Один из моих соседей по палате встал и открыл дверь, посмотреть, что происходит. И представь наш ужас и удивление, когда непонятная тварь просто схватила его и поволокла в коридор. Я успел подчерпнуть Мощь, выскочил в коридор и просто врезал по твари.
Но у нас, на втором этаже уже бесновались несколько безголовых и я, к своему стыду, бросился разыскивать Настю.
— Почему стыду?
— Надо было позаботиться обо всех, я ведь будущий ауксиларий, у меня работа — сражаться с Идолищами, но тогда я не думал об этом. Только о том, чтобы добраться до Насти, и чтобы с ней все было хорошо.
Настю я нашел в палате, схватил ее за руку и сказал, что нужно бежать. Но опять же, к моему стыду, она образумила меня. Напомнила, что вокруг другие люди, и они полностью беззащитны перед чудовищами.
Мы выскочили в коридор и напоролись на еще одного безголового, тут уже Настя уничтожила его.
— Здорово у вас получается! — не удержался я.
Кир кивнул:
— Просто не оставалось выбора. Твари зверствовали в одной части коридора, а мы и другие, пациенты и медики, столпились в другом. Затем кто-то вспомнил, что двери не заперты, мы бросились вниз, но там все еще хозяйничали безголовые. Тогда, мы с Настей, решили увлечь их за собой, выше на четвертый этаж, а людям дать возможность спуститься вниз. И у нас получилось. Почти.
Часть безголовых бросилась за нами, мы пробежали по третьему этажу и выскочили на четвертый. Еле успели пробежать коридор и запереть двери, в другом его конце. А затем сбежать вниз. Я не знаю, скольким людям мы сумели этим помочь, но надеюсь, что хоть кому-нибудь.
Я молчал. Кир и Настя заперли двери на четвертом этаже. Именно поэтому безголовые остались там. Именно поэтому погиб Сладов. И зачем я только потащился в эту больницу!
Затем я рассказал Киру о следователе Кадлаеве. О его безумной идее, что это я разработал план по убийству усатого патриция, а Настя моя соучастница. И о том, как следователь сошел с ума и впустил безголового в подвал.
На это Кир сказал, что очень жаль, что на такой ответственной должности находится человек с психическим расстройством.
И тут я заметил на его рубахе кровь. На боку, там, где пришелся удар Лучанского.
— Да, — сказал он, — эти твари зацепили меня, как раз в тот момент, когда я запирал двери на четвертом этаже больницы. Прямо по старой ране.
Он достал аптечку. Стянул рубаху и поменял повязку.
— А тебя не рано выписали? — спросил я.
— Сейчас это неважно, много людей, куда с большими ранами. Если станет хуже, обращусь в больницу. Пока мне это не мешает. Просто изредка кровоточит.
* * *
Понедельник день тяжелый. Он и прошлый выдался, куда как непростой. Но этот, тоже, не обещал ничего хорошего. Начались занятия. Не успели мы с Киров появиться в учебном корпусе, как нас тут же вызвали к директору. У дверей кабинета Савельева нас ждала Настя.
И меня это не порадовало. Неужели, следователя Кадлаева выпустили из психушки, если он вообще там был, и он вновь принялся искать заговоры мирового масштаба?
— Сказали ждать, нас позовут, — тихо оповестила нас Настя. — У Савельева какие-то важные гости.
Ладно, подождем. Интересно, что там, за важные гости и при чем тут мы? Ждать пришлось недолго. Секретарь Савельева выглянула и позвала нас.
— Так, — сказала она. — У Петра Сергеевича благородные люди. Ведите себя прилично. Не забывайте, поклонились и молча стойте. Говорите, только когда вас спрашивают.
Она робко постучала в дверь, едва приоткрыла ее, заглянула:
— Они здесь.
Эти слова секретарь почти прошептала. А мне даже показалось, что ее ноги вот-вот подогнуться.
Почти отпрыгнув от двери, она сказала:
— Заходите и, ради всего святого, помните об этикете.
Как будто с бабуинами разговаривает! Бабуины закончились в этом колледже, вместе с бандой Карпяна, знать ведь должна.
Мы, друг за другом, вошли в кабинет директора. Прежде, чем склониться в поклоне, я успел заметить много чего интересного. Сам директор сидел в своем кресле, но так, словно он нашкодивший школяр. На самом краешке, с выпрямленной спиной и заискивающей улыбкой, застывшей на лице.
Кроме него, здесь находились еще трое. Двое стояли в расслабленных позах. Молодой человек и девушка. Он в серых брюках в темно-синюю полоску, хотя, возможно, наоборот. Не разбираюсь. Темно сером пиджаке, застегнутом на одну пуговицу. Из-под пиджака виднелись манжеты белой рубашки. На шее галстук. В руках молодой человек сжимал светлую шляпу с прямыми полями, с темно-синей лентой на тулье. Лицо открытое, мужественное, прямой взгляд с любопытством устремился на нас.
Девушка, вернее сказать, молодая женщина, стройная и гибкая. Одетая в черную длинную юбку, светлую блузу и шляпу похожую на шляпу молодого человека, но вроде, как более изящную. Из-под шляпы струились черные волосы. Лицо красивое, утонченное. Во взгляде синих глаз тоже мелькали искорки любопытства.
Третий гость директора, серьезный на вид мужчина восседал в кресле. Высокий, крепкий, голубоглазый с соломенными волосами. Взгляд отстраненный, немного стеклянный, какой-то, что ли. В белых брюках и кителе. В руке мужчина держал бокал с золотистой жидкостью.
Во как разошелся директор наш, кресло раздобыл где-то, в прошлый раз, когда разговаривал здесь с чокнутым следователем, его не было. Наверное, и коньяком гостя угощал непростым.
— Вот, это они, — с придыханием сказал директор, когда мы выпрямились.
Он соскочил со своего места, почти подбежал к нам.
— Ребята, познакомьтесь, — он вытянул руку к белому кителю, — Его сиятельство, Ингвар Алексеевич Воронцов, более известный, как Белый Витязь!
Мы снова поклонились. Директор, кажется, поклонился вместе с нами, но не могу сказать точно.
Так это, тот самый, что здоровенную шагающую фигню завалил! Тут я покопался в своей памяти, один из боярского рода Воронцовых, да еще и из прямой линии, раз директор обращается к нему «ваше сиятельство».
Не успели мы выпрямиться, как директор, не свойственным ему, плавным движением, указал на молодого человека и женщину:
— Ее милость, Лидия Афанасьевна Долгопрудникова и его милость, Ростислав Иоанович Кармельцовский, пилоты Мобильных Доспехов, о которых я вам так много рассказывал.
Осталось загадкой, о чем именно нам рассказывал Петр Сергеевич, о доспехах или о пилотах. Лично я впервые слышу эти имена.
Снова выпрямились, от этих поклонов уже спина скоро заболит. Хорошо, хоть один поклон на двоих пилотов пришелся.
— А это наши студенты, которых вы хотели увидеть, ваше сиятельство, — елейным голосом продолжил директор. — Кирилл Новиков и Анастасия Сухомлинова. Они находились в городской больнице, когда на нее напали Идолища, и помогли людям выбраться оттуда живыми.
И Кирилл, и Настя, когда назвали их имена, опять поклонились. Правда, уже не так низко. Ну и мне надо готовиться, значит.
— А это Михаил Шелестов.
Я попытался поклониться, как это делали мои друзья, но вышел какой-то неглубокий присед. Лидия, как-биш-там-ее, Афанасьевна улыбнулась. Директор тем временем продолжал:
— Он проявил себя при защите колледжа и совершил вылазку в больницу, вместе с покинувшим нас Ильей Андреевичем.
Петр Сергеевич положил мне руку на плечо:
— Одаренный сирота, один из наших лучших учеников.
Вот это повышение статуса! Надо почаще приглашать в колледж людей со сложносоставными фамилиями и в древних шмотках, смотришь, я так и первым учеником стану.
Воронцов поставил бокал на стол:
— Примите мои поздравления, Петр Сергеевич, вы умеете воспитывать достойных помощников в нашем благородном деле.
Голос сухой, тусклый, колючий.
— Премного благодарен!
Директор попытался склониться в поклоне, но на полдороге передумал и в таком, полусогнутом положении прошелся до своего места. Где снова уселся, в позе шкодливого школьника, пойманного с поличным.
— Молодые люди, примите мои восхищения. Ваши действия, заслуживают всяческой похвалы. Как и действия всех студентов этого славного учреждения.
