нет желания быть побежденными. Похоже, что будут сопротивляться.

— По яйцам не бить, — предупредил нас Зверев. — На исходную бегом марш!

Я ринулся к двухэтажному кирпичному дому. Кожура и Дуров скрылись по соседству с ним за забором.

Съемочная группа рассредоточилась по местам.

Решено было снимать без предварительной тренировки. Если, что не получится сразу, то будет второй дубль, а если надо, то и третий и четвертый.

Я забрался на второй этаж и выглянул из окна. Танк стоял на исходной позиции метрах в ста от меня.

Великолепно! Никогда не предполагал и даже не мечтал о том, что буду играть главную роль в фильме.

— Внимание! Полная готовность! — раздался голос режиссера. — Начали!

Послышался свистящий звук двигателя, и танк двинулся вперед.

Идет быстро. Не промахнуться бы, блин!

Приближается. Я изготовился.

Выстрел!

Из дула вырывается пламя. Потрясающая мощь!

Танк поравнялся с домом, не снижая скорости.

Прыгаю чуть вперед по ходу танка.