Ткач иллюзий. Книга 2 (СИ) - Лопарев Игорь Викторович

И вот тут передо мною во весь рост встаёт дилемма — как взаимодействовать с дядькиным родом?

Первый, и самый очевидный вариант — это признание рода Карповых сюзереном по отношению к роду Сухаревых, то есть род Сухаревых признаёт себя вассалом Карповых.

Вроде как всё просто, но я опасаюсь того, что дядька не захочет так явно принимать подчинённое положение.

Есть и второй вариант, то есть слияние родов. Оформить это можно по разному, либо я вхожу в род Сухаревых, либо наоборот — они входят в род Карповых, что для меня предпочтительнее.

В общем, варианты есть. И нужно будет найти приемлемый, удовлетворяющий нас всех.

А в дядькиных советах я нуждаюсь прямо сейчас, так как уже нужно вплотную задумываться об организации производства и сбыта энергетических пилюль, накопителей маны и прочего. Решение этих вопросов тесно связано с приобретением производственных площадей, складов… Тут же возникает масса юридических нюансов… И многое, многое другое.

Когда я пытаюсь охватить весь комплекс проблем и хотя бы начерно представить себе, как все эти многочисленные взаимосвязи должны выглядеть хотя бы в первом приближении, я пасую — моего воображения не хватает.

А это значит, что надо садиться и вычерчивать схему, где всё должно быть учтено и зафиксировано.

Трудность заключается ещё и в том, что на текущий момент у меня есть всего одна договорённость, да и та всего лишь предварительная — имеется ввиду соглашение с Филей — но окончательный вариант будет очень сильно зависеть от того, что скажут его родственники в ответ на его заявление о выходе из рода…

У меня ещё есть старый китаец из Чайна-тауна со своими внучками-лисичками — а с ним тоже есть о чём поговорить и от исхода этого разговора тоже будет зависеть немало…

Сестрички Бехтеревы — они мне кажутся перспективными. Но как их задействовать — я пока не очень хорошо представляю. Хотя, с ними-то как раз можно и не торопиться…

Основное сейчас — дядька. От того, до чего мы с ним договоримся, будут зависеть все мои дальнейшие телодвижения.

Как только я пришёл к этому выводу, так вдалеке, в самом конце тихой зелёной улицы, показался забор, окружавший дядькину резиденцию.

Забор был двухметровой высоты, и сложен из добротного красного кирпича. Раствор, использовавшийся при создании этого забора, был сделан по древним рецептам — в него даже, как утверждал Пахом Михайлович, добавляли белок куриных яиц — для прочности.

В общем-то забору этому уже более сотни лет, а стоит он вполне себе уверенно, так что да, раньше строили на века. А сейчас строят так, чтобы запаса прочности хватило в аккурат до истечения гарантийного срока — а потом, хоть трава не расти…

Калитка у дядьки открывается без скрипа, это я помню… Но, тем не менее, стоило мне только толкнуть дверцу этой самой калитки, как до меня тут же донёсся голос Ольги, которая радостно закричала:

— Папка, встречай, Ян пришёл! — не иначе, как у них тут камеры по периметру везде понатыканы…

Я успел пройти по усыпанной мелким гравием дорожке не более десяти шагов, как мне навстречу вышел хозяин этого дома. Мой дядька по матери — Сухарев Пахом Михайлович.

О нём я до сих пор упоминал только вскользь, хотя он, конечно, заслуживает гораздо более детального и подробного описания.

Начнём с того, что ростом он под метр девяносто. Он так же является обладателем широченных плеч, окладистой русой бороды и весёлых серых глаз. Обязательно надо отметить тот факт, что недавно он стал Ветераном стихии воздуха. А это уже немалое достижение. И то, что ему нет ещё и пятидесяти говорит о том, что у него есть вполне себе реальный шанс взять в течение следующих десяти-пятнадцати лет следующий ранг.

Работа у него сейчас, правда, очень беспокойная — он трудится конвойником, как и мои погибшие родители. Но, если мы с ним договоримся, то и работу ему придётся поменять, да…

— Здрав будь, Ян свет Миронович, — поприветствовал меня дядька, — смотри-ка, подрос даже, — и после хмыкнул, — хотя по-прежнему тощий, — и, наконец, приветливо улыбнулся.

— И ты здравствуй, Пахом Михайлович, — ответил я, глядя на него, — а ты почти не изменился, — действительно, он сейчас выглядел ровно так же, как и в воспоминаниях моего предшественника.

— Добро пожаловать, — дядька ухмыльнулся, отшагнул в сторону, как бы уступая мне дорогу и сделал приглашающий жест.

— И как вы тут поживаете? — поинтересовался я. Надо же было с чего-то начинать разговор, тем более, что я рассчитывал на то, что мне всё-таки удастся заручиться поддержкой его семьи в моих начинаниях.

— Да мы-то поживаем, — дядька шёл немного справа от меня и отводил рукой ветви деревьев, нависавшие над дорожкой, ведущей к дому, — только вот, рассказала мне тут Олька про тебя всякого-разного, теперь я даже не знаю, что и думать-то, — и глянул на меня искоса, хитро так.

— Ну… — этого стоило ожидать, и ответ, в общем-то лежал на поверхности, мало того, он давал возможность плавно и ненавязчиво перевести весь разговор в нужное мне русло, — с некоторых пор я принял решение о том, что надо кардинально менять способ жизни…

— Это как это? — вопрос дядьки выражал неподдельную заинтересованность, — расшифруй-ка…

— Может я несколько туманно выразился, — я сделал вид, что немного смутился, — просто, покуда лежал я в больничке…

— А, ну да, — понимающе хмыкнул Пахом Михайлович.

— Я обдумывал, что меня туда привело, и как подобного избегать впредь. И пришёл к выводу…

Но рассказ о плодах своих раздумий мне пришлось отложить, так как мы уже подошли к крыльцу. На котором нас поджидала Ольга Пахомовна Сухарева, которая, увидев меня радостно улыбнулась и громко провозгласила:

— Ян, иди быстро руки мыть — и за стол! — после чего скроила немного виноватую физиономию, и добавила, обращаясь к дядьке, — ну и ты, пап, тоже…

Спорить мы не стали, и, помыв руки, пошли на открытую веранду, где уже стоял тот самый стол, уставленный тарелками, блюдами, судочками и прочими емкостями.

Там даже металлическое блюдо с подогревом было. На нём внушительной горкой были сложены обжаренные на открытом огне кусочки сочной свинины. И пахли они просто обалденно!

Мы все чинно разместились за столом, включая Ольгу и жену дядькину, Любаву Ильиничну.

Дядька на правах хозяина налил и себе и жене по маленькой. Нам же с Ольгой налили кваса, по причине того, что по возрасту было нам пока не положено было алкоголь употреблять.

Не знаю, как сестра на это смотрит, а мне, в общем-то не очень-то и хотелось, так как всё, мне полагающееся, я с избытком употребил ещё в прошлой своей жизни. И сейчас смотрел на рюмку совершенно равнодушно.

— Ну, за встречу! — провозгласил тост Пахом Михайлович, и мы все дисциплинированно пригубили — у кого что было налито…

Надо сказать, что в дядькиной семье отношение к приёму пищи было сродни тому, что исповедовал и я сам — во время еды надо отвлекаться по минимуму, а лучше вообще не отвлекаться — еда, это дело серьёзное.

Поэтому минут пятнадцать-двадцать мы сосредоточенно воздавали должное стряпне Любавы Ильиничны, не уставая её нахваливать. Всё было, действительно безумно вкусно.

Но вот закончилось и жареное мясо… Да, всё хорошее кончается, как это ни печально.

На столе появился пузатый самовар, плетёная корзинка с бубликами, печеньки, мёд, варенье… Ужин, как таковой, закончился. И пришло время десерта и деловых разговоров.

Как я того и ожидал, дядька продолжил свои расспросы:

— Ян, ты всё-таки расскажи-ка нам, что ты там надумал-то такого, что сестра твоя мне на полном серьёзе доказывает, что тебя подменили, — продолжил он тему, затронутую сразу после того, как я переступил порог этого дома.

— Понимаешь, Пахом Михайлович… — я решил частично раскрыть карты, поскольку, разговор-то всё-равно зайдёт о том, насколько круто я изменился, и избежать его не удастся, — случилось со мною странное.

— Так ты что-то от меня таки утаил, мелкий? — сестрёнка продолжала величать меня мелким, хотя, если начистоту, то я её уже довольно заметно по габаритам превосходил.