Оперировать прямо на песке — это конечно полный апогей моей профессиональной карьеры. Увидел бы Моисей Семенович меня за этим занятием, самолично задушил. А куда мне деваться? Времени чтобы таскать больного туда-сюда уже нет.
— Так, Василий, — командую я, — бегом в скорую, притащи клеенку, канистру со спиртом и найди хоть какую-нибудь деревяшку.
Бегло осматриваю крупные осколки кости, торчащие из раны, затем добавляю:
— И ножовку захвати.
Пока Василий убежал исполнять приказание, я набросилась на Ашвани.
— Держи его крепко. Еще крепче.
Индус обхватил раненного наемника, навалился всем телом, да толку с того немного. В самом Ашвани килограмм пятьдесят от силы. Пришлось показать, как правильно придавить коленом к земле.
— А теперь, — командую я, — разжимай ему рот, только ради Бога осторожнее. Чтобы пальцы не откусил.
Ашвани в полной прострации, ни черта не понимает, но слушается.
— Вася, лей.
— Лидия Андреевна, а не загнется? Чистяк ведь? Жара такая.
— Лей, говорю!
Василий канистру перекинул и тонкой струйкой прямо в глотку несчастному наемнику. Тот с перепугу и в состоянии аффекта ничего не понял, решил, что это вода, и сделал пару жадных глотков. Тут его и накрыло. Покраснел, как вареный рак, глаза из орбит вылезли, говорить и дышать совсем не может.
Ашвани первый сообразил, отцепил от пояса фляжку, дал запить водой. Наемник напрочь голос потерял, шипит что-то нечленораздельное, квакает почти беззвучно, да воздух глотает большими порциями.
— Давай еще, — командую Василию. Тот вновь наклоняет канистру.
Наемник головой крутит, из-под индуса выползти пытается.
— Ашвани, держи крепче и открой ему рот. Только пальцы береги. Новые не вырастают.
Несколько секунд отчаянной борьбы, в конце концов наемник проигрывает сражение и получает новую порцию струи чистого спирта в рот. Еще пару глотков, и глаза к небу закатились.
Что-то совсем слабоват ты, парень.
— Ну вот и славно, — констатирую состояние потерпевшего, — Ашвани, больному палку в зубы. Василий, скальпель. А теперь держите вдвоем так крепко, как только сможете. Брыкаться будет.
Три быстрых надреза, и стопа навсегда отделяется от бывшего владельца. Отпихиваю ее ногой в сторонку, чтобы не мешала. Больной наконец обрел голос и завопил так, что во всей Сахаре суслики попрятались в норы. Потом увидел, что ноги нет, и вообще лишился чувств. А может, это спирт, наконец-то подействовал. Не знаю…
Ну нет у меня здесь анестезиолога. Поэтому приходится использовать старые дедовские методы. Для меня чувства больного вторичны, мне важно, чтобы он от болевого шока не окочурился, пока я его зашивать буду.
Ну вот, наемник валяется в отключке, ножовкой подпиливаю острые края кости, перевязываю поврежденные сосуды, стягиваю кожу и штопаю, как заправская швея-мотористка. В конце обрабатываю рану и накладываю повязку.
Командую:
— Так, Василий, готовь капельницу. У больного слишком большая кровопотеря, сам не выкарабкается. И давай его в скорую оттащим, остальными заниматься нужно. Носилки нужны и пара сильных помощников.
— Я одной рукой все не донесу, — поясняет Василий.
— Ашвани помо… — произношу я, поднимаю голову и замолкаю на середине фразы. Картина Репина — «приплыли». Индус стоит на коленях и блюет. Ему сейчас не до нас.
Ах ты черт, — я впопыхах совсем позабыла, что подручные мои к виду крови непривычны. Минус один ассистент. Перевожу взгляд на Василя, тот хоть и бледный как смерть, но держится молодцом.
— А ты как? — спрашиваю.
— Подташнивает, — честно признается он.
— Ничего, привыкнешь. Тащи капельницу пока. С носилками я сама потом разберусь.
Послушно кивнул и ушел исполнять приказ. А солнце все выше и выше. Жара становится невыносимой. Немного обдумав, я решила быстренько соорудить навес. Для этого несколько здоровых мужиков понадобятся, а у меня только однорукий Василь в наличии.
И что прикажете делать, если тебя никто не понимает?
Да в конце концов, баба я или нет? А значит, априори — манипулятор. Завопила на весь лагерь, привлекла внимание и, активно жестикулируя, принялась знаками объяснять, что нужно сделать. Тащу брезент, показываю на тесемки, делая вид что их завязываю, столбики пытаюсь волочить по песку и приподнимать в вертикальное положение. А они, заразы, тяжелые… уронила один и за малым себе же чуть по голове не попала. Такую клоунаду разыграла, передвижной цирк позавидует. Аншлаг собрала из любопытных.
И до этих дуболомов все-таки что-то дошло. Сначала один сделал несмелую попытку помочь, потом к нему еще несколько человек присоединились. Работа закипела, и через полчаса шатер уже стоял.
Пока наемники устанавливали навес, провела первичный осмотр будущих пациентов. Разделила поступивших больных на категории, оказала неотложную помощь. Потом велела Василю и Ашвани готовить «операционную». Шестерых нужно прооперировать немедленно, и один из них — наш штурмовик. Остальные могут подождать пару часов.
Индус попытался удрать, но его догнали и с хохотом вернули обратно остальные наемники. Через полчаса вокруг нас образовался небольшой кружок из любопытных и сочувствующих. Чем я и воспользовалась, отдав необходимые распоряжения.
Больных перетащили под навес. Ашвани принес воду и крутился поблизости «на подхвате». Василь принялся ассистировать одной рукой. Мобилизовать еще и третьего помощника я уже не решилась. Шейх на такую кипучую самодеятельность бесконечно долго смотреть не будет, рано или поздно вновь обнажит свои гнилые зубы. И тогда мне точно достанется на орешки.
На несколько часов я начисто забыла и о жаре, и о бандитах, и даже о пище. К сожалению, двоих раненых мы с Василием потеряли. Слишком тяжелые внутренние кровотечения. Оставшихся прооперировали, как смогли. Выживут, конечно, не все. Нет у меня условий для полноценного лечения. Лекарств мало. Но сделаю, что смогу.
Когда подняла голову, солнце уже уверенно направлялось к горизонту. Устала, как сучка после собачьей свадьбы. Руки трясутся, ноги подкашиваются, весь халат в кровище. Василий выглядит ненамного лучше, бледный как смерть, правая рука плетью висит. Сел прямо на песок и курит. Я даже задумалась на секунду, а видела его раньше с сигаретой в зубах? Вроде нет. Неужели на радостях безумной «экспедиции» закурил? А впрочем, это его личное дело…
— Как рука? — спрашиваю.
— Болит, — пожаловался он, — просто сил нет терпеть.
— Давно болеть начала?
Машет головой.
— Часа два назад. До этого вообще ничего не чувствовал.
— А ну-ка, подойди.
Начинаю пальпацию — морщится. Очень быстро выясняется — частично восстановилась чувствительность кисти.
— Замечательно!
Морду скривил, будто хины объелся. Я даже обняла дурачка на радостях.
— Еще раз пошевели пальцами.
Не получается, кончики подергиваются и все. Ничего, разработаем! Главное — чувствительность потихоньку восстанавливается.
— Ладно, иди отдыхай. Кайлюля еще не закончился.
Кивнул головой и побрел в скорую.
И вот тут я как очнулась. А где же Родион со своими бойцами? Неужели целый день воюют в пустыне? Почему не торопятся нас выручать? Ничего не понимаю!
И словно в ответ на мои мысли, донесся рокот моторов…
Глава 18
Михаил
Преследователи спрыгнули с шахид-мобиля на ходу, окружили, приложили разок по затылку, поставили на колени. Один из наемников, по виду типичный араб, несколько раз спросил что-то на совершенно непонятном языке. Михаил отрицательно покачал головой и несколько раз повторил — «я не понимаю». Сначала на русском, потом на интерлингве, затем даже на эсперанто, хотя на этом языке знал всего несколько слов. Бандит зарычал от злобы и бешенства, ударил кулаком в лицо. Просто так, ни за что…
Обыскали УАЗик, ожидаемо ничего интересного не нашли. Попробовали завести многострадальный агрегат, помучились несколько минут — безрезультатно. Под конец Михаил не выдержал издевательств над техникой и, отчаянно жестикулируя, указал бандитам связанными руками на «кривой стартер». Увы, кривой тоже не помог, движок сдох окончательно.
