Переворачиваюсь на бок, натягиваю одеяло повыше, надеясь выторговать ещё пару минут отдыха, но в дверь начинают стучать.
Я ругаюсь про себя, но не успеваю даже собраться с мыслями, как дверь открывается, и в комнату заглядывает Ефрем.
Дружинник качает головой с выражением усталого терпения.
— Княжич, к тебе приехала принцесса клана Исаэт.
Я моргаю, приходя в себя, пытаясь осознать смысл сказанного.
— Зачем?
— Без понятия. Она уже час сидит в приёмной и не собирается уходить. Я решил, что стоит тебя разбудить.
Сажусь на кровати, потираю лицо руками, стараясь прогнать сонливость.
— Ничего себе…
Час⁈ Принцесса могущественного винландского клана ждала меня час⁈
Хел меня дери, это не к добру.
Приходится торопиться. Я поправляю пижамку, провожу рукой по растрёпанным волосам, приводя себя в порядок, и выхожу в гостиную.
Принцесса Ингрид сидит на краю дивана, спина напряжённая, пальцы сжаты в замок.
Она явно взволнована. Вид нехарактерно растерянный для столь важной особы.
Как только сереброволосая девушка замечает меня, тут же поднимается.
— Княжич Вячеслав Светозарович! — в её голосе напряжение, почти мольба. — Спасибо тебе за то, что ты помог ночью! И, пожалуйста, помоги мне снова… Мне нужно найти ацтеков.
Я приподнимаю бровь.
— Ацтеков?
Она резко кивает, её плечи вздрагивают.
— Да. Это очень важно. Иначе погибнет невинный ребенок.
Глава 19
Оу, тут еще и Рульф стоит, не сразу заметил у стены гиганта из племени Ульфриков. Сегодня телохранитель принцессы тихий, как и должно быть.
Ингрид выглядит очень грустной, но, несмотря на это, сидит с аристократичной грацией — элегантно закинув ногу на ногу, спина прямая, руки сложены на колене.
Дверь снова приоткрывается, и в комнату входит Ефрем. Я даже не поворачиваю головы — знаю, кто это по тяжёлым шагам.
Но Ингрид всё же говорит, не отводя от меня взгляда:
— Мы не можем остаться с княжичем наедине?
Ефрем спокойно отвечает, как всегда без лишних эмоций:
— Фрау Ингрид, прошу прощения за напоминание, но обсуждение дел клана княжича без сопровождения строго запрещено.
Ингрид приподнимает бровь, слегка удивлённо, и переводит взгляд на меня.
Пожимаю плечами:
— Пилдётся потелпеть, флау. Я ещё несовелшеннолетний, а вы, как плинцесса клана Исаэт, имеете плаво вести пелегово… пф, беседу, только в плизутствии кого-то из лодa Опасновых.
Формальности, формальности… Но, надо признать, вполне разумные. Я ведь, формально, всего лишь ребёнок — а значит, типа могу взять и сболтнуть какую-нибудь тайну рода.
Ингрид некоторое время молчит, затем, забыв о существовании Ефрема, поворачивается ко мне:
— Мне нужна твоя помощь, Вячеслав Светозарович.
Я вежливо киваю и отвечаю:
— Чем же могу помочь вам, флау плинцесса?
Она ненадолго задумывается, а затем уточняет:
— Как ты смог опознать того ацтека ночью?
Ефрем при этих словах приподнимает брови, но молчит. Я пожимаю плечами и спокойно отвечаю:
— У него был лубец на щеке — след от литуального каменного ножа ацтеков. Такой используют только в поединках между своими. Если он получил ланение, да ещё такое, что навелняка залила его лицо кловью, значит, скоелее всего, он плоигал плаво быть ведущим жлецом. Он што-нить сказал?
Ингрид кивает, внимательно слушая, а затем со вздохом произносит:
— Мы не смогли его допросить. Он умер в плену — убил себя сам. Откусил себе язык.
Я снова пожимаю плечами.
— Да, у атстеков есть такая фишка.
Замечаю, как Ингрид и Рульф переглядываются, а в их взглядах читается откровенное удивление. Принцесса изучающе смотрит на меня:
— Княжич, ваша эрудированность в этом вопросе и правда поразительна.
Я делаю вид, что смущенно потираю нос будто бы от похвалы такой красивой тетеньки:
— У меня плосто дома библиотека, куча книжек пло ацтеков. Наш лод их собилал. Мама читала мне истолии пелед сном.
Ингрид велит телохранителю:
— Рульф, покажи княжичу.
Гигант достаёт из кармана пиджака каменный нож-текпатль, протягивая мне:
— Мы нашли его при белобрысом ацтеке. Видимо, тот самый.
Я беру в руки каменный нож. Черное обсидиановое лезвие с зазубринами, ручка, обмотанная кожаными полосами, слегка потемневшими от времени. Привычные линии, знакомые рисунки на полосах… Где-то я это уже видел.
— О, так это ещё и Дети Солнца, — произношу я радостно.
Ингрид замирает, внимательно всматриваясь в моё лицо:
— Княжич, как ты понял, что это за клан?
Поворачиваю нож в руках и указываю на выбитый знак перечёркнутого солнца на рукояти.
— Видел в одной из книг. Мама показывала.
— Интересные вам княгиня книги читает на ночь… — пораженно замечает принцесса, но тут же спохватывается и поправляется: — Простите, не мое это дело.
— Ничего страшного, ведь книги, и правда, интересные.
— Безумный генерал уничтожил государство ацтеков, за что ему большая честь и благодарность. Но их дело всё ещё живо, — глаза Ингрид гневно сверкают. — Они просто начали принимать в свои ряды иностранцев.
Усмехаюсь, покачивая нож.
— Панятно. На халявную силу сглотней всегда найдётся сблод желающих.
Мой взгляд вновь останавливается на принцессе. Лицо у неё напряжённое. Слишком собранное, слишком правильное — как у человека, который изо всех сил держит себя в руках, чтобы не выдать настоящие эмоции.
— Вы не можете найти её, да? — бросаю вдруг.
Ингрид моргает, растерявшись. А Рульф смотрит на меня грозно. Кажется, он заподозрил меня в сговоре с ацтеками. Значит, я попал в точку.
— О чём вы, княжич? — спрашивает принцесса.
— О вашей дочери, конечно, — удивленно смотрю на Ингрид. — Разве можно сейчас обсуждать кого-то другого?
Теперь Ингрид молчит дольше.
— Как вы понял, что похищена моя дочь? — голос её спокойный, но в нем появилась жесткость.
— Очень плосто, — развожу руками. — Вы сказали, что некий лебенок в беде. Завтла как лаз летнее солнцестояние. День, когда Дети Солнца лежут детей на желтвопиношение, чтобы возлодить новый год. Отсюда логичный вывод — они похитили лебенка. Теперь пло вашу дочь: вы слишком встлевожены, плинцесса. И плишли плосить о помощи лично, хотя могли бы отплавить кого-то из своих людей.
Рульф бросает с намеком:
— Принцесса, княжич слишком много знает.
— Тихо, Рульф, — отмахивается принцесса от телохранителя. Он смотрит на меня: — Думаете, Вячеслав Светозарович, я настолько холодна сердцем, что не пришла бы просить помощи ряди не своего ребенка?
— Отнюдь, флау, — качаю головой. — Плосто у клана Исаэт полно детских домов, плиютов. Но там ластят будущих лаботников, слуг, обслугу. Интелесный способ фолмировать песонал с пелёнок, но… вляд ли вы здесь лади попавших двух-тлёх плислужников. Несмотля на ваше состладание и, конечно же, доблую душу, я не думаю, что вы бы оставили важные дела лади палы силот.
Ингрид резко сжимает кулаки. Ах, задело.
— Ты прав, княжич, — выдавливает она сквозь зубы. — Мы не можем найти мою дочь, Астрид.
Так. Вот и подтверждение.
— Хирдманы прочёсывают город, но даже за месяц они не смогут обыскать всё. Нам неизвестно мест, где Дети Солнца проведут ритуал жертвоприношения. Ацтеки не делятся ими с посторонними.
О, мне-то они известны прекрасно. Когда-то я провёл немало времени, изучая их ритуалы, разбирая древние записи, добытые у ацтеков. Я знаю, где, как и когда они приносят жертвы. Как готовят избранных. Как проводят ритуалы кровавого возрождения.
Но, разумеется, в голос я этого не говорю. Вместо этого спокойно произношу:
— Вам стоит половелить небосклёбы голода, особенно васточные. Обыскать клыши.
Ингрид хмурится, в глазах мелькает сомнение:
— Почему?
Я пожимаю плечами, словно не придаю этому большого значения:
— Ацтеки всегда пловодили литуалы на велшинах восточных гол. В Столмхельме гол нет, но есть небосклёбы. А солнце встаёт на востоке. Логично выблать самую восточную точку голода.
