Маги нашего города - Куприянов Сергей Александрович

Жахнул он так, что в позвоночнике запекло, где-то на уровне лопаток.

Все трое разом попадали, корчась. Рты разинуты в беззвучном крике. Отчего-то особенно запомнились глаза того, что хватал его за рукав. Они были готовы выскочить наземь, на истоптанный тонкий снежок, до того что стали видны красные сочленения между глазными яблоками и внутренней поверхностью век. В этих вываливающихся глазах не было ни удивления, ни страха. В них была одна боль, боль с самой большой буквы, какую только может испытывать человек, живое существо, которое в этот момент никакое не мыслящее, как пишут в учебниках, но лишь страдающее.

После вида этих глаз Павел поступил с водителем, если можно так сказать, гуманно. Тот просто подпрыгнул на сиденье и выскочил наружу, хватаясь за спину и изумленно таращась внутрь салона. По его брюкам растекалось темное пятно, но он этого не замечал, испуганно пытаясь пощупать собственную спину.

Глядеть на всех четверых было неприятно в высшей степени. Это было словно укор, словно свидетельство о совершенном им... О чем совершенном? Преступлении? Нарушении? Павел сейчас не мог и не собирался давать определения тому, что он сделал. На это не было ни сил, ни времени. Да и желания, честно говоря, тоже.

Он перешагнул через корчащееся тело и едва успел сделать пару шагов по направлению к машине с синими номерами, когда услышал кряканье спецсигнала, такого, который устанавливают на самые что ни на есть специальные машины. Повернул голову и увидел едущий по дороге вдоль дома черный лимузин, сквозь решетку радиатора поблескивающий сине-белыми галогенными фонарями.

Обложили.

Это-то кто еще? Очень похоже на машину из правительственного гаража. Ну все, приехали. С автоматами, наверное. Арестовывать будут? Или так, полюбоваться захотели? Да фиг вам! Только сунетесь – тоже получите. Только ведь эти, на лимузинах, мстительные.

Да теперь-то уже что! Какая разница?! Отщепенец! Сколько их там? Всех разом.

– Павел!!! – вдруг грохнуло из мощного динамика. – Остановись! Это Роман Георгиевич.

От неожиданности он застопорился, поскользнувшись на снежной пленке, но сумел сохранить равновесие. Ничего не понятно. Кто?

Задняя дверца лимузина распахнулась, и из нее поспешно вышел Роман, весь из себя такой импозантный, солидный и хорошо упакованный. Этот на всякую скромность плевать хотел с самой высокой колокольни, этот – видно по нему – хотел всего и сразу.

Это первое, что пришло в голову Павлу. При этом он совсем не удивился появлению маг-директора, чей следок он совсем недавно учуял в своей квартире.

Перегуда приближался, слегка раскинув руки, будто собрался обниматься. За ним следовал коротко стриженный крепыш в расстегнутом полупальто. Естественно, такому важному дяденьке без охраны никак нельзя, даже как-то несолидно.

Однако при всей вальяжности и напыщенности глаз у Перегуды был острым.

– С милицией воюешь? – спросил он издали.

– Я? Боже сохрани! Я вообще ни с кем не воюю, – заявил Павел таким тоном, что и полный дурак понял бы – врет. Причем врет нагло, с вызовом. – Я человек мирный и законопослушный.

Словно в ответ на его заявление сзади застонали, но Павел даже не обернулся, словно это его никоим образом не касалось.

– Ну конечно, – похожим тоном согласился Перегуда и протянул руку для пожатия: – Ну, здравствуй.

Павел с приветствием спешить не стал.

– Что вам надо?

– Поговорить. – Протянутая рука все еще оставалась на весу. – Или ты против? Даже руки не подаешь. Чем это я перед тобой провинился?

– Здравствуйте, – наконец поздоровался Павел и ответил на рукопожатие.

– Ну вот и славно. Виктор, – Перегуда обернулся к крепышу, стоящему за его левым плечом, – разберись тут, объясни ситуацию, а мы пока в машине побеседуем.

Виктор, флегматично кивнув, обошел их, глядя за спину Павла и одновременно что-то доставая из кармана. Интересно. Неужто добивать станет?

– А если я не захочу?

– Что именно?

– Например, в машину садиться.

Перегуда отчего-то посмотрел вверх и обвел взглядом окна.

– Холодновато здесь, – вынес он вердикт. – Да и любопытных много.

Павел обернулся. В окнах действительно маячили два-три лица – кто же пропустит такое шоу! А крепыш наклонился как раз над тем, в кожаной куртке, такой удобной в уличной драке и при захвате опасного преступника, и тихонько похлопывал по щекам стонущего человека.

– Чем это вы его? – посмотрел он на Павла.

– Кирпичом, – буркнул тот и отвернулся. Смотреть на все это ему было неприятно. – Ладно, пошли в машину.

– А ты молодец, – одобрительно сказал Перегуда, когда они прошли с половину расстояния до лимузина.

– Чем это?

– Таких дел наворотил.

Павел остановился.

– Что вы имеете в виду?

– Уж больно ты горяч. Пошли-пошли. Потом будем разбираться. Сейчас надо твои проблемы решать, пока не поздно.

– И что, решите? – с вызовом спросил Павел.

– А то как же. Обязательно решу. Как поговорил с Горниным, так и понял, что тебя надо выручать. Причем срочно.

– Вы обо мне с Горниным говорили? – не поверил Павел. Слышать такое было странно.

– Обязательно говорил! – Перегуда распахнул дверцу: – Залезай.

Павел, пригнувшись, забрался в пахнущий дорогой кожей и хорошим табаком салон. Здесь было тепло и удобно, коричневая лайка, обтягивающая сиденья, манила и одновременно предостерегала, что посторонним, босоте всякой, здесь не место.

Усевшись рядом, Перегуда закинул ногу на ногу и предложил, кивнув на мини-бар:

– Коньячку? Или чего попроще?

– Я вам не верю.

– По поводу коньяка? Тут можешь не сомневаться. Все настоящее, с гарантией. Поставщик собственной душой клянется, что каждая бутылка получена им лично у производителя. Правда, такая работа без посредников обходится мне не так уж и дешево, зато я знаю, что не отравлюсь сам и мои друзья тоже.

– Я не об этом.

– О Петровиче? Понимаю. Только зря ты так, зря. Нет, честное слово. Я ведь хорошо к тебе отношусь. И всегда хорошо относился. Просто... – Он сделал неопределенный, но изящный жест. – Просто обстоятельства так сложились. Только и всего. А Петрович что ж – простая душа. По большому счету, по-гамбургскому, как говорится, он мало что может. По сути – ничего. Ну что за мелкотемье такое? Ну? Глупости все. Суета и томленье духа. И, что самое главное, он сам это понимает даже лучше, чем кто бы то ни было. Импотенция, Паша, это страшная вещь. Как физическая, так и – особенно – духовная. Она разрушает человека и корежит психику.

– Сколько? – спросил Павел.

– Что?

– За лекцию с меня сколько?

– Пустяки. Сочтемся, – небрежно отмахнулся Перегуда. – А что касается Горнина... Слушай, давай потом. Закончим сейчас здесь, поедем ко мне домой...

– Нет. Не поедем.

– Брось. Аллы нет, она давно уже живет самостоятельно. В последнее время я вообще ее редко вижу. Так, созваниваемся иногда.

– Все равно.

Перегуда повернулся и посмотрел Павлу в глаза. Он не давил – нет. Даже не пытался. Просто посмотрел. А потом, найдя на ощупь клавишу, поднял стекло, отгораживающее салон от водительского места.

Нагнулся, достал из бара хрустальную бутылку с коньяком, разлил по бокалам, один отдал, просто всунул Павлу в руку, второй взял сам.

– Давай по капле за встречу, – предложил он.

– Я знаю эти ваши фокусы.

– Не дури. Мы пьем с тобой из одной бутылки. Хочешь, можем обменяться. Или я у тебя пригублю.

– Нет.

– В конце концов, ты можешь сам проверить. Ты же можешь? – спросил Перегуда с нажимом на последнее слово.

Павел плотнее обхватил бокал и «вчитался» в жидкость. В ней было много солнца и труда, столетний дуб и виноград, какие-то страсти, в том числе сексуальное томление, алчность продавца и покупателя, фальшивые улыбки и восхваления, но следов Романа Перегуды в коньяке не наблюдалось.

Поднеся бокал ко рту, Павел щедро отхлебнул, не удосуживаясь наслаждением ароматом. Не до того.