Черный призрак - Лосев Владимир

— Никак не можно. — Сергей Сергеевич мрачно усмехнулся. — Уже объяснял, что нужный вам предмет сам взять не могу, так что вам придется идти и дальше со мной, юноша.

— А если я совсем откажусь от этого задания?

— Тогда совсем плохо. Мне на кордон надо, я туда все равно пойду, а вот вы здесь останетесь. Месяца через три я вернусь. Как вы считаете, сможете столько продержаться здесь, в этой избушке?

— Не думаю. — Я задумчиво поскреб волосы. Грязные они уже стали до невозможности. Сейчас бы ванну горячую принять. — А иначе никак?

— Не хочется ждать — можете обратно вернуться. Дорогу помните?

— Не очень. Местами…

— Решать вам, не мне. — Профессор пошел к двери. — Хотите остаться, оставайтесь, выживайте как хотите. Я ответственность взял только за то, что вас, юноша, на кордон доставлю.

— Плохо как-то получается…

— В том моей вины нет. Так вы идете или остаетесь?

— Иду. — Я хмуро забросил пустой рюкзак на плечо. А что делать? Сердиться? Изображать из себя крутого парня? Так выйдет какая-нибудь тварь из тумана и сожрет, не побрезгует. — Выбора-то как такового и нет.

— Это точно. — Профессор открыл дверь и замер, внимательно оглядывая окрестности, видимо, опасался, что какая-то тварь из тумана осталась. — А выбор всегда есть, только он бывает обычно между плохим и очень плохим.

— С этим согласен. — Я отодвинул Сергея Сергеевича плечом и спустился по ступенькам. Может, это и глупо, но мне все стало все равно. Хорошо, что туман ушел. Солнце еще не поднялось. Стояла такая сумрачная предрассветная тишина с росой на кустах, траве и деревьях, холодная и промозглая. — Куда идти?

— Сейчас. — Профессор спустился вслед за мной и остановился в паре шагов от избушки, осторожно к чему-то принюхиваясь, потом выкинул руку в сторону. — Нам туда! Вперед! Времени у нас немного. Не дай бог, опять зверь помешает или кто-то еще. Лучше бегом!

— Куда бегом, если еще после вчерашнего едва хожу? — Я прислушался к себе и вдруг понял, что ноги не болят. Помогли мухоморчики с бледными поганками, паутиной и дохлыми мухами. — Хотя, кажется, все-таки сумею пройти пару сотен метров…

— Конечно. Да и выбора у вас нет, юноша. Если не сможете идти, я вам снова лучшего друга гонца на задницу поставлю.

— Не надо, сам пойду…

— Вот и славненько.

Сергей Сергеевич побежал к кустам, я двинулся за ним, тихо матерясь про себя, думая о том, какой же выбор сделал: плохо — это сзади или впереди?

Эх, если бы знать заранее, точно не согласился бы на такую работу, где тебя может зажевать любая травка из-за бугра!

Ну, Васька, друг называется, помог в трудную минуту!

Зелень буйствовала в этом месте, почти как у Дремы в его иллюзиях, только не радовала она, что-то в ней было не так, неправильно. И птиц хватало — орали вслед что-то обидное с каждого дерева и куста. Некоторые выглядели даже симпатичными: малиновые, зеленые перья, серебристый хохолок — только я, наученный горьким опытом, смотрел в первую очередь на клюв и когти, а они здесь у всех были острые и огромные.

Почему-то был уверен на все сто процентов, что живность здесь обитает науке неизвестная и явно к нашему суровому климату неприспособленная, но на всякий случай спросил у профессора, когда смог его догнать:

— А что здесь бывает, когда холодно? Как зимует местная фауна?

— Зимой? Какой зимой? — Профессор нахмурился, он что-то искал на стволах деревьев, кстати, они тоже были другими: сосны, ели и осины куда-то пропали, а деревья росли неизвестной мне породы, если судить по коре — она была толстой и ноздреватой, цвета спитого чая. Наконец он обнаружил знак в виде креста, вырезанного на стволе, и только тогда ответил: — Не бывает здесь зимы. Ни снега, ни холода.

— Как же это возможно?

— Да так же, как в Англии и Франции, у них там тоже зимы суровой не бывает.

— Но у берегов Англии Гольфстрим протекает, это такое теплое течение, оно воздух там согревает…

— А здесь эту роль играет туман, он приходит сюда, и становится тепло. — Профессор приложил руку к земле, она была покрыта странными бледными соцветиями. Цветами я бы такое не рискнул назвать, а нашей отечественной травки, других растений и мха здесь не имелось. — Дальше надо двигаться поосторожнее. Опять что-то не так.

— Что не так?

— Вам не понять, юноша. В этом месте все меняется каждую минуту, я здесь неделю назад проходил, когда к вам навстречу направлялся, тогда росли совсем другие растения, поэтому сейчас тяжело находить свои приметы. Кажется нам туда…

Он двинулся к зарослям буйного кустарника, покрытого вьюн-травой или ее аналогом, она хватала за ноги не хуже прочного проволочного силка, а чтобы порвать ее, требовалось немало сил. Профессор легко проскочил, а я застрял.

— Вы ее ножичком, — посоветовал Сергей Сергеевич. Я попробовал — разницы никакой: что ножом, что руками — не режется и не рвется. Путался долго, завяз основательно, шага не мог сделать, еще немного, и упал бы. Хорошо помог профессор, в его руках шустрая травка сама собой распуталась и уползла.

— Было бы жутко, если бы это растение оказалось плотоядным, — выдохнул я, вытирая пот со лба. — От такой травы точно не вырвешься — любого сожрет.

— А вы под корни смотрите, прежде чем скоропалительные выводы делать о ее безобидности, — посоветовал Сергей Сергеевич. Я посмотрел под куст, и меня передернуло от отвращения: у корней обнаружилось немало косточек — белых, серых, иссохшие мумифицированные трупики мелких животных, похожих на крыс, и разноцветные перья птиц.

— Ошибся… — признался я, стараясь с этой минуты от профессора не отдаляться больше, чем на шаг. — Здесь повсюду хищники.

— Этого добра у кордона хватает, иные тут не выживают. — Профессор резко ускорился. — Прибавьте шаг. Нам нельзя опаздывать, кордон откроется всего на пару часов, а потом уйдет, если я не ошибаюсь.

— А вы можете?

— Я провел почти два года в этих местах, отслеживая движение кордона и его открытие, но часто его ритм сбивается, и непонятно почему, поэтому все возможно. Будем надеяться, что все пройдет в штатном режиме. Быстрее, пожалуйста.

Я и так бежал как мог. Перескакивал через ямы, поваленные стволы деревьев, покрытые странной светящейся плесенью, хорошо заметной в тени крон. Причем свет был радужным, переливающимся, это было бы очень красиво, если бы не являлось таким опасным, а было именно так, я это чувствовал, хоть и не понимал как.

В ноздри бил запах сырости и страха. Может, и не так. Но для себя я это идентифицировал именно так. Пахло незнакомо и страшно. Наверное, во мне снова взыграла память моих первобытных предков.

Еще очень мешали серые узловатые корни, выползающие, как живые, из-под деревьев, впрочем, вероятно, такими они и были — на моих глазах один такой корешок схватил маленькое животное, похожее на зайца. Его дикий пронзительный крик потом долго стоял в ушах.

Корень вел себя как удав, он обвивался кольцами, пытаясь задушить в своих объятиях бедное животное, когда ему на помощь пришли другие, заяц сразу исчез под плотными серыми кольцами. Крик оборвался, а я стоял мертвенно бледный, до конца не веря тому, что увидел.

Признать такое было возможно, окончательно потеряв здравый смысл, а сойти с ума мне сейчас меньше всего хотелось. Мое сознание воспринимало все со мной происходившее как глупый приключенческий фильм.

Конечно, я подыгрывал тому, что происходило рядом и вокруг, боялся, если требовалось, плакал и стонал от боли, но не верил до конца. Потому что поверить — значит признать, что ты — псих.

Даже если все, что я видел вокруг, существовало в действительности, а не было галлюцинацией или фантазией моего измученного тела, то об этом все равно никому не расскажешь. Следовательно, этого нет.

Правда, в своем неверии следовало быть острожным, чтобы эта несуществующая реальность не оторвала у меня какую-нибудь важную часть тела, и тогда даже мазь профессора, которая, без сомнения, тоже не существует, мне не сможет помочь.