Москва и Московия - Калашников Сергей Александрович

Что-то миссис Корн погрузилась в философское расположение духа. Или напомнила, исходя из каких соображений мы принимали решение о создании в России запасного аэродрома. Так вот, найти убежище здесь, на Кукуе, оказалось просто. А дочкины хлопоты о завоевании мира – просто милое дополнение к уже достигнутому. Не стоит, право, особо задумываться о таких пустяках, как нехватка металлов или ограниченность в свободе перемещения.

Да, во время совета в Филях, как после моего несдержанного замечания стали называть дедушкину гасиенду, именно об этом и шла речь.

Тук-тук – постучали в дверь.

– От князя Голицына посланец с посланием, – доложил гостиничный служка и подал конверт.

Соньке подал, причём не трубочку бумажную, в которые частенько скатывают бумаги, а именно конверт, запечатанный восковой печатью. Хотя и не современного мне вида, а лист, сложенный так, чтобы два края сошлись посередине сплошной части. Тут как раз и место, на котором оттиснут мудрёной формы вензель, скрепляющий письмо.

– Это другой Голицын, не вчерашний, – объявила моя хозяйка. – Просит к себе пожаловать. Пап! Проводишь?

– А кто же ещё? – улыбнулся отец. – Собираемся.

– Экипаж ждёт у крыльца, – внёс окончательную ясность гостиничный служитель.

Он ни на секунду не усомнился в том, что приглашение самого могущественного мужчины страны не останется непринятым. Дело в том, что позвал нас Василий Васильевич, который сейчас является хранителем царской печати. Аналог канцлера или премьер-министра, если привести понятие к современным мне категориям.

Несмотря на уже наступившую темноту, дом, куда нас доставили, был отлично виден: как-то его умудрились осветить снаружи, несмотря на отсутствие электричества. Большой, многоэтажный, с блестящей крышей. Слуг – целое сонмище, и одеты они по единой форме на европейский манер. Просвещённость и западность просто лезут в глаза, каждой деталью подчёркивая изысканный вкус хозяина и его состоятельность.

Разумеется, князь не ждал нас на парадном крыльце с хлебом-солью – слуги провели двух капитанов через анфиладу комнат и оставили в библиотеке, попросив подождать. Софи, пройдя по проходам между книжными шкафами с – вы подумайте! – застеклёнными дверцами, выбрала себе томик и возложила его на пюпитр для чтения, начав перелистывать.

– Мисс знает немецкий? – прозвучал мужской голос.

– Цифры нынче на всех языках пишутся одинаково, – ответила моя хозяюшка. – А чертежи наглядно поясняют то, к чему они предназначены. Это про геометрию. Знаете, князь, этот труд было бы полезно перевести на русский и издать в качестве учебника. Более толкового изложения идей Эвклида мне не встречалось, да и развитию их уделено немало внимания. Меня зовут Софи. А это мой батюшка Джонатан.

– А я тебе говорил, Вася, что смутить эту девицу не так-то просто. – С уже появившимся рядом с нами Василием Васильевичем из прохода показался знакомый нам со вчерашнего вечера Борис Алексеевич, который тоже Голицын.

То есть мы – диковинка, которую демонстрируют узкому кругу лиц. Девица, столь юная годами, проявляющая образованность и разумность, в эту пору, несомненно, редкость. Хотя по политесу подчёркивать это не принято. Особенно в стране, где правит женщина.

– Чем могу быть полезна? – вслушавшись в мои размышления, посуровела Софи.

– Как раз этот вопрос и волнует меня, милая Софи, – как ребёнку улыбнулся князь Василий. – Этот ваш корабельный двор в Архангельске… Сможет ли он строить корабли для хождения вокруг Скандинавии?

– Если это кому-нибудь будет нужно, – всё так же сурово ответствовала моя реципиентка. – Те же поморские кочи, которых в тех краях строят немало, способны к походам подобного рода. Но до Европы не добегают. Следовательно, это и не требуется.

Князья переглянулись.

– Право, в таком разрезе я и не мыслил. Разве эти кочи достаточно велики для столь длительного плавания?

– Они до Мангазеи хаживали морями, где и летом встречаются льды. А уж по чистой-то воде отчего бы им не обогнуть полуостров, берега которого поморам отлично известны? – пожала плечами Софи.

– Так отчего же? – продолжил расспросы князь Василий.

– А не к тебе ли должен адресоваться подобный вопрос? – откровенно разозлилась моя хозяюшка. – Я тут без году неделя, а ты здесь вырос.

– Да, ты бы поаккуратней с этой девицей, Вася, – насмешливо проговорил Борис Алексеевич, который явно был навеселе. – Не все вопросы дамам задавать прилично.

– Интересно, а какие же ещё вопросы ты хотела бы мне адресовать? – насупился главный боярин государства Российского.

– Зачем царевне Софье пушки? – не утерпел я.

– Затем, что по условиям международного договора, закрепившего за нами Киев и Смоленск, мы должны начать войну против Крыма.

– Планово провальный поход? – продолжил наезжать я, поскольку отлично помнил: этот полуостров завоюют примерно сотней лет позднее, при Екатерине Великой. Следовательно, нынче просто утрутся.

– Почему это обязательно провальный? – явно начал закипать князь Василий. – Тебе что, открыты тайны грядущего?

– Мне открыты географические карты, – попытался напустить туману я, чтобы избежать перехода разговора на скользкую дорожку. Дело в том, что об этом походе я ничегошеньки не помню. То есть совсем. Даже о самом факте, что таковой состоялся, услышал впервые. Сболтнул лишнего и теперь вынужден выкручиваться. А вот что я помню отлично, так это пустынный пейзаж за окном поезда, везущего меня в Крым. Кажется, это называется «сухая степь».

– Ты ступай, Софьюшка, – ласково обратился ко мне князь Борис. – А Васе нужно выпить успокоительного. Токайское отлично поможет против гневливости.

Глава 3. Начало славных дел

Домик на Кукуе мы купили деревянный, заметно «поношенный», но не развалюху. На подворье конюшня и сараи – каретный и дровяной. До берега Яузы, с которой носят воду, рукой подать. Других дел на Москве у нас больше не оставалось, все сильные мира сего уже взглянули на заморскую капитан-девицу.

Присматривать же за столичным жильём оставили Лизу. Как-то я стал замечать, что эта девушка пользуется расположением и сочувствием маменьки. Может быть, из-за неурядиц в семье нашей Рисовальщицы? Или из-за спокойного покладистого характера и склонности к тихим занятиям? Не вникал. Но сообразил, что как раз ради этого и взяли мы её с собой в столицу – миссис Корн умеет планировать.

Возок, в котором якобы везли припасы, тоже остался на Кукуе: его затащили в каретный сарай. А в нём – утварь домашняя и всякое-разное для хозяйства. То есть это было своеобразное приданое – не голой и босой девицу оставили, а при всех нужных вещах. Что же до остального, так она, между прочим, не кисейная барышня, а дочь крестьянская. Уж разберётся как-нибудь с немудрёным домашним хозяйством.

Подорожную до Архангельска нам выписали в Иноземском приказе сразу, едва Сонька предъявила грамотку о дозволении воеводы тамошнего строить корабельный двор. Новый год мы встретили в обратной дороге, только вот этот лучший из зимних праздников нынче не отмечают. И мы тоже не отметили. Доехали опять быстро и занялись делами насущными.

На папин флейт смонтировали шестидюймовый калильный двигатель и установили тяговитый винт. Это тот, который с малым шагом. И больше ничего серьёзного, кроме гика и гафеля бизань-мачты, не переделывали. Наша передовая конструкция прошла достаточную обкатку на шхуне и была признана годной в тираж.

Зато саму шхунку опять крепко переделали. Подняли грот-гик, чтобы устроить над рубкой крышу. Приподняли основание пушки, чтобы от пороховых газов при стрельбе не коробился планшир. Сделали два туалета со смывом, такие бы и на подводной лодке заработали. По этим временам – настоящее чудо техники. Хай-тек, так сказать. Латуни на это извели страсть как много. Хорошо хоть не из золота унитазы отлили.

Перестелили нижнюю палубу – доски положили не вдоль, а наискосок в два слоя перпендикулярно друг другу, проклеив резиновым клеем, которого после получения бочки каучукового молочка изготовили несколько вёдер. А вот на верхнюю палубу нам этого добра не хватило, снова она будет подтекать. Зато чуть ниже ватерлинии образовалась пластина толстослойной «фанеры», придающая корпусу изрядную меру жёсткости. С грот-мачты убрали реи прямых парусов, вместо которых между гафелем и оставшимся свободным участком высоты коробчатого дерева растянули треугольное полотнище.