Абиссинец - Подшивалов Анатолий Анатольевич

После Букина появился фельдшер Семиряга, уточнил у него, как погиб доктор Петров. Оказывается, они вдвоём пытались остановить кровотечение у раненого, и пуля попала доктору в затылок, разворотив все лицо, он так и упал на раненого. А тот, фейерверкер Спичкин, был ранен в шею и кровотечение было сильным. Спичкин, почувствовав, что конец его близок и никто не поможет, решил снять грех с души и рассказал, что Львов подбил его, когда фейерверкер будет разводящим у денежных ящиков и пароход будет стоять в иностранном порту, связать часового и, прихватив самое ценное, сбежать в Константинополе или Порт-Саиде.

– Спичкин признал в нем унтера из отряда Куропаткина еще в Одессе, но они договорились пойти на уголовное дело вместе и помощник у них был из охотников, тот, который рахат-лукума у турок наелся и его сняли с парохода в Александрии, но он им как ишак нужен был, чтобы лодку пригнал и помог ценности и деньги нести, они с Николаевым (это и есть настоящая фамилия Львова) его потом бросить договорились и вместе во Францию уехать. Покаялся, он, значит, в своем грехе и помер, а потом мы его и доктора с молитвой похоронили и дальше пошли, – закончил свой рассказ фельдшер Семиряга, – доктора Афанасия Николаевича вот только жалко очень, хороший человек и врач он был отменный.

Вот и прояснилась история «шайки Львова», подумал я, а как все просто оказалось…

Спросил Петра Степановича, что с аптечным ящиком, он ответил, что от аптеки почти ничего не осталось, всю перевязку и йод израсходовали. СЦ тоже кончился, банку с мазью пулей разбило, остались кое какие порошки, включая хинин, но он их вместе с хирургическими инструментами в сумки рассовал, а те – во вьюк, вот все, что осталось, и приехало сюда на муле в этом вьюке.

Потом меня пригласили к вернувшемуся с Военного совета Мэконныну. Рас сказал, что теперь я тоже член Совета и мне надо быть каждый вечер на его заседаниях у негуса. Я ответил, что царь еще не утвердил мою отставку, но посещать заседания я буду, что-то мне говорит, что он эту отставку примет, хотя бы для того, чтобы потрафить итальянцам – вот, мол, «ближнего боярина» прогнал в отставку из-за того, что тот недосмотрел. Сказал, что вместе со мной в отставку попросилось еще четверо офицеров и фельдшер, 12 унтер-офицеров и 16 нижних чинов. Все они готовы служить у негуса, причем из казачьих офицеров – все трое и еще капитан-штабист.

Мэконнын сказал, что его корпусу поручено нанести удар по войскам генерала Аримонди, которые начали наступление на юг. В бой пойдет галласская конница и пехота на мулах, то есть весь мобильный отряд в 12 тысяч человек, а затем они должны притворным бегством заманить в ловушку основные силы итальянцев. Рас сказал, что теперь приказывать мне он не может, поскольку я ношу звание фитаурари негуса и подчинен лично ему, поэтому мне нужно пойти сейчас к Менелику и уточнить, как мне действовать. Я сейчас же переоделся в форму фитаурари и поехал к шатру негуса, гвардейцы меня признали и отсалютовали ружьями. Потом один из них скрылся в шатре (видимо, докладывал о моем появлении), и, вернувшись, пригласил внутрь. В шатре были негус, Ильг, а еще четыре военачальника, они стояли перед расстеленной картой. Отсалютовав (то есть отдав честь и поклонившись), я сказал о том, что половина моего отряда согласна служить у негуса на ранее установленных условиях. Как сказал рас Мэконнын, завтра планируется выход мобильных сил. Отряд может принять участие с тремя пулеметами и одним орудием, которое сейчас приводят в порядок. Требуется переодеть моих людей в абиссинскую одежду – 4 офицеров и медика, 12 унтер-офицеров и 16 казаков (вообще, всего казаков из них 27 человек. Остальные – пулеметчики и артиллеристы). Еще мне потребуется два абиссинских переводчика, знающие французский или немецкий. Пока я говорил, по приказу Ильга в шатер, кланяясь на каждом шагу, вошел толстенький человечек, в котором каждый бы признал снабженца – во всех армиях мира их вид одинаков. Ильг написал что-то на бумажке, и снабженец, кланяясь, убежал. Потом меня пригласили к карте, чтобы показать путь следования и диспозицию. Одного взгляда мне хватило, чтобы понять, что карта Букина на порядок подробнее и точнее, о чем я и заявил. Попросили принести нашу карту, и я вышел из шатра, приказав одному из сопровождавших меня казаков разыскать капитана Букина и пригласить его с картами в шатер Негуса, только пусть приведет себя в порядок. Через пять минут появился Букин, чистенький и с картами. Расстелил карты и стал показывать, поясняя по-французски (все же офицер, закончивший по 1-му разряду Николаевскую Академию Главного штаба). Доклад его произвел серьезное впечатление, и негус спросил, согласен ли он продолжить службу у него. Букин ответил, что уже написал рапорт об отставке и передал его мне. Тогда негус сказал, что жалованье он будет получать самое высокое из установленных для моих офицеров – 12 золотых в месяц.

Из диспозиции следовало, что сейчас мы находились на южной границе провинции Тигре, отсюда было менее 100 верст до пресловутого форта Мэкеле, который держал под обстрелом единственную дорогу. Предлагалось штурмом взять Мэкеле и потом пойти по дороге навстречу Аримонде. Я ответил, что не согласен с эти планом. У Мэкеле есть уязвимое место – источник воды почти в полукилометре за фортом. Возможно, что внутри форта есть запас воды, возможно (и это – скорее всего, что после первого штурма итальянцы еще больше укрепили форт, добавив артиллерии). Атака в лоб приведет к тому, что мы потеряем несколько тысяч ашкеров и можем ничего не добиться.

Предлагаю: сначала провести разведку в Мэкеле и убедиться, что итальянцы все так же ходят за водой к источнику. Потом отрезать их от этого источника и вызвать недостаток воды в гарнизоне. Полностью окружить и блокировать Мэкеле, исключив подвоз воды. Основные силы могут обойти Мэкеле за пределами досягаемости его стрелкового и артиллерийского вооружения. Оставив блокирующие Мэкеле части, основные силы могут ударить по Аримонде, а Мэкеле, без воды, тем временем сдастся. Второй вариант – вообще оставить Мэкеле в стороне и сразу напасть на итальянцев, для мобильной операции это может быть лучшим вариантом. Помощь Аримонде со стороны Мэкеле исключена: конницы там нет, только туземный батальон – но это было полтора месяца назад, возможно, сейчас там другие части. Третий вариант: комбинировать оба плана – сразу напасть конницей на Аримонди, а потом при отходе, осадить Мэкеле и дождаться, пока итальянцы не пошлют подкрепление осажденным, при этом напасть на марше на части подкрепления, не снимая осаду с Мэкеле. Если же в Мэкеле есть запас воды – отойти назад при подходе основных сил генерала Баратьери, завлекая их в ловушку, поскольку за неделю операции основные силы тоже приблизятся на 100 миль и будут в состоянии дать генеральное сражение.

Основная мысль всех планов: избежать ненужных потерь самим и нанести их как можно больше неприятелю. На мой взгляд, наиболее выгоден третий вариант плана операции. Возражений не было: местные военачальники смотрели на подробную карту первый раз в жизни, и, похоже, мало что понимали.

Негус сказал, что, видимо, придется еще раз завтра собраться и обсудить варианты. За ночь на карте надо нарисовать примерное положение своих частей и частей противника – сможет ли Букин с этим справиться? Штабс-капитан ответил, что сможет, если ему будет представлена информация о численности и местоположении частей, тогда карта становится секретной и на совещании должны присутствовать только лица, непосредственно вовлеченные в операцию. Лучше, если снять 2–3 копии карты, если здесь есть хорошие рисовальщики (про чертежников умолчим).

Глава 2. Военный Совет перед боем в Амба-Алаге

Букин, взяв у Ильга две керосиновых лампы и получив под начало двух рисовальщиков и переводчика, ушел в штабной шатер чертить карты. Я пошел писать и зашифровывать сообщения Обручеву. К наградным спискам добавил Букина, Семирягу, Титова и Швыдкого «за образцовое выполнение служебного долга, обеспечившего успех миссии»: первым трем – ордена Святого Станислава 3-й степени, Швыдкому – медаль «За храбрость». Погибшим, согласно российским законам, наград не полагалось [7], хоть соверши самый героический подвиг, неправильно это, на мой взгляд.