Глава 12
— Доброго дня я вам, пожалуй, желать не буду, — пробормотал я. — Здравия тоже, на хрена оно вам?
Вопрос остался без ответа. Мертвяки довольно быстро утратили интерес ко мне и вернулись к прежним занятиям.
Когда до меня дошло, что это за занятия, появилось желание вновь оказаться во вчерашнем кабаке и залпом дёрнуть стакан.
Мертвяка, лежащего на одном из столов, двое его товарищей тянули за руки и за ноги. Дождавшись, пока лопнет посредине, деловито придвинули разорванные половины друг к другу и замерли — ожидая, видимо, что будет дальше. Ещё одного мертвяка натуральным образом выкручивали — как хозяйки бельё. Один коллега, ухватив его за плечи, крутил в одну сторону, другой, взяв за колени, в другую. Ещё один персонаж с разбегу бросался на каменную стену. Ударялся о неё и валился на пол. После чего вставал, разбегался и бросался снова.
— Охренеть, — пробормотал я. — Это что же у нас тут такое получается? Спецлаборатория? Леденящие кровь эксперименты? Проверка на прочность, да? Разрыв, изгиб, смятие? Что ж ты тут такое исполняешь, скотина⁈
Мертвяки молчали, продолжая участвовать в экспериментах. Ответ мне, впрочем, не требовался. Что происходит, и сам сообразил.
Скотина Троекуров каким-то образом научился не только поднимать покойников из могил, но и укреплять их кости. Начал этим заниматься, судя по всему, перед Рождеством, а сейчас активно занимался усовершенствованием технологии. Мертвяков подгонял сюда по подземному ходу непосредственно с кладбищ, и шаг за шагом создавал из них всё более неуязвимых тварей.
Время от времени мертвяки поставляли ему живой товар, вроде отцелюбивой Агафьи — тех, кому не повезло в неурочный час оказаться на кладбище. И товар этот, несомненно, рано или поздно пополнял ряды свежих покойников. Но основное назначение спецлаборатории в другом. Головин упомянул оружие против охотников. И нет никаких сомнений, что я сейчас присутствую при разработке этого оружия.
Почему меня не трогают, понятно. Мертвяки запрограммированы на выполнение какой-то одной функции, этим и занимаются. Охрана помещения в их функционал не входит, иначе живым я бы отсюда не вышел. Двигаясь вдоль столов, насчитал как минимум два десятка мертвяков — каждый из которых, если верить охотникам, содержал в себе по семь-восемь стальных костей. Хотя, может, уже и больше. Прогресс-то не стоит на месте… Ну, Троекуров! Ну, мразь!
Дойдя до дальней стены, я развернулся, чтобы идти обратно. Задерживаться тут надолго нельзя. Отсутствие Троекурова — обычное везение, долго это продолжаться не будет. Теперь я всё знаю. Вернусь к Обломову, тогда уж…
Мысль я не закончил. Увидел, что дверь, через которую вошёл, перегородили два мертвяка. С какой целью там стоят, сомневаться не приходилось.
Вот тебе и отсутствие охраны, блин! Значит, пустить — это пожалуйста, заходите, кто хотите, а в обратку — хрен тебе. Жди хозяина.
Ну нет. Согласен, перебить всю эту ораву в одну каску мне сейчас будет тяжеловато (надо истреблять из лексикона слово «невозможно», демотивирующее оно), но и дожидаться Троекурова, чтобы он сказал «фас», я уж точно не буду.
В помещение вели две двери. Одна — обратно в башню, другая — в подземный ход. Перегорожены были обе. Значит, выход оставался один, но он же порождал и проблему.
Я огляделся при свете меча. Опустил взгляд на пол и увидел чей-то башмак. Мертвяки не ходили голышом, на них была одежда — ну, до каких-то пор. Пока они её не уханькивали в ноль своими экспериментами. Что здесь происходило быстро, надо заметить.
Вот с кого-то и свалился башмак.
Я наступил ему на нос, присел, держа светящийся меч перед собой, и свободной рукой вынул кинжал. Аккуратно вырезал на внутренней поверхности нужный Знак. Потом встал и пинком отправил ботинок в сторонку, в кучу ещё какого-то тряпья. Туда, в общем, где велики были шансы, что моего Знака долго не заметят.
— Это раз, — сказал я.
Однако одного только «раз» мне было мало. В груди клокотала ярость. В груди, мать их так, бурлили тридцать две родии — после двух оприходованных мертвяков.
Что ж, господин Троекуров, я вам оставлю парочку сюрпризов, если вы не возражаете.
До сих пор отсроченными Знаками я не пользовался. Отношение к ним в среде охотников не было однозначным. Пореченцы, например, относились довольно скептически, хотя по случаю использовали. А вот Харисим — тот фанат. По его словам, самое милое дело — поймать тварь в такую ловушку, а потом прийти — и спокойно, без беготни, отдубасить её как следует.
Мне, на моём ранге, были доступны все известные справочнику отсроченные Знаки. То есть, четыре. Два я отмёл сразу: простая Западня и Отсроченная Заморозка. Обе хороши, но только в том случае, когда ты тусишь где-то рядом и охотишься на простых тварей. А у нас речь о Троекурове — который, судя по всему, сто очков вперёд колдуну даст. Получается, полная бессмыслица. Ну что, он из Западни не выберется, что ли? Да тьфу и растереть. И Заморозка… Ну, подморозится да растает, делов-то.
Нет, тут хочется нагадить от всего сердца, от всей широты охотничьей души. Насмерть эту тварь отсроченным Знаком не убить, конечно, но пусть хоть потреплет как следует.
Я выбрал два других Знака и открыл их, один за другим. Отсроченная Костомолка и Отсроченное Испепеление. Названия Знаков говорили сами за себя.
Запас родий ещё оставался, и десять я ввалил в апгрейд отсроченной Костомолки, которую мыслил наиболее перспективной. От огня, помнится, даже такой клоп, как Иоганн Головин, умудрился защититься. А вот Костомолка — это вам не хухры-мухры. Она кости ломает. Замешкался чуток — и прощай, прямохождение.
Эх, всего две родии осталось! Ни туда, ни сюда… Ну, ладно, ничего. Родии — дело наживное. Уж где-где, а в Смоленске насшибаю. Хотя я и в Поречье насшибаю. Да что далеко ходить — если изловчиться, то хоть за воротами усадьбы могу. Тут же главное — что? Главное — сложа руки не сидеть. Не лениться поднимать то, что само под ноги падает.
Возле двери в башню я изобразил Костомолку, понадеявшись, что Троекуров будет заходить через парадный вход, а не через могилу. Возле другой двери, в подземный ход, исполнил Отсроченное Испепеление.
Знаки я не процарапывал — этого рода магия физического исполнения не требовала. Знаки, начертанные по воздуху, вспыхнули и погасли, отожрав сколько положено маны.
Подумав и прикинув свою полувоображаемую шкалу, я нарисовал ещё парочку Испепелений и одну Костомолку по залу, стараясь сделать так, чтобы случайные мертвецы в них не попались. Шансов на то, что Троекуров попадётся, конечно, тоже было мало, но блин. Если не пытаться ударить — так и не ударишь никогда.
Скорее всего, он и в те, что возле двери, не попадётся. В них вляпаются тупорылые мертвяки, когда станут отходить после моего победоносного исчезновения. Ну и хрен с ним. Хоть как-то этой мразоте нагадить — и то сало.
С чувством выполненного долга я подошёл к куче тряпья и встал обеими ногами на башмак.
Вспышка — и я в «фонтане».
Солнце ещё стояло высоко, когда я вошёл в костеприёмник и порадовал приёмщика новыми костями — от башенных мертвецов.
— Вот не живётся ж вам спокойно, — покачал головой мужик, отсчитывая деньги.
— Вечный покой сердце вряд ли обрадует. Вечный покой — он вообще для седых пирамид.
— Каких таких пирамид?
— Египетских.
— А. Слыхал я про Ебипет этот. Вот уж правда, как назови — так оно и…
— А чего там?
— Да ужас. Там люди с пёсьими головами ходят. И ещё всякие твари жуткие. Лет пять назад занесло к нам охотника тамошнего. По-нашему-то едва лопотал, но научился — разговорили. Такого понарассказывал…
— А потом куда делся?
— Да как зима началась, он чуть умом не тронулся. Полгода без дела просидел в оплоте, всё в одеяла кутался, а потом обратно ушёл. Лучше, говорит, люди с пёсьими головами, чем вот это вот всё, что у вас по зиме творится.
