— Когда я родился эти шрамы ещё кровили, — продолжал он, — но, к счастью, я проявился прямо посреди боя, и чуть сразу не отправился на перерождение. Никто не придал значения паре лишних царапин. Кроме меня самого, уже позже.
— У вас тут тоже есть что-то вроде тестирования, чтобы определить, в какие войска пойдёт новорожденный.
— Верно, — Тревор осклабился, — то есть, ты примерно понял, что я делал дальше.
— Строил карьеру в разведке…
— Не просто строил. Я внедрил несколько принципиально новых методов допроса. Потом внедрил активный метод, позволяющий с очень высокой степенью вероятности доводить пленных до перерождения на нашей стороне. В крайне сжатые сроки.
Теперь я посмотрел в его глаза. В них было холодное любопытство. А ещё — тщательно скрываемая жажда чего-то…
— Сволочь, — констатировал я.
— А это как посмотреть, — Тревор отреагировал на оскорбление спокойно, словно ожидал его, — до меня тут творилось полное варварство. Пир плоти и боли. Кровища, кишки, это вот всё… и всех устраивало. Хотя десять процентов обращённых за полгода мучений считалось отличным результатом!
Мы замолчали, глядя друг другу в глаза. Я успел взять себя в руки и заслонился эмоциональным щитом полного неприятия. Нет, я не стал его выспрашивать о новых методах, как бы ему этого не хотелось.
— Ты показал мне художества на своей руке, — наконец, сказал я, заметив первые признаки растерянности в его взгляде.
— А, да, — кивнул Тревор, — в общем, я думаю, что это послание от меня самого. Я в прошлом знал, что попаду в место, где люди, вероятно, теряют память. И таким образом смог мне передать частицу информации. Раскручивая которую, я вышел на тебя. Rus Int — очевидно, русский разведчик. Ради этого я перебрался в этот треклятый сектор! Ты знал, кстати, что даже в циклы, близкие к равновесию, тут никогда не бывает тихо? Странный это язык, тут такой накал полярности, что стороны рвут друг друга с особым остервенением… И вот теперь я убедился, что это не было самообманом. Ты определённо того стоил.
— Что ты хочешь от меня?
— Того же, что твой куратор на твоей стороне, — теперь Тревор демонстрировал пределы своих возможностей, это было совершенно понятно, — я хочу выбраться отсюда. Туда, откуда ты пришёл.
— Что ж, — я вздохнул, стараясь не выдать досаду, — в таком случае, ты знаешь, что у него не было толкового плана, как вытащить нас отсюда. И у меня нет.
Тревор улыбнулся и придвинулся ко мне вплотную.
— Это потому, что твой куратор не сам принимал решения о тебе, — прошептал он, — предполагается, что я буду действовать так же. Мне доверяют. И я должен делать так, как мне велят. Но я буду умнее.
— Вот сейчас не очень понял, — признался я.
— Ты ведь задумывался о верховном командовании? — спросил Тревор, — почему о нём так мало знают в войсках?
— Задумывался, — признался я.
— Мне доводилось общаться с Верховным. Представь: на нашей стороне он что-то вроде божества.
Я хмыкнул.
— Самая большая тайна этого места — это то, что сторонами командует одна и та же личность. Понимаешь?
Что это? Психологический ход? Чтобы поселить полную неуверенность и растерянность? Заставить потерять критическое восприятие? Или же… правда?
— Твой говорил про Горы Недоступности, да? Про лазы и пещеры, через которые можно добраться до Замка? Про то, как полезно, что ты можешь управлять животными и птицами, потому что на последнем этапе они будут очень нужны. Верно я говорю?
Тревор сказал больше, чем я знал. Намеренно? Скорее всего, нет. Значит, Даниил утаил часть информации? Тоже вёл свою игру — в тёмную?
— Ты вышиб себе мозги, — сказал я. У меня было не так много козырей в этом разговоре, и я зашёл с одного из них.
— Что? — Тревор действительно растерялся.
— На моей стороне, — продолжал я, — после того, как у тебя не получилось застрелить меня, ты вышиб себе мозги. Ты самоубийца. И всё равно оказался здесь, среди погибших в бою. Но ты ушёл сюда добровольно.
— А-а-а, вот ты о чём, — было видно, что ему стоило больших усилий сохранить контроль над собой. Неужели не догадывался? Или наоборот — подозревал многое? Что он видит во снах, ночами?.. как бы то ни было — я попал в болевую точку, это очевидно.
— Те, кто используют вакидзаси — они самоубийцы? — усмехнулся Тревор, — или те, кто кидаются на гранату, чтобы дать возможность товарищам отойти? Из вашего мира — попадут ли такие сюда?
Я промолчал.
— Скажу сразу: я не знаю, к чему тебя ведут. Для чего ты нужен в горах, и что там с тобой сделают, — продолжал Тревор, — но я точно знаю, что единственный способ лично для меня выбраться отсюда — это нарушить эти планы. Подозреваю, что для тебя тоже.
— Что с Алиной? — спросил я, — мы можем встретиться?
Тревор долго молчал.
— Знаешь, я мог бы разыграть и эту карту. Но не буду. Считай это жестом доброй воли и залогом будущего доверия. Я отследил её до штарф-лагеря. Мы никак не сможем её вытащить. Если я попытаюсь — это привлечёт лишнее внимание и поставит под угрозу весь мой план.
— У тебя есть план?
— Есть способ попасть туда, где можно открыть проход в ваш мир, — Тревор снова перешёл на шёпот, — но для этого нам нужно потеряться.
— Потеряться? — переспросил я.
— Не сейчас. Ещё будет время. Я всё объясню. Для первого серьёзного разговора сегодня достаточно.
— Но… — я хотел возразить, но Тревор просто развернулся и вышел из помещения, напевая неожиданно красивым баритоном:
Blood runs through your veins.
That’s where our similarity ends [5]
Кровь течёт по твоим венам.
И это всё, что между нами есть общего.
Тревор явно не хотел продолжать разговор про Алину. Интересно, почему? Я ни секунды не сомневался, что у него был бы способ вытащить её, чтобы использовать для достижения своих целей, если бы она действительно была в штраф-лагере.
В чём же тогда было дело на самом деле? Алина тоже оказалась в центре влияния какой-то другой группы?..
Гадать бесполезно. Оставалось только ждать.
Глава 26
Как и всякий разумный человек, я считаю, что самая страшная вещь, которая может случиться с человеком — это потеря разума. В нашей голове слишком много всего, от чего следует защищаться. Потеря рациональной картины мира, способности рассуждать, делает нас беззащитными перед внутренними демонами.
Поэтому я делал всё, чтобы сохранить холодный ум; ни в каких, даже самых ненормальных обстоятельствах, не давать слабину. Не глядеть заинтересованно в бездну безумия, мечтая о прохладе, где нет рассудка.
Разговор с Тревором поставил меня на грань этой пропасти. То, что я чувствовал нутром, своими инстинктами, с самого первого дня в этом мире, закрутилось в картину с ненормальной логикой. Меня вели с самого начала? Контролировали? Вроде бы, да. Это можно допустить. Но где проходит граница этого контроля? Что, если мной просто играют? Что, если всё это происходит… в моей голове?
Я слышал про тесты на безумие, предполагающие мгновенное решение сложных математических задач с помощью компьютеров, существующих в воображаемом мире, с последующей проверкой результатов вручную. Но, во-первых — у меня не было под рукой даже калькулятора, и во-вторых — я был уверен, что разум мог подделать любой результат. В бреду вычисления будут выглядеть правдоподобно, но они не выдержат проверки в реальном мире.
Плюс одиночка — её никто не отменил… а, значит, к вечеру можно ждать новых визитёров…
Но, к счастью, до вечера дело не дошло.
Сначала я услышал сигнал тревоги. Низкий гул, вызывающий подсознательный ужас, пробирался сквозь толстые стены, добираясь до костей.
