— Брат? — насторожился Вольфганг. — Что ты знаешь о моём брате?
— А ты думаешь, кто я такой? — Я наклонился над гробом. — Перед тобой граф Владимир Всеволодович Давыдов, дядя.
Вольфганг побледнел, а я усмехнулся:
— Что, из огня да в полымя, да? Так бывает, когда якшаешься с нечистью. Хочешь жить — начинай говорить. Успеешь высказаться до возвращения своего приятеля — может быть, я и захочу тебя освободить.
— Что ты сделал с Иоганном?
— А что ты собирался сделать со мной?
— Право слово, совершенно ничего! Мы с братом всего лишь присматривали за вами…
— Угу. Поэтому всего лишь пытались заколоть меня в спину. Когда не проканало, решили навести порчу. А когда и это не сработало, вписались в блудняк с торговлей костями охотников. Хотя тут вам, можно сказать, повезло — и зарабатывали нехило, и верное оружие против меня рано или поздно должны были получить.
Вот теперь Вольфганга затрясло.
— Дошло? — улыбнулся я. — Если думаешь, что твой братец на допросе молчал, как юный партизан — глубоко заблуждаешься. Ты спросил, что я с ним сделал? Рассказываю: Иоганна пытали ледяными иглами. Для того, чтобы сделать его разговорчивым, хватило единственного сеанса. Иоганн слил всё, что знал, и наверняка добавил бы отсебятины — может, даже с картинками. Но не успел. Ему в горло воткнулся ледяной кол. Несчастный случай, увы. При несоблюдении техники безопасности — бывает.
Вольфганг закошмарился окончательно. Губы задрожали, глаза зажмурились. Думает, наверное, что если зажмуриться покрепче, я исчезну. Уже ни хрена не рад, что позвал на помощь. Как в том анекдоте про медведя: ну, я тебя услышал. Тебе легче?
— Главное, не обоссысь, — посоветовал я. — Прачечная у тебя тут вряд ли круглосуточно работает.
Вольфганг открыл глаза. Чуть слышно, одними губами прошептал:
— Не губи!
— Ну, вот, — одобрил я. — Давно бы так! На языке мразоты вашего мира «не губи!» есть готовность к конструктивному диалогу… Поехали. Кто обещал дать тебе оружие против меня? Кому ты сдавал кости охотников?
— О… Это страшный человек!
— Иоганн тоже так думал. Но недолго. За один сеанс понял, что я страшнее. Хочешь тоже в этом убедиться?
— Нет!
— Тогда давай конкретику. Что за страшный человек? Имя, фамилия, номер СНИЛСа?
— Троекуров Дмитрий Иванович.
— Угу. И почему я не удивлён… Это он тебя сюда укатал?
— Да. Говорю же, это страшный человек! — Головин приподнялся, подался мне навстречу. — Иоганн должен был вернуться поутру, вместе с товаром. Я прождал весь день и всю следующую ночь, но он так и не появился. Я бросился к архивариусу — туда, где обычно проходили наши встречи с подручными…
— А. Так это архив был. То-то я подумал — для библиотеки тесновато.
— Что, простите?
— Ничего, не отвлекайся. И так еле бормочешь. Ты бросился к архивариусу. И?
Глава 6
— Старик был напуган до смерти, — продолжил Головин. — Открыть мне дверь согласился лишь после того, как я пригрозил, что её вынесу. Но рассказать толком ничего не смог. По его словам, Алексей — тот, кто должен был забрать мешок из леса, явился вместе с Дорофеевым, якобы для того, чтобы помочь донести мешок. Требовал встречи с Иоганном. Архивариус, разумеется, не позволил и захлопнул дверь перед его носом. Но Алексей каким-то образом пробрался в архив. Дождался Иоганна, после чего налетел на них, как ястреб. Архивариуса свалил с ног ударом. Когда старик очнулся, рядом уже никого не было. Мешок тоже исчез. Во дворе я увидел следы побоища — кто-то дрался с тварями. А след от кареты привёл меня к широкой улице, выложенной брусчаткой. На камнях он, конечно же, затерялся. Алексея на постоялом дворе, где он квартировал, не видали с позапрошлой ночи. Дорофеев так же бесследно исчез. А Троекуров ждал меня к себе уже вечером. Я должен был привезти товар. Сказать ему о том, что мешок пропал вместе с моим братом — о подобном я не смел даже думать. При мысли о том, как явлюсь к Троекурову и расскажу об этом, кровь стыла в жилах.
— И ты решил свинтить.
— Я… Поймите правильно — я всего лишь хотел поступить достойно! Надеялся отыскать Иоганна и вернуть товар!
— Врать будешь прокурору. Ты решил, что дурачок Иоганн, которого обуяла жадность, свинтил вместе с подручными — в надежде самостоятельно отыскать барыгу и открыть собственный бизнес. Надоело под братцем-жмотом ходить, отчалил в свободное плавание.
Вольфганг отвёл глаза.
— Высокие отношения, — похвалил я. — Только так родные братья и должны поступать! Дальше что было?
— Я нанял карету. Взял с собой лишь самое необходимое и поехал в Петербург.
— Логично. Где ж ещё ныкаться, если не в большом городе. Дальше?
— Я спешил, как мог. На почтовой станции мы сменили лошадей, но ехать в ночь возница отказался. Сказал, что боится тварей — в последнее время на тракте они нападают всё чаще. Путешественники стараются не передвигаться по одному. И уж тем более — ночами. Я рвал и метал, но переубедить его не смог.
— Да и сам зассал ночью ехать. Говори уж правду.
— Ну… У меня тоже были некоторые сомнения. И мы остались там, на почтовой станции. В крошечной клетушке, разместиться там пришлось вместе с возницей и ещё двумя проезжими. Один из них ужасно храпел, невозможно было спать. Я растолкал его и потребовал уйти на конюшню. Спорить с аристократом он не посмел. Вышел, я уснул. И вдруг — стук в дверь. Проезжий требовал впустить его обратно. Буквально умолял. Я открыл — только лишь для того, чтобы поставить этого плебея на место. И вдруг…
— Плебей схватил тебя и овладел тобой противоестественным способом, — зевнул я. — Вурдалаком оказался. Или упырём.
В глазах Вольфганга мелькнуло разочарование. Не такой реакции ждал — в ответ на леденящий душу рассказ… Ну, блин. Думать надо, кто твоя целевая аудитория. Ты мне ещё про крыс с лягухами задвигай — и жди, что со страху маму звать начну.
— … его клыки вонзились мне в шею, — упавшим голосом закончил Вольфганг. — Когда я очнулся, понял, что нахожусь на кладбище. Я был привязан к каменному кресту, а передо мной стоял Троекуров. Он требовал отдать мешок. Я рассказал чистую правду — что мешок бесследно исчез, но он не поверил. На моих глазах разверзлась могила, и наружу выбрался мертвец. У меня волосы встали дыбом…
Я взглянул на лысую, как колено, башку Вольфганга и поморщился.
— Давай-ка без подробностей. Что там у тебя встало, на каком месте — мне до звезды… Выбрался мертвец. Я так понимаю — вот этот самый, который утопал добывать тебе паёк. И?
— И Троекуров ему сказал: жил ты грешником, душа твоя не упокоена. Жилище твоё посмертное — с сей минуты, моею волей, не только твоё. Приказываю за жильцом следить, чтобы не сбёг, кормить человеческой пищей. Упустишь его али голодом заморишь — так неупокоенным и останешься. А ты — это он ко мне повернулся, — до тех пор тут лежать будешь, покуда не скажешь, где мешок! Мне, говорит, спешить некуда.
— Ну да, — согласился я. — Реально — куда ему спешить? В тварь ты не обратишься, после вурдалака наверняка санобработку провели. С мертвяком, соответственно, не справишься, они ребята крепкие. Лежи себе в гробу да лежи. Отдыхай, предавайся воспоминаниям.
— Да как же я могу вспомнить то, чего не знаю⁈
— А вот это уже, друг мой Вольфганг, проблемы индейцев. Которые шерифа, как известно, не колебут.
— Освободи меня! — Вольфганг снова рванулся из гроба.
— Погоди. Мы не всё обсудили. Про Троекурова я понял, с ним решим вопрос. А вот кто тебя снарядил за моей усадьбой гонять? Ты ведь в Поречье на суде не просто так нарисовался. И тот, кто тебя прислал — не Троекуров, к тому вы с братом сами прибежали. Когда поняли, что яйца у вас слабоваты, со мной мериться. Так кому понадобилась моя усадьба?
Вольфганг снова поджал губы.
— Ну, не хочешь, как хочешь. В молчанку поиграть я и сам могу. Пойду, — я повернулся к лестнице.
— Стой! — взмолился Вольфганг. — Я молчу не потому, что не хочу говорить. Мне просто нечего тебе сказать. Я не знаю, кто заказчик.
