Переживал по другому поводу – хорошо ли проверил карманы у мертвеца, не видел ли меня кто? Может, архангелогородская милиция (сыскной полиции у них давно нет) решит отыскать убийцу, начнут восстанавливать маршрут движения незнакомца, выйдут на библиотеку, начнут сопоставлять время моего ухода и возвращения домой. Мне от библиотеки до съемной квартиры десять минут быстрым шагом, а медленным – пятнадцать. Попросить, что ли, хозяйку помочь мне с алиби? А то она и так поинтересовалась: «Что же вы Владимир сегодня так поздно? Наверное, девушку себе нашли? Только, прошу вас, будьте поосторожней. Парней холостых у нас и раньше нехваток был, а теперь и подавно. А вы юноша видный, красивый, а девушки у нас сами знаете, какие – чуть что, сразу и под венец тащат!» Отшутился – мол, по Архангельску гулял, достопримечательности осматривал. А насчет девушек не беспокойтесь. Буду искать такую, как вы!
Похоже, хозяйке нехитрый комплимент понравился. Зарумянилась, словно барышня на выданье, потом позвала ужинать.
– Владимир, у меня к вам опять огромная просьба, – с виноватой улыбкой сказала Галина Витальевна, выставляя на стол ржаной пирог с треской.
Что-то я в последнее время перестаю уважать треску. Хм. Зажрался, не иначе. В Череповце или в Москве пищал бы от радости. Тем не менее развел ручонками и, как галантный кабальеро, ответил:
– Для вас что угодно!
– Вот, пирог остыл, – заметила Галина Витальевна, прикладывая к корочке руку.
Кажется, квартирная хозяйка действительно стесняется меня о чём-то попросить.
– Так ничего страшного. Вы лучше скажите, что нужно сделать. Напрямую.
– Наш старший по кварталу – Митрофан Арсентьевич Селезнев, очень противный человек, – поморщилась хозяйка.
– Тот, что с деревянной ногой? – удивился я.
Отставной полковник, у которого мы получали берданки, таким не выглядел. Вполне себе симпатичный служака. Подумаешь, не навоевался. Зато польза от него – хранит родной город от грабителей и убийц.
– Нет, это другой. Без ноги – Карл Янович Витукевич, он ополчением ведает, из тех, о котором поэт сказал «Слуга царю, отец солдатам!», – усмехнулась женщина. – Я с его младшей дочкой – Ясей, Ядвигой то есть, в гимназии училась. Яська говорила, что отец дома едва ли не строевые смотры устраивал, заставлял дочерей кровати заправлять по-солдатски, а по утрам сокольскую гимнастику делать. – Я не помнил, что такое «сокольская» гимнастика, но на всякий случай покивал. – Яся и Ванда едва дождались, чтобы гимназию закончить, да замуж выйти.
– Понятное дело, с таким папашей захочешь поскорее из дома сбежать, – поддакнул я.
– Ну, это их дело, а сам Карл Янович в русско-японскую сражался, потом в германскую. Крестами награжден, а во время Брусиловского прорыва ему ногу оторвало, и комиссовали его из армии. Вернулся домой, заняться нечем. Но я же вам говорила: когда мы остались без полиции и без милиции, то пришлось охрану домов в свои руки брать. Карл Янович тогда всех обошел, провел собрания, в каждом квартале старшего назначил, чтобы тот списки домовладельцев и график дежурств составил. Карл Янович у властей разрешение вытребовал, чтобы берданки получить и у себя дома склад оружия устроить, он за каждое ружье расписку писал. Если что – его по головке не погладят. Но полковник отвечает лишь за охрану и за оружие. А старшие комитетов, что списки составляли, теперь всем заправляют. Талоны на дрова распределяют, за исправностью электрических проводов следят, деньги собирают за вывоз мусора, дворников нанимают. А сейчас ещё и властям отчитываться должны, кто в домах квартиры снимает.
До меня стало доходить, отчего на меня так быстро вышли местные вооруженные силы, едва не заграбаставшие в армию.
– Вы уж простите меня, Владимир, но я и о вас Митрофану Арсентьевичу сообщила, – виновато вздохнула Галина Витальевна и пояснила: – Вы как с утра ко мне пришли, мы сговорились, а вы за вещами ушли, я сразу к Селезневу и пошла. Так мол и так, будет у меня жилец, молодой мужчина, холостой.
– А как он так быстро умудрился к властям сходить, обо мне сообщить? – удивился я. – Сколько времени я потратил, чтобы за вещами сходить? Час, два от силы.
– А зачем ему куда-то ходить? У Митрофана Арсентьевича в доме стоит телефонный аппарат. Он сразу же телефонировал в городское управление, вот и всё.
Вот о телефонных-то аппаратах я и не подумал. А зря. Если в Череповце есть собственная станция, то уж в Архангельске-то сам бог велел. И номера у господ обывателей никто не снимал. Возьмём на заметку.
То, что белая контрразведка имеет осведомителей среди населения – понятное дело. Но теперь я буду знать, что это дело у них поставлено на широкую ногу. Так, как мне самому бы хотелось сделать в своем городе, но не удалось.
– Владимир, вы на меня не сердитесь? – с беспокойством в голосе спросила Галина Витальевна.
Вместо ответа я вытер руки о полотенце, встал и поцеловал свою хозяйку в щечку. Она зарделась и даже погладила меня по руке. А что, вдовушка ещё очень даже ничего! Но руссо шпионо – облико морале!
– Галина Витальевна, вы сделали то, что и должны были сделать!
И впрямь – зачем сердиться на хозяйку? Если бы не сообщила, её бы дров лишили или от электричества отключили. Зато я теперь точно знаю, кто работает на Военный отдел Северного правительства, стало быть, на контрразведку.
– Хочу вам сказать, что, если бы вас взяли в армию, я вернула бы деньги за квартиру.
Я только отмахнулся – мол, что за меркантилизм, если родина в опасности!
– Завтра очередь Митрофана Арсентьевича выходить на дежурство, – вздохнула моя хозяйка.
– И он хочет, чтобы ваш постоялец дежурил вместо него? – усмехнулся я.
Знакомо до боли. Людишки, распределяющие материальные блага, то есть стоящие у кормушки, упиваются властью. Как же, от них теперь зависит жизнь человека! Не выйдешь, сделает какую-нибудь пакость.
– Увы, – опять вздохнула Галина Витальевна. – Селезнев никого не принуждает, не заставляет. Но если кто-нибудь из владельцев домов отказывается, то он определяет к ним на постой иностранцев.
– Иностранцев? А разве американцы и прочие англичане живут не в своих казармах?
Хозяйка оценила мой юмор. Улыбнулась.
– Эти живут. Но ещё осенью к нам стали приезжать шведы, датчане, даже бельгийцы. Осенью наши представители ездили в Европу, вербовали людей в армию. Сами понимаете, мужчин в Архангельской губернии не хватает, англичане с американцами воевать не хотят, поэтому правительство и решило набрать наемников.
А вот это совсем интересно! Про англо-американскую интервенцию знал ещё со средней школы, в вузе узнал о наличии в Архангельске французов, а вот про наемников даже не слышал. Думаю, эта информация центру будет тоже нелишняя.
– За постой иностранцев должно платить Управление – теперь Временное правительство, а оно платит по ценам июля восемнадцатого года, да и то с задержкой. Если в моих комнатах поселят двоих мужчин, я заработаю только пятьдесят рублей, из которых половина уйдет в налоги и в выплаты квартальному комитету. А что я стану делать с оставшимися деньгами, если фунт хлеба стоит уже рубль, а фунт трески пятьдесят копеек? Заметьте – выплаты я буду вынуждена сделать сейчас, а деньги мне выплатят через месяц, когда те ещё больше обесценятся. К тому же иностранцы ведут себя очень нагло, сами неаккуратны, да ещё требуют, чтобы им ставили ночные горшки, но сами их выносить не желают! Вы меня понимаете?
– Конечно, – кивнул я.
– Владимир, так вы согласны?
– Разумеется. Я тоже не хочу, чтобы в вашем уютном доме квартировал какой-нибудь швед, требующий ночной горшок, а ещё поедающий вонючую рыбу.
От избытка чувств хозяйка расцеловала меня в обе щеки, даже умудрилась попасть и в губы. И ушла. Я вздохнул. Что ж, может я что-то не так понял?
Следующий день в библиотеке был «неприсутственным», на нашем языке означавший бы «санитарный». Из моих старичков наличествовал только директор, обрадовавшийся, что единственный пролетарий вверенного ему учреждения культуры находится на боевом посту.
