Почти врач - Вязовский Алексей

– Андрей, – вдруг очень серьезным голосом сказала Аня. – Пожалуйста, пообещай мне…

– Что угодно, кроме госпереворота!

– Не пой при мне больше, хорошо?

– А муж у нас кто?

– Волшебник.

– Предупреждать надо.

Примерно такой диалог из знаменитого фильма пришел мне в голову, когда я попал в квартиру Азимовых. А как я там очутился? Меня заманили. На воскресный обед. Аня правильно поняла мой месседж насчет знакомства с родителями – все устроила почти мгновенно. Звонок, адресочек я уже и так знаю – думаю, и соседи меня после драки с бывшим Анечки и выносом двери хорошо запомнили.

Внутри – все тоже на высшем уровне. В прошлый раз рассмотреть все не успел – теперь же обращаю внимание на дипломы на стенах, непростые фотографии.

– И кто у нас папа? – поинтересовался я, отдавая плащ вышедшей меня встретить Анечке. Выглядела она весьма строго – черная юбка, белая блузка с высоким, стоячим воротником. Волосы заколоты наверх, в ушах сережки с бриллиантами. И никакой косметики. Но ей и не надо – природная красота не требует помад и тушей.

– Только по секрету! – девушка приложила пальчик к моим губам. – Я тебе ничего не говорила!

– Естественно.

– Папа в атомном проекте участвовал. У Сахарова работал. Сейчас на преподавательской работе.

Собственно, этого Сахарова я получил сразу возможность лицезреть на фотографии в кабинете Азимова. Туда меня привел сам профессор Александр Иосифович – пузатый лысый очкарик, внешне довольно схожий с заокеанским почти родственником, только без нелепой бороды.

Познакомились, поручкались. И сразу пожалуйте на экскурсию. «Это Лебедев, лауреат Сталинской премии, а здесь академик Гельфанд…» И рядом конечно же хозяин кабинета. И так на полчаса, без подробностей, но со званиями и несекретными заслугами. Причем представлял он эти персоналии не с придыханием, а как приятелей. И это академиков, а заодно и нобелевских лауреатов.

– Не боитесь держать Сахарова в этом вашем мемориале? – поинтересовался я.

– Да они все живы еще, – хохотнул профессор. – А с Андреем Дмитриевичем после того, как его определили в Горький, пока не общаемся. Обстановка не располагает, знаете ли… Хотя кабинет его в институте за ним, даже табличку не убирали.

Александр Иосифович ловко перевел разговор на меня любимого, тем самым показав, что тему Сахарова развивать дальше нет смысла. А там и обед подоспел. В столовой я знакомлюсь с мамой Ани – тоненькой, почти седой женщиной, несмотря на то, что выглядит лет на пятьдесят, не больше.

– Я очень. Очень одобряю вашу… дружбу, – смело выкладывает мне Дина Борисовна. – Предыдущий парень Ани… он был…

– Мама! – подруга вспыхивает маковым цветом, в глазах появляются слезы. – Я же просила!

– Все, все! Могила. Давайте обедать.

Профессор ловко открывает шампанское, разливает по бокалам. Я отказываюсь – за рулем. Но меня дружно уговаривают, обещают вызвать такси. У Александра Иосифовича есть знакомый, который занимается извозом.

Шампанское помогает – все быстро расслабляются, разговор течет непринужденно. На столе появляется бутылка коньяка, вино для дам. Мы приканчиваем мясо по-французски, переходим на десерт. Мое «птичье молоко» идет на ура, эклеры тоже не остаются без внимания. В какой-то момент я чувствую себя как дома. Умные, эрудированные люди вокруг, атмосфера настоящего семейного застолья.

Дина Борисовна уносит посуду на кухню, профессор уходит перекурить на балкон.

– Мама не разрешает папе дымить дома, – доверительно сообщает мне Аня.

– И правильно делает, – я глубоко вдыхаю, решаюсь: – Товарищ Азимова, а у тебя чемоданы есть?

– В каком смысле? – удивляется подруга.

– В прямом. Устройства для переноски личных вещей.

– Е-есть…

– А собрать их долго?

– Панов, что у тебя на уме?!

– Совместная жизнь у меня дома, – я смотрю прямо в расширяющиеся зрачки Ани. – Я хочу, чтобы ты жила вместе со мной.

Этот сильный ход производит неизгладимое впечатление на семейство Азимовых. Аня хлопает глазами, ее мама начинает «кудахтать» и суетиться. Один профессор спокоен как танк.

– Серьезное жизненное решение, молодые люди. Но препятствовать не буду, думаю, дочери будет даже полезно узнать, что такое домашнее хозяйство и чем заправляют борщ.

– Сметаной, – хмыкает Аня, внимательно на меня смотрит, кивает сама себе. После чего молча уходит собирать вещи. А я остаюсь рассказывать Александру Иосифовичу и его жене, в каких условиях будет жить дочка.

– Двухуровневый пентхаус на крыше, – вру я, не краснея. – Две раздельные ванные комнаты с джакузи.

– С чем?!

– Джакузи. Такая ванна с пузырьками.

Семейство Азимовых отпускает, они весело смеются. Чувство юмора – наше всё. Я чувствую, что сделал самое правильное решение в своей жизни.

Что-то стряслось в датском королевстве. Страшное и ужасное. Сижу на работе, никого не трогаю, медитирую на диванчике в холле. Вдруг встревоженный возглас диспетчера: «Доктор Геворкян, немедленно зайдите к главному врачу!» Авис Акопович молодой ланью промчался по коридору и скрылся в начальственном кабинете. Только для того, чтобы через десять секунд выскочить оттуда крайне встревоженным.

– Быстро, Панов, срочный вызов!

Я забежал в ординаторскую, схватил наш чемодан и помчался вниз по лестнице. За мной затопал Валентин Ильич. Только в машине доктор сообщил нам маршрут:

– Едем на Кутузовский, к самому.

Один я оказался тормозом и секунды три пытался понять, кто это такой грозный нас ждет в конце. Потом только дошло.

– А мы почему? Вроде контингент… – начал я.

– Вот, можете дотянуться и посмотреть на виновника торжества, – ткнул он пальцем в зеркало заднего вида. – Искали именно вас.

Я промолчал. Нечего распространяться, кого я знаю из звездного семейства. Прикинул только, всё ли есть из спасательного набора, если Галя опять в запой подалась. На месте будет видно. В конце концов, у небожителей всё так же, как и у остальных. Включая отходы жизнедеятельности.

На въезде во двор нас не останавливали, водила только приостановился на секунду, на посту махнули рукой, мол, поезжай дальше. У пятого подъезда зато встретили, фамилии уточнили, в салон заглянули. Вот так будет клиент загибаться, а «скорая» на пороге топтаться, пока им задницу не обследуют.

Наконец, мы попали в лифт, естественно, с сопровождающим, и поехали на пятый этаж. Вот она, квартира девяносто один, где и живет Ильич Второй. Или Леонид Первый, кому как больше нравится. На лестничной площадке еще один пост охраны. Блин, да тут даже «Машка шлюха» на стене не напишешь! Не говоря уже о дежурной закопченной ложке, торчащей где-нибудь у лифта. Впрочем, такого добра сейчас во всей стране не найти.

Вот эта приземистая пожилая женщина, наверное, домработница. К вождям любят таких набирать: с простыми лицами, отсутствием фигуры и без лишних запросов. Чтобы не думали, а работали. Хотя… Перед прислугой охрана так не тянется. Пардоньте, ошибочка вышла. Это же Первая Леди наша, Виктория Петровна!

Квартира, кстати, обычная, безо всяких колонн и золотой лепнины. Прихожая широкая, потолки высокие, так в начальственных домах это норма жизни. Брежнева-старшая скомандовала: «Пойдемте», и мы отправились по длинному коридору. Судя по его длине, мы уже в четвертом подъезде. Что-то я такое слышал, вроде объединяли квартиры. По факту получилась коммуналка-люкс.

– Галя, доченька, приехали врачи, – объявила нас Виктория Петровна.

– Ой, Андрюша, хорошо, что приехал, – не обращая никакого внимания на сопровождающих меня лиц, сказала принцесса. – Что-то со мной такое… Я же после того раза завязала, а сегодня к маме заехала, а она говорит, я сознание потеряла, – и она заплакала, шумно всхлипывая и вытирая слезы рукой.

Я приглядываюсь к Брежневой. Обмороки и ноги не держат? Походу, у дочурки бровеносца алкогольная энцефалопатия. В дальнейшем может подключиться полинейропатия того же происхождения, в результате которой пациент иногда утрачивает возможность ходить вообще.