Викториада (СИ) - Осипов Игорь

Катя вышла, только минут через пятнадцать, грустно посмотрела на меня, сидящего в уголке и пытающегося дрожать менее интенсивно, и села рядом, прижавшись плечом. Не знаю почему, но это помогло. Тепло ее плеча, как лекарство перетекло в меня и дрожь, постепенно, прошла. Не так чтобы полностью, но я уже мог посмотреть на часы и членораздельно говорить.

- Галюню накрыло. Винит себя во всем, что не может быть рядом с нами. - Её голос меня окончательно успокоил. Вот ведь, как сложна жизнь. Кто-то отдал бы всё, чтобы вот так сидеть и ковыряться в железках, а его в окоп в самую мясорубку. А кому-то наоборот, и таланта бог дал - стреляет как Робин Гуд, и характер такой, что любой зомби от одного взгляда ломанется куда подальше, а организм говорит: - нет, сиди тут. Да, жалко Галюню.

Я посмотрел на часы. Едрить!По моим ощущениям и насыщенности событиями прошел уже, наверное, целый день, а на самом деле время только клонилось к обеду.

Катя поднялась и посмотрела на меня сверху вниз.

- Ладно, пошли тебя лечить.

- Я нар-рмаа-ально.

Она улыбнулась.

- Вижу, как нар-рмаа-ально, - передразнила она меня, - тебе сейчас на конкурс по танцам надо. Все призы возьмешь по брейк-дансу. Пошли, говорю. - Она пошла по коридору, не оборачиваясь на меня. А что я? Ну, плохо ведь мне. Оставалось лишь плестись сзади, касаясь для страховки руками стен, а то еще реально завалюсь. Вот смеху то будет.

Ковыляли мы обратно в основной зал, где стояла суета, как в растревоженном муравейнике. Сергей Борисович стоял на своём любимом месте - возле фюзеляжа вертолета. К нему побегали какие-то люди, что-то ему говорили или показывали какие-то бумаги, после чего получали от него очередные указания и быстро растворялись среди лабиринта коробок и ящиков. Катя подошла к нему со спины.

- Пап.

- Кать, вот сейчас точно не до тебя, подожди чуток я сейчас… - он потыкал пальцем Михалычу в строку в каком-то списке и продолжил, - освобожусь, а потом ты мне подробно все расскажешь. Не думай, что я за тебя не волновался. Ещё как волновался… Но…

- Пап, обернись. У меня вот.

Он, наконец, оторвался от непосредственного руководства и оглянулся на нас. Предмет тревоги дочери он понял сразу, поскольку он, этот предмет, решил облокотиться на какую-то коробку и свернул ее, к чертям собачьим, рассыпав какие-то упаковки с деталями. Попытался поднять, но окончательно потерял равновесие и завалился среди всего этого устроенного им же бардака.

- Ого, как тут у вас всё…Ты, это… веди его домой. Где «лекарство» - знаешь. Только много не наливай. А я сейчас еще парочку ЦУ и ЕБЦУ раздам и прибегу.

Катя кивнула, и, подхватив меня под руку, чтобы я еще чего-нибудь не снес, потащила в сторону жилого сектора.

Меня дотащили до комнаты, усадили на уже знакомый диван и вручили в руки бокал, где на донышке плескалась янтарная жидкость, пахнущая карамелью и миндалем.

- Пей!

Я послушно глотнул обжигающий напиток. На языке осталось приятное карамельное послевкусие. Я облизнулся. Что-то у меня часто день кончается «лекарством». Так и спиться не долго. Я тупо уставился на бокал. Как там говорилось? Всё начиналось с бальзама «Биттнер», по чай ложечке в день - так и втянулся.

- Допивая до конца, гурман. Тебе это как лекарство дали, а не для балдежа.

Я допил. По телу разлилось приятное тепло, и дрожь постепенно отступила. Но навалилась такая слабость, что я на всякий случай поставил бокал на столик рядом с собой.

- А что это было?

- Коньяк. - Катя пожала плечами. - Со слов отца очень дорогой и очень хороший.

- Это я уже понял, я о другом. Со мной что было?

- Мария Семёновна называет это состояние адреналиновый шок, это когда весь адреналин выплескивается в кровь, а потом железы его еще выработать не успели и вот так вот становится. Если я правильно поняла. У меня тоже пару раз так было. Тоже папа коньяком отпаивал. Как вы его пьете? Такая ж гадость!

- Да не, хороший коньяк. - Я нахохлился как мокрый воробей. - Даже можно сказать отличный. А твой отец сказал, что кому-то там даст ЕБЦУ. Что такое ЦУ я знаю, а вот второе - первый раз слышу, звучит как-то угрожающе.

Катя хихикнула, закрыв рот ладошкой.

- Не обращай внимания. Это армейский юмор.

- Ну, всё же. А то хихикаешь, а я не в курсе над чем.

- ЦУ - это ценные указания, а ЕБЦУ - это ещё более ценные указания.

Век живи, век учись, даже такому дебилизму. Я понимающе покивал, но потом всё-таки улыбнулся. В конце концов, весь юмор служит для того, чтобы скрасить суровую действительность, а в данном случае тут её, эту действительность, ещё скрашивать и скрашивать, и всё равно будет выглядеть как воздушный шарик на кладбище.

Ждать пока закончатся все эти ЕБЦУ, пришлось более часа. Катя уже и сбегала за обедом для нас двоих, и мы почти успели все это съесть, когда в комнату зашел ее отец.

- О, трапезничаете. Кать, будь другом, сходи и для меня, а то я сейчас у вас отбирать начну, а оно вам надо?

Катя недовольно фыркнула, но встала из-за стола и скрылась за дверью.

- Смотрю, на человека уже стал похож.

- Ага, отпустило. Никогда так плохо не было.

- Ничего, привыкнешь. Всех поначалу трясет, а потом, так и ничего.

Зашла Катя, неся на подносе две тарелки и компот. Борисыч подхватил у нее из рук свой обед и поставил себе на стол, отодвинув компьютерную клавиатуру.

- Я тут буду жевать и вещать, так что если чего не поймете, переспрашивайте, не стесняйтесь. Чёрт, голодный… У тебя вот трясучка, а у меня от волнения аппетит разыгрывается не на шутку, слона бы съел.

Он накинулся на еду, словно и правда, не ел несколько дней.

Ты ничего не заметил? - Он посмотрел на меня, но когда увидел мое растерянное лицо, перевел взгляд на Катю - А ты? - Не добившись от нас вразумительного ответа, продолжил. - Короче, что-то с этими зомбаками было не так. Раньше было как? Накатила волна, мы их из пулеметов порубали и всё… убирай то, что осталось. Пардон, не к столу сказано. - Несмотря на тему, это ему не мешало орудовать ложкой со скоростью заправского чемпиона. - А теперь. Первая волна, в лоб, как обычно и когда мы решили, что всё, ещё две. Клешнями, с запада и востока. Поэтому, мы к вам и не успели, что отвлекли нас на западном секторе. Там тоже ограждение прорвали, но ближе к центральным воротам. И самое интересное, что и это еще не всё. Оказывается, была еще и четвертая волна, но она шла с юга и не прошла наши минные поля и заграждения. Если бы дошла еще и она - зомбец нам был бы полный. Мы уже на этих трех волнах были полностью на нуле.

Так что это было - они поумнели? - Катя задала вопрос, вертевшийся у меня на языке.

Сергей Борисович отставил пустую тарелку из-под супа и принялся за второе.

- Не знаю, Кать. Мне кажется, что скорее ими кто-то управлял. В любом случае пока у меня нет ответа на этот вопрос. Одно скажу - они меняются или вирус меняется. Все эти изменения не в лучшую для нас пользу. Изменения эти как-то связаны с нашими походами, что-то мы там растревожили, и ответочка не заставила себя долго ждать.

- Так, а нам что делать?

- То же что и намеривались, только раньше это был чисто академический интерес, а теперь - вопрос выживания. Если весь город, вот так попрет на нас, то даже гадать не надо - не устоим. Ждать больше нельзя ни дня.

Это «ни дня» затянулось на целых два дня. Борисыч не мог оставить объект с разрушенным защитным рубежом. Поэтому всё это время ушло на восстановление ограждения, минных полей, ловушек, раскиданных на подходе к убежищу по всему лесу. Благо нас никто не беспокоил, словно какой-то непонятный разум играет с нами в шахматы и ждёт, когда мы сделаем свой ответный ход. А ход, конечно, будет. Прапорщик спешил. Руководил всем сам – лично. В ручном режиме, так сказать. Проверял, перепроверял. Это и понятно - ему придется забрать основные силы, оставив базу с малой охраной, и он хотел быть уверен, что эти самые малые силы справятся с обороной объекта. Забор установили, местами укрепили старый, снаружи прошелся маленький экскаватор, превратив, в общем-то, неглубокий ров в настоящую траншею двухметровой глубины, вертикальными стенками. Теперь периметр выглядел очень внушительно.