"Фантастика 2024-77". Компиляция. Книги 1-26 (СИ) - Лукьянов Александр Николаевич "anlukianov"

— Через полгода я стану старухой!

— Не станешь! — возразил я. — А потом я приеду.

— Ну и черт с тобой! — крикнула она, и связь оборвалась.

Я побрел к кровати, пнул бутылку, и она откатилась в угол комнаты. В Петропавловской крепости ударил выстрел — девять часов утра.

Путь в колонию был мне заказан. Не из-за того, что я был плохим журналистом, а напротив, потому что в 2112 году разворошил осиное гнездо под названием корпорация 'Топик', и они иезуитски расправились со мной, сослав на Землю. Поразмыслив, я пришел к выводу, что еще легко отделался, и последние два года вообще перестал глубоко копать в журналистике. В результате мне не давали перспективных заданий и я влачил жалкое существование, перебиваясь статьями на избитые темы о перемене климата и засаливании почв. Впрочем, большего и не требовалось по определению. Ибо какой спрос с поднадзорного? Но между нами, я просто ждал, когда можно будет вернуться домой. Здесь на Земле я сам не знал, чего хочу. Наверное, только одного — чтобы прекратился этот бесконечный дождь.

Не успел я занять место на влажных простынях, как снова ожил телефон, и я подумал, что если Полина потребует развода, у меня не найдется веских аргументов, кроме нашей старой-старой, забытой любви. Мне все труднее было представить, какая она: маленькая рыжая или высокая черная. Без усилий я даже не мог вспомнить выражение ее глаз.

Но звонила моя приятельница Лаврова.

— Ты где пропадаешь? — спросила она хрипловатым голосом.

И передо мной всплыло ее лицо, тронутое сеточкой ранних морщинок, и я подумал, что у нее есть одно хорошее качество, которое так нравилось мужчинам — легкий характер. Она не умела устраивать сцен, а если и устраивала, то разве что из-за денег, да и то так стеснялась, что мне стоило больших трудов всучить ей пару-другую купюр. Она была счастлива без меры. Иногда я думал, что она любит меня. Иногда мне казалось, что я ей безразличен. Но не особенно пытался разобраться в этом вопросе, паразитируя на ее эмансипации.

— Я нигде не пропадаю, — ответил я, — я лежу и смотрю в окно.

Это было правдой. Или, по крайней мере, полуправдой, потому что я действительно проводил много времени в постели или на диване, вспоминая сны. Иногда я ходил на работу. Но ее звонков я никогда не ждал так, как звонков Полины.

— А вечером ты свободен? — спросила она. — Я приду в пять…

Она уверяла меня, что зеленый цвет приносит несчастье, и носила одежду ярких тонов, поэтому ее образ ассоциировался у меня с красными блузками и разноцветными воздушными шарфиками. Ее гардероб украшал бордовый купальник из стриженой норки — последний писк марсианской моды. Выглядела она в нем потрясающе. Может быть, виной всему и был этот купальник, потому что именно, будучи в нем, она меня и подцепила. Дело было в Лосево, на порогах, прошлым летом, точнее, в сухой сезон. Нас познакомил Мирон Павличко. Хорошее было время.

— Давай… — согласился я лениво и положил трубку.

Лаврова была лекарством от скуки, и у нее был ключ от моей квартиры. Она приходила и ложилась во всю длину дивана: уставшая — вялая, как рыба, отдохнувшая — вся устремленная куда-то вовне. Иногда мы с ней коротали вечер перед телевизором, иногда она оставалась у меня на ночь. По-моему, у нее были и другие мужчины, но она с подозрением относилась ко всем тем из них, кто хотел на ней жениться. Не знаю, чего в нашем бульварном романе было больше — секса или дружбы. Зачем-то я ей был нужен. Но теперь и это лекарство не помогало, и я стал искать другие развлечения, иначе можно было умереть от тоски.

По документам я жил на пятом — заливном участке — в казенной квартире. Два раза в сутки вода не теплее парного молока — по утрам я спешил смыть липкий ночной пот. Допотопное плоское телевидение, и кабинка портала, для пользования которой мне вечно не хватало денег, как не хватало денег на примитивную 'стельку' — простейший сотовый телефон. Машина и сотовый мне не полагались по штату. По правде говоря, на телефон мне просто было жалко тратить деньги.

Геккон перебрался на зеркало и рассматривал меня бездонным глазом. Я звал его Васькой. Но, кажется, это ему не нравилось. Смахнул языком ночную бабочку, нашедшую приют на стене, и переполз на дверь, где прятались тараканы. Муравьями он почему-то брезговал. Должно быть оттого, что они допивали содержимое моих бутылок.

Мыло долго не смывалось — вода стала слишком мягкой. По причине климата раз в месяц я брил голову и лицо. Потом долго обрастал, сохраняя вполне респектабельный вид, и это было очень удобно, потому, во-первых, бритье не требовало больших усилий, а во-вторых и третьих, не надо было расчесываться, тратиться на шампуни и средства от перхоти. Сегодня я как раз находился в середине фазы, то есть — 'ежик' на голове и еще не совсем клочкастая борода. К тому же я не утратил семейных привычек: вовремя гладил себе рубашки и чистил брюки или шорты — в зависимости от сезона. Поэтому я всегда выглядел опрятнее сослуживцев и был вхож в некоторые кабинеты городского правительства, что иногда помогало мне выпутываться из различных неприятностей.

Телевизор на кухне вещал: 'Новое нашествие людей в черном… обратная сторона Луны, тайные базы, брошенные города Марса, осколки былых цивилизаций… Мне давно было смешно, ибо получался сплошной пикник на обочине, на который никто не обращал внимания. Заселили космос, но не удосужились даже изучить спутник Земли. Все новости устаревали еще до того, как диктор открывал рот. Все, кроме погоды: …Если в Европе ливни, то в Африке — зной… 'Голландия сокращается до размеров княжества Монако'. 'Бельгия — родина сюрреализма, плещется в объятиях Северного моря'. Потом: 'Сенсация! В районе Севастополя сбита летающая 'тарелка! Найдены зеленые пассажиры… Я не принадлежал к обществу 'Юнариус' и не считал, что старушку Землю посещают инопланетяне. Тема имела длиннющую бороду.

Да и на это раз диктор, не развивая темы, перешел на слухи об американских штатах, причиной вымирания которых оказалась всего лишь трансгенная еда: ах, кризис, ах, в их домах темно и холодно, ах, их машины не заводятся, ах, их самолеты не летают. Об истинной причине — 'большой апрельской катастрофе 2028 года' уже все забыли, ибо это политически невыгодно. Какое правительство возьмет на себя ответственность за то, что не следило за небесами? А с трансгенной едой проще — козлами отпущения стали компании, выпускающие некачественную продукцию, а также партия, которая ее санкционировала. На этом тоже можно долго играть. Это даже сплачивает нацию, если есть, кого сплачивать, конечно.

'Почти двухвековое употребление искусственных продуктов питания привело к уменьшению населения США на треть… климат… пески… пустыня… все, кто мог, давно отбыл в лучшие края'. Лучшими краями, разумеется, был Марс с его большими городами и искусственными морями. Правда, теперь мало кто помнил, что моря все-таки рукотворные, а города так молоды, что их пришлось стилизовать под старину. В результате вы могли жить в одном городе и на Невском, и на Пикардилли (ходить друг другу в гости), не говоря уже о Патриарших прудах, вокруг которых селились исключительно одни москвичи. Лично меня устраивал пригород нового Питера, через который петляла даже своя Нева, которая вытекала, сами догадайтесь, откуда — конечно, из Ладоги. Я жил на Беговой. Из окна открывался вид на Нью-Васильевский, и казалось, что он стоит по колено в море. В марсианской Лахте у меня был двухэтажный дом. Я имел два аэромобиля, тейлацина по кличке Бес и счет в банке на сто тысяч марсианских рублей, к которому по решению суда теперь не имел доступа. Так что Полина, в отличие от меня, была обеспечена всеми благами цивилизации.

Не успел я выбраться из-под душа, как весь мир стал липким, и каждая пора моего тела кричала: 'Вернись на Марс! Вернись на Марс, где сухо и тепло!..

У меня еще оставался контрабандный кофе, и я варил его в медной турке, которую оставил Мирон Павличко — мой первый напарник по работе. О судьбе этого человека я давно уже ничего не знал, только однажды в коридоре за панелью обнаружил древний револьвер в прекрасном состоянии, коробку с патронами и какой-то металлический диск с дыркой в центре, отполированный до зеркального блеска. Кто-то подпилил у револьвера спусковой курок, из-за чего он получился 'мягким' — каждый второй выстрел происходил дуплетом. Отдача была влево и вверх. Я очистил его от пыли и хранил, сам не зная зачем, в прикроватной тумбочке. Диск же я использовал как подставку под турку. И вот что удивительно, он совершенно не нагревался и на нем не оставалось никакой грязи и никаких царапин, хотя явно был сделан из какого-то металла. Эти странные его качества некоторое время меня забавляли, потом я забыл о нем, как забывают о ненужной вещице, хотя порой, когда было лень вставать, употреблял его в качестве зеркала.