"Фантастика 2025-58". Компиляция. Книги 1-21 (СИ) - Букреева Евгения

Большинство тренажёров были пусты, только на беговой дорожке старательно пыхтела тощенькая девчонка, да двое подростков цепляли тяжёлые блины к штанге, вяло перебрасываясь фразами. Олег со своими сопровождающими быстро пересёк спортзал, прошёл через пустующие раздевалки и, кажется, душевые кабинки и оказался в коротком полутёмном коридоре, выглядевшем с первого взгляда как тупик, а на самом деле заканчивающимся неприметной дверью, с толстой и плотной обивкой — Олег только потом понял, что это звукоизоляция.

За этой дверью начинался другой мир: огромное помещение, плохо освещённое, по краям которого жались столики — их слабые очертания едва можно было угадать, а в центре, на небольшом подобии сцены, шест. Шест этот, то ли металлический, то ли пластиковый, но отделанный под металл, неожиданно привлёк внимание Мельникова. Возможно, потому, что пятачок, где он находился, был освещён лучше, чем весь зал — прямо над сценой горела лампа-прожектор, и расходящиеся во все стороны голубоватые лучи падали на пол, покрашенный или покрытый чем-то блестящим. Он едва успел сообразить, где он мог видеть что-то подобное, как из полутьмы к ним выступил громила. Именно так — громила, потому что другого слова подобрать было трудно. Мельников на свой рост никогда не жаловался, но рядом с этим человеком он неожиданно почувствовал себя маленьким и слабым.

— Этого сюда зачем?

Голос у бугая был под стать, громкий, чуть хрипловатый, а вот лицо оказалось неожиданно детским, с пухлыми губами и такими же пухлыми румяными щеками. И глаза, голубые, как у игрушечного пупса, которого Соня зачем-то держала на комоде в их спальне, смотрели на мир и на Олега по-детски удивлённо и даже радостно.

— Владимир Иванович распорядился, — ответил один из конвоиров. — Велел пока его у вас подержать. А сам он попозже подойдёт. Василий тут?

— Василий Михайлович всегда тут, — обиженно отозвался громила, хотел что-то добавить, но тут в глубине пустого зала показался ещё один человек. Маленький, щуплый мужичок, эдакий живчик невнятного возраста (такому можно было легко дать как тридцать, так и все пятьдесят), с редкими светлыми волосами и высокими залысинами, он производил впечатление мелкого, но расторопного помощника при начальстве средней руки, но потому, как подобострастно вытянулся громила, сжав свои детские губы, это и был тот, кого здесь уважительно именовали Василием Михайловичем.

Мужичка сопровождала высокая, полноватая девица, на которой из одежды была лишь полупросвечивающая комбинация, короткая, едва прикрывающая трусы или скорее их подобие — назвать пару ниточек, перетягивающих рыхлое тело девицы, трусами было слишком смело. Олег почувствовал, как лицо заливает горячая краска стыда, и поспешно отвёл глаза. Кроме него полуголая девица никого не смутила, очевидно, его сопровождающие к здешним порядкам были привычны, да и сама девица не обратила на них никакого внимания. Она чего-то говорила Василию, безбожно растягивая гласные, а тот делал вид, что слушает её, хотя его небольшие глазки внимательно осматривали Олега — обшаривали с ног до головы.

— Вот что, Жанна, — наконец прервал мужичок свою спутницу. — Ступай к себе, — и, не давая ей возразить, добавил. — Я же уже сказал — разберёмся.

Девица недовольно сморщилась, но спорить не стала, ушла, вихляя бёдрами, скорее по привычке, чем с целью кого-то завлечь, а Василий вопросительно уставился на того, кто стоял от Олега справа. Электрошокер был в руках второго, но именно этот, плотный крепкий мужчина, ещё там, на лестнице рядом с больницей, негромко посоветовал Мельникову не рыпаться, и в нём безошибочно угадывался главный.

Крепыш ещё раз повторил, что «Владимир Иванович велел», и Василий, ни о чём больше не спрашивая, достал из кармана брюк связку ключей, ловко отделил от неё один и отдал со словами:

— Пятнадцатый номер, в самом конце коридора.

И вот теперь, Мельников сидел в этом пятнадцатом номере и мучительно пытался сообразить, в чьи же руки он попал.

Несмотря на то, что заведение носило если не криминальный, то полукриминальный характер точно, его конвоиры всё же к этому миру не принадлежали. Да, сначала такая мысль мелькнула, но Олег её быстро отмел — содержимое его карманов этих людей не интересовало. Да и выправка у них была явно военная, это тоже можно было угадать без труда. Но всё же, кто они? На кого работают? На Караева или Рябинина? Тогда почему его не доставили сразу в военный сектор, а наоборот, повели вниз? Почему они в штатском? Почему вместо оружия — электрошокер? Почему, когда они вышли на жилой этаж, то беспрепятственно прошли через КПП — сидевшие там охранники даже глазом не моргнули и никакого пропуска не потребовали? И почему, чёрт возьми, притон? И кто такой этот Владимир Иванович? Владимир Иванович, Владимир… Владимир…

От скачущих и сумбурных мыслей разболелась голова, череп как будто сдавило тесным железным обручем, в висках стучала кровь. Олег поднялся, сделал несколько шагов, ещё раз прокрутил в памяти весь сегодняшний день: проект Некрасова, встреча с Верховным, сын, не желающий его слушать, Егор Саныч, отказавшийся ему помогать, а потом странная история с похищением Ники…

На этом месте Олег зацепился. Эта история его коробила, было в ней что-то нелогичное. Какие-то детали торчали, выбивались из общего строя, как порвавшиеся нитки из ровно простроченного шва на дорогой сорочке. Эти нитки нервировали Олега, он снова стал вспоминать то, что уже знал.

Было совсем непонятно, как так вышло, что отлаженная и безупречная схема дала сбой. Куда делись трое охранников, которые безвылазно находились в квартире Савельева? Почему там остался только майор? И куда он собирался вести Нику?

Пока они ехали в лифте, Ника коротко рассказала, что майор Бублик хотел её куда-то отвести, к какому-то полковнику. Вернее, не к какому-то.

— К этому он собирался меня доставить, — девочка говорила тихо, но даже в тихом голосе отчётливо звенела злость. — Так и сказал, у полковника уже всё готово. Ещё папу приплёл, гад.

Почему-то тогда Мельников, как и Ника, ни капли не усомнился, о каком именно полковнике твердил Бублик. Полковник и в его, и в Никином понимании был только один — Караев, и Олег, слушая торопливый рассказ девочки, содрогнулся от неприятной мысли, что этот стервятник ведёт какую-то свою, наверняка опасную игру.

И вот теперь акценты сместились. А что если Бублик не наврал, упомянув Никиного отца, что если это правда? И полковник — другой полковник?

Конечно, это звучало абсурдно. Как Павел, запертый на АЭС, умудрился организовать похищение своей дочери? Или его люди в Башне всё-таки есть? Полковник… что за полковник?

Владимир Иванович велел.

Сочетание имени и отчества казалось Олегу до боли знакомым. Где-то он уже слышал их, причём слышал совсем недавно. Внезапно в голове щёлкнуло, и Мельников, который опять приблизился к кровати, резко сел на неё, нервно вцепившись в покрывало обеими руками, забыв, что дал себе слово ничего тут не трогать.

Ну, конечно. В тот день, когда произошёл переворот, в больнице у Анны, в её кабинете, где они с Величко, Савельевым и Литвиновым решали, как им быть дальше. Вот тогда-то Савельев и произнёс это имя. Владимир Иванович. Полковник Долинин. Человек, которому была поручена охрана АЭС. Выходит, майор Бублик сказал Нике правду, когда говорил, что у полковника всё готово, и упомянул Никиного отца. Но почему Долинин тут, а не на АЭС — он должен был сопровождать Павла. Ему удалось вырваться? Но как? Как, чёрт возьми?

Дверь открылась неожиданно — поглощённый своими мыслями, Мельников не услышал звука шагов. В проёме возникла массивная фигура. Лица вошедшего Олег не видел, свет, ударивший из коридора, на миг ослепил его. Мельников часто заморгал, а человек тем временем зашёл в комнату и, не доходя до Олега нескольких шагов, остановился. Он был не один. У дверей застыли ещё двое.

Глаза Олега тем временем попривыкли к бьющему из коридора свету, и он уже явственно различал лицо мужчины, широкое, спокойное, с высокими резкими скулами и тяжёлым подбородком — незнакомое лицо. Человек был в штатском, но тёмно-серый пиджак, надетый на чёрную, с глухим воротом водолазку, упорно навевал мысли о военном кителе. Непонятно, были ли тому виной думы, что теснились в голове Мельникова, или крой одежды, которую предпочитал вошедший, или какая-то стать, осанка и уверенность, граничащая с самоуверенностью, что свойственна многим военным.