— Что… со мной? — хриплым спросонья голосом прошептал я, осторожно ворочая затекшими конечностями.
— Детали вашего диагноза сообщит вам врач, который прибудет буквально в течение нескольких минут. Пожалуйста, не делайте никаких резких движений и оставайтесь в лежачем положении.
Тарабарщина больничного ВИ долетала до моих ушей словно со дна колодца. Мозг улавливал отдельные слова, но вот сложить их в одно целое было для меня архисложной задачей.
— Какой… сегодня… день?
— Пятница. 13-ое мая, 2083-го года.
Всего день. Прошел всего один день.
— Где… я?
Едва я сумел выдавить из себя последнее слово, как раздвижная дверь палаты открылась и из нее вышел размытый силуэт в больничном халате. Мне показалось, что там, за дверью, сгущались еще какие-то образы: громоздкие, черные, как грозовые облака.
— Доброе утро, мистер Войцеховский. Меня зовут доктор Уильям Тэнси. Я врач-травматолог и буду за вами присматривать. Так-с, расскажите-ка мне, как вы себя чувствуете!
Вопросы врача касались исключительно моего самочувствия и других клинических аспектов. Он не сказал, в какой именно больнице я нахожусь. А мои мысли были еще слишком спутаны, чтобы задавать правильные вопросы.
— Главное, не накачивайте больше меня никакой наркотой, — прошептал я заплетающимся языком. — Я же не умираю, кажется. А после этой дряни я с трудом говорю, и зрение притупилось.
— Это пройдет через несколько часов, — заверил меня доктор.
— Вот уж надеюсь, что это не навсегда.
— Нам пришлось применить наркоз, чтобы правильно вправить вам сустав.
Будь я в более приличном состоянии, непременно удивился бы, что для подобной операции пришлось применить такой сильный наркоз, еще и к человеку, который и без того находился без сознания. Однако мысли текли в голове удивительно неохотно.
Сразу же после врача ко мне в палату заплыл один из черных силуэтов, до того топтавшихся в коридоре. Силуэт замер около двери, далеко от моей койки, так что я не мог различить деталей.
— Эй! Ты меня слышишь?! — рявкнул силуэт густым басом.
— Еще как, — поморщился я. — Каждое слово — будто бьют по голове.
— Предупреждаю: в твоей крови находится ФСК, так что, если попробуешь сделать глупость — это ни к чему хорошему не приведет. Доступ к любым средствам связи заблокирован. Мы дежурим прямо за дверью, день и ночь.
ФСК. Так это называлось по официальной терминологии — «физиологическая система контроля». В полиции мы шутливо называли это «сывороткой пай-мальчика». За этим забавным прозвищем скрывались нанокапсулы, циркулирующие в крови. Задача этих малюток была не только в том, чтобы сигнализировать о местонахождении и жизненных показателях носителя. Если человек, в организм которого была закачана ФСК, начинал вести себя не так, как следует, дежурному офицеру достаточно было запустить невидимый микроволновый сигнал — и через мгновение оболочка капсул растворялась, выпуская в кровь носителя большую дозу сильнейшего седативного средства. Транквилизатор был достаточно мощным, чтобы у несчастного оставалось всего пара секунд на принятие подходящего для сна положения, прежде чем он вырубался. ФСК выходила из крови с мочой на протяжении суток. Однако достаточно было крохотного безболезненного укола в вену, чтобы восполнить потерю.
— Я что… в заложниках? — выдавил я из себя. — Вы из… «Эклипса»?
Однако черный силуэт не пожелал ничего больше говорить — скрылся за дверью. А уже через несколько минут дверь вновь отъехала в сторону, и в палату пожаловали многочисленные визитеры. К тому времени я немного проморгался, и мог видеть образы чуть четче.
Первым в кабинет вошел крупный человек в черном костюме, решительным шагом преодолев всю палату и заняв место у окна. Что-то подсказывало мне, что именно этот человек сказал мне о сыворотке «пай-мальчика». Еще один широкоплечий силуэт застыл около входной двери. Следом более спокойно вошли еще двое, помельче и тщедушные.
— Доброе утро, господин Войцеховский, — произнес один из них сухо, пока второй пододвигал поближе к моей кровати два стульчика для посетителей.
— Сейчас утро? — переспросил я вялым голосом, моргая, чтобы навести резкость глаз.
До меня постепенно дошло, что я нахожусь, по-видимому, в «зеленой зоне». Палата выглядела слишком чистой и современной, чтобы размещаться где-нибудь в дебрях Нового Бомбея. Не совсем ясно пока, как я сюда попал. Однако я здесь, и это свершившийся факт. Интуитивно это вызывает у меня чувство облегчения. Но в данном случае это чувство может быть обманчивым.
— Вы из «Эклипса»? — тихо спросил я. — Почему вы не убили меня?
— Я специальный агент Абэ. Это агент Торричелли. 2-ое Главное управление СБС.
Сердце в моей груди учащенно забилось, радостно посылая в мозг импульс: «Кошмар окончился. Я снова нахожусь на своей территории, во власти законов Содружества». Многое неприятного еще предстоит, но хочется верить, что худшее позади.
2-ое ГУ СБС занимается борьбой с терроризмом, контрразведкой и другими вопросами, связанными с поддержанием безопасности на территории Содружества. Оно являлось частью могущественной махины, представляющей собой сплав всего, что осталось от западных спецслужб старого мира: ЦРУ и АНБ, Ми-5 и Ми-6, Моссад и Шин-Бет… Что ж, вряд ли стоит удивляться, что я вижу «людей в черном». Масштабы истории, в которую я вляпался, переросли полномочия сиднейской полиции.
И все-таки я не в руках у «Эклипса». Я здесь, среди своих. И это главное.
— Кроме МакБрайда все живы? — прошептал я первым делом. — Из моего отряда?
— Офицеры полиции Эриксон и Блан были госпитализированы. Однако их состояние не вызывает опасений.
Голос этого показался мне смутно знакомым. Однако я не мог припомнить, откуда.
— Слава Богу. А где Гонсалес? Что, Матадор не пришел меня проведать? Ха. Они с Пнем, должно быть, уже и крест на мне успели поставить…
Меня перебил первый заговоривший — по-видимому, старший из двух.
— Вашим коллегам известно, что вы живы. Других обстоятельств они пока еще не знают. Как скоро вы сможете пообщаться с ними — зависит от того, как будет происходить наша беседа.
Все началось довольно безобидно. Однако эта фраза послала в мой сонный мозг тревожный сигнал о том, что разговор принимает хреновый оборот.
— Вы временно задержаны и изолированы в интересах следствия на основании Закона «О противодействии терроризму», — проговорил, тем временем, второй голос, чем-то знакомый. — Вам знакома эта процедура?
— Д-да, — протянул я.
Антитеррористический закон «в интересах предотвращения террористических актов» позволял СБС удерживать человека в изоляции до 96 часов, не предъявляя официального подозрения, что требовало обращения к прокурору и не предоставления адвоката.
— Как я… тут… оказался? — прохрипел я. — Что со мной?
— Вывихнута рука, треснуто два ребра. Многочисленные ушибы мягких тканей. Легкое сотрясение мозга. Это стало следствием столкновения вашего тела с бронедверью, выбитой ударной волной. Сапер из группы захвата ошибся в расчетах, — неохотно объяснил старший из двух, кажется, Абэ.
— Ваша… группа захвата? Не «Эклипса»?
— Это уже не имеет значения. Следствие ведем мы.
Я заставил себя напрячь зрение и внимательнее присмотреться к визитерам. Упавшее зрение, однако, не позволяло различить деталей. Оба были в гражданской одежде, носившей на себе, однако, некий казенный отпечаток. Абэ был, кажется, азиатом, его напарник — европейцем. Азиату было на вид под сорок, он был брюнетом, повыше и очень худой; второму около тридцати, он был чуть ниже и слегка полнее. Но постное выражение лиц, напоминающее средневековых инквизиторов, и пустые глаза, не смотрящие в глаза собеседника, роднили их, как близнецов.
Я вдруг вспомнил последнее, что произошло перед моей незапланированной встречей с выбитой бронедверью, и по моему телу пробежал нервный холодок.
— Где Клаудия?
— Мы пришли сюда не для того, чтобы отвечать на ваши вопросы. Мы будем задавать их сами.
