"Фантастика 2024-77". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Лукьянов Александр Николаевич "anlukianov"

Черный Мурасамэ сильно испугался и присел — он кожей ощутил, что его хозяин готов взорваться от злости.

— Что это за страна, где людей невозможно сварить в кипятке?! Что это за страна, где надо мной смеются?! Уййй!!! — закричал император таким голосом, который многим придворным показался очень-очень страшным, и они, зная нрав императора, предпочти заблаговременно скрыться с трибуны. Сам же Кан-Чи был на грани помешательства, ибо не мог не верить своему жизненному опыту, который однако вошел в противоречие со столь очевидными вещами, что от этого в глазах у императора Кан-Чи все помутилось. Ему уже казалось, что он — это не он, а некто, смотрящий на происходящее чужими глазами и ничего не понимающий.

Вдруг страшное подозрение, которое все объясняло, закралось ему в голову: во всем виноват Бугэй. Бугэй в сговоре с преступниками и не только каким-то совершенно невероятным образом не довел воду до кипения, а вообще, все это время водит его, императора Кан-Чи, за нос, и не было никакой говорящей головы, и не было никаких летающих пленников, да и вообще нет и не было этого упорного, непонятного народа, который до сих пор не признает новую власть, а он, Кан-Чи у себя на родине казнит пленников, захваченных с бою.

— Ну я вам всем… — злобно выпучив глаза, шептал император Кан-Чи, подбираясь к чану. — Я вас выведу на чистую воду! — И с этими словами он, недолго думая, сунул правую руку в чан, в котором сидел Акинобу, чтобы схватить его за шиворот и вытащить наружу.

То, что произошло после этого, многим показалось громом среди ясного неба. Если раньше императора Кан-Чи боялись, то теперь все пришли в ужас и стали разбегаться, не только оттого, что Кан-Чи завопил, как сто тысяч котов, а оттого, какие последствия все это обещало. Никто не хотел попасть под горячую, точнее, под его ошпаренную руку, в том числе и Бугэй, который ужом проскользнул между чанами, и был таков, отделавшись лишь опаленным задом. Еще больше испугались кэбииси и корзинщики, которые держали цепи и чугунные шары, а также жрецы. Они попадали на землю и стали расползаться кто куда. Еще раньше испарились, как иней на солнце, Тла со своим господином за плечами, городские стражники и простой люд, не говоря уже о цукасано гэ, которые особенно остро ощущали себя неуютно в родной стране. Черный Мурасамэ почувствовал себя щенком и, поджав хвост, мгновенно зарылся в кучу дров. Во всеобщей панике никто не обратил никакого внимания на то, как Акинобу и Натабура преспокойно взлетели над кипящими чанами и вместе с раскаленными добела цепями и прикованными к ним чугунными шарами величиной с бычью голову и растворились в голубых-голубых небесах.

Так счастливо закончил этот праздник, не успев начаться.

Глава 5

Миссия капитана Го-Данго

Если бы еще год назад кто-нибудь сказал капитану Го-Данго, что он сменит катана на крестьянскую мотыгу, он вбил бы этого человека по пояс в землю и был бы по-своему прав, ибо испытывал бесконечное смущение, порожденное множеством проблем. И главная из них — ему приходилось ходить, дышать и, вообще, жить согнутым, а это не способствовало укреплению духа самурая. Да и жизнь без привычного движения в седле приводила его в уныние, хотя и в таком существовании были свои плюсы: он научился думать. До этого он не замечал в себе подобных талантов, и это единственное маленькое открытие чуть-чуть да грело душу капитана, да еще, пожалуй, крохотный огонек свечи, отбрасывающий на мрачные стены подземелья еще более мрачные тени.

Участник двух сражений: под Фудоки, в ущелье Хитамити, и под Цуяма, он попал не в ближайшие и не в дальние провинции, где вовсю рыскали отряды арабуру, а в столицу Мира, казалось бы, в пасть врагу. Но в этом поступке был тонкий расчет, — где лучше всего спрятаться? Естественно, под носом у охотника.

Впрочем, выбора у него не было — три стрелы в теле и резаная рана поперек груди от огненного катана заставили его спасителей искать столичных врачей. В общем, как бы там ни было, он очнулся только через десять дней. Рядом сидел человек, поклевывая носом, догорала свеча, и было так трудно дышать, словно на грудь одновременно взгромоздились три слона и топтались вовсю.

Человек встрепенулся и привычным движением поднес к губам капитана тряпицу, смоченную водой.

— Кто ты? — с трудом спросил капитан Го-Данго.

— Слава Будде! — несказанно обрадовался человек. — Заговорили!

— Ах… да… — прошептал капитан и стал что-то припоминать: долгую тряску на повозке, которая превратилась в пытку, и заботливые руки оруженосца. — Гэндзабуро…

— Да, мой господин, это я, — наклонился человек.

От него пахнуло, как от мертвеца — то ли гнилыми зубами, то ли пустым желудком. Но капитан Го-Данго так устал, что ему были безразличны запахи. Его почему-то больше всего волновала петушиная нога, подвешенная под потолком на веревке, обросшей жирными хлопьями пыли. Петушиная нога казалась ему самым жутким предметом в комнате. Много ночей она преследовала его в кошмарах. Он боролся с ней, убегал от нее, а она нагоняла его и душила, душила. Теперь же она показалась ему самым безобидным предметом, и капитану стало легче. Но он еще, нет-нет, да и поглядывал на нее с подозрением, боясь, что она оживет.

— Ну ты и постарел… — косясь на петушиную ногу, заметил капитан Го-Данго, — постарел… — и провалился от бессилия в спасительный сон.

Он помнил Гэндзабуро почти мальчишкой, которого подобрал в какой-то далекой северной деревне, где властвовали голод и холод, и сделал его асигару [181]. А угадав в нем черты преданности, приблизил к себе в качестве оруженосца. И из мальчишки получился воин. Теперь же рядом сидел человек с маленьким сморщенным лицом старика.

В следующий раз капитан очнулся уже от утренней свежести. Он лежал под навесом, укрытый по самый нос толстым пуховым одеялом, и все равно мерз, хотя лето еще даже не было на исходе. Ледяные струйки воздуха проникали под одеяло и, как шила, вонзались в тело. Капитан Го-Данго застонал. Рядом тотчас возник Гэндзабуро, заботливо подоткнул одеяло и взбил подушку. Какой я слабый, подумал Го-Данго, с любопытством рассматривая собственную руку и не узнавая ее. Рука больше подходила мертвецу, чем живому человеку — жилистая и сухая, она была словно обтянута пергаментом, а не кожей. В тот момент, когда Гэндзабуро приподнял его, капитан кинул взгляд вдаль, увидел сверху далекую синюю реку, холмы, купы деревьев и город. Это было место, которое называлось Слиянием. Две реки — Ёда и Окигаву — сливались, образуя новую — Каная, которая, вырываясь на равнину, петляла до горизонта и дальше — до самого моря, за которым не было земли, потому что никто не знал, как далеко оно простирается. Правый берег в месте слияния был высоким и обрывистым, здесь издревле монахи рыли пещеры и селились в них. Теперь монахов нет, подумал Го-Данго и незаметно для себя уснул.

Через день он начал вставать, а через пять-шесть уже самостоятельно выходил подышать до жары свежим утренним воздухом и полюбоваться на синий простор, открывающийся со Слияния.

Тихо и незаметно приходил врач. Бормотал что-то о слабой груди, и Гэндзабуро поил капитана козьим молоком с медом и цветочной пыльцой.

— Мяса бы, да нет… — сетовал Гэндзабуро.

— Сам… сам отведай! — приказывал ему капитан, стискивая зубы и отводя руку с молоком. — А то смотреть страшно.

Маленькое морщинистое лицо Гэндзабуро наводило тоску. Неужели и я такой же? — думал Го-Данго.

— Да мы как-нибудь проживем… — бормотал, отворачиваясь, Гэндзабуро — Мы привычны. А вот вы…

И все-таки капитан заставлял его выпить глоток-другой лечебной смеси. Ну и хорошо, удовлетворенно думал он, засыпая, ну и отлично. К давнему шраму через всю правую половину лица и к двухгодичному шраму на спине, полученному в бою с Богом Яма, добавился третий наискосок груди, похожий на веревку вишневого цвета, и три помельче, но глубокие — от стрел: на шее, на плече и на колене. Иному смертному хватило бы малой толики от этих ранений, чтобы уйти в область за Луной. Один лишь капитан Го-Данго был способен выдержать столько напастей в полной мере и не умереть. Он и не умер, но чах и постепенно из бойца превращался в тень, только в очень большую, он и эта тень с каждым днем все уменьшалась и уменьшалась. Силы покидали его. Гэндзабуро ничего не мог поделать, только жалостливо качал головой.