Двойной генерал (СИ) - Чернов Сергей

Хм-м… взглядом одобряю молчаливое предложение Саши подлить в стакан ещё пахучего янтарного кипятка. Кажется, я знаю, где мне взять комбатов и комполка. Но сразу, — давлю слегка пакостливую ухмылку, — этого делать нельзя. Но вот перед самой войной, в июне, в самый раз.

— Завтра, с самого утра — в Барановичи, — сообщаю Саше наши планы, — оттуда в Ленинград, потом придётся в Москву и… ещё в одной место. Пару-тройку дней придётся помотаться.

— Охрана в обычном варианте?

— Да, — обычный, это пять человек в звании от лейтенанта до капитана, который за старшего.

В Москве мне надо пробить хоть чего-то побольше. Бронебойные снаряды где-то зависли. Возможно, их ещё и не выточили. В Казань мне пока рано, проблема чистой радиосвязи не решена, остальное второстепенно. Т-34 и Як-1 надо побольше выбить. Як-1, с ним отдельная и большая история. А в Ленинград пусть Копец летит, я везде не поспею.

5 апреля, суббота, время 14:15.

Москва, наркомат обороны.

— Дмитрий Григорич, да ты, натурально, охерел! Иди в дупу! Ты где металл для этого возьмёшь? Кто тебе фонды отпишет? — распаляется всё больше Рычагов. Знаю его ещё по Испании, мы почти все друг друга знаем, если в одно время там были. Парень просто красавец, но характер чересчур реактивный. Для истребителя, а он прирождённый лётчик, самое то, а вот для должности зам. наркома абсолютно противопоказано. На такой работе основательность нужна, железная задница, а он избыточно подвижен во всех смыслах. И часто сначала говорит, а думает… хотя нет, часто и потом не думает.

Читал я про него немного. В 29 лет выйти в генералы и занимать заоблачные должности чересчур быстрый взлёт. Как там на Кавказе говорят? Доброе дерево растёт медленно? Сталин его ценит, но есть у нашего вождя один бзик. Он не терпит неуважительного отношения, малейшего хамства в свой адрес. Рискнувший на такое рано или поздно расплачивается. Как правило, жизнью. Расплатится и Рычагов, которому даже война не поможет. Пристрелят вместе с женой без суда и приговора. По приказу моего приятеля Лаврентия. И у меня язык не поворачивается осудить Сталина и Берию за этот поступок, хотя жалко парня до слёз. В высоких сферах, как на большой высоте, свои правила и нарушать их нельзя. Ну, и напортачил он немного, не без того. Я ж говорю, не его уровень, рано ему в генералы. Нам всем рано, если честно, но ему особенно.

Зачем он ляпнул, вернее, скоро ляпнет Сталину, что это он «заставляет летать их на гробах»? Это когда обсуждался (будет обсуждаться) вопрос о недопустимо высокой аварийности. Два-три разбитых самолёта в день, это, действительно, вопиющий факт. Потеря 700–900 самолётов в год в мирное время? И с кого спрашивать? А кто самолёты в войска принимает? Организует комиссии по приёмке, сам в них участвует? Так Рычагов же!

Паша Рычагов, для меня он именно Паша, резко затыкается. Чего это он? А, реакция у него такая на мой скучающий зевок. Честно говоря, больше от нервов зеваю, но со стороны-то не видно.

— Паш, ты чего так раздухарился? — мирно спрашиваю, перехватываю инициативу, а то он вроде опять воздуха набирает, — нет, так нет. Подумаешь…

Первый раз, что ли спотыкаюсь? Не нарисует мне положительную резолюцию, обойдусь на первое время без неё. Позже получу.

— Что-нибудь ещё у тебя? — напускает на себя официальный вид, не удерживаюсь от глумливого совета:

— Лицо попроще сделай, Паша. А то треснет.

Смотрит мрачно, но удержать улыбку в ответ на моё веселье не может. Пацан он всё-таки ещё.

— Ты не хочешь меня похвалить? — в моём голосе насмешка. Мне в голову пришла идея, как предотвратить ту глупую, дерзкую и грубую фразу в адрес Сталина.

— За что?

— Например, за то, что аварийность полётов в моём округе резко сократилась. С начала марта всего пять самолётов разбились. И то, три штуки столкнулись с немцами. Разлетались, понимаешь…

Рычагов задумывается. Примерно знаю, о чём. В моём округе полторы тысячи исправных самолётов. Примерно десять процентов от всего ВВС РККА, не считая учебных. За месяц у нас бьётся 70–80 машин. Вместо двух у меня должны были разбиться семь-восемь машин. В других округах ведь немцев на таран никто не брал.

— А учебные? — догадывается спросить Рычагов.

— Учебные по нашей отчётности не проходят. И не разбился никто в прошлом месяце. На У-2, сам знаешь, разбиться почти невозможно.

— Как ты это сделал? Не случайность? — поворачивает всё-таки разговор в нужное русло.

— Проводится огромная целенаправленная работа, — длинный рассказ заменяю туманной фразой, — сначала должен тебе, Паша, сказать, что генерал ты липовый.

— Это почему? — обиженно хмурит брови.

— Потому что решение принимаешь без внимательного изучения всех нужных подробностей. Это как в атаку послать подразделение, без изучения обстановки. Где у противника огневые точки, как располагаются позиции, нет ли минного поля. Я у себя за такие дела командирам сразу голову отрываю.

— Ты про свой завод? — продолжает хмурится Рычагов.

— Про него. С чего ты взял, что я про фонды не знаю? Прекрасно знаю. Просто у меня есть возможность дать заводу дюраль. Немного на первое время, но дальше легче будет. Ты сам знаешь, Як — самый лучший истребитель на сегодня. Но он многое проигрывает в деревянном исполнении. Масса больше, а маневренности чуть теряет, от пушки потряхивает, фанерка еле держит.

— Як-1 — хороший самолёт, — соглашается и тут же меня разочаровывает, — но если его хватает, то зачем?

— Затем, Паша. Затем, что враг не дремлет. И как только увидит, что Як ему не по зубам, тут же начнёт искать выход и совершенствовать свои истребители. Да и без того будет. Нельзя стоять на месте.

— Ну, и подкинь свою дюраль в Саратов, — советует Рычагов, — тебе же легче будет.

— Глупый ты, Паша, — я разочарован, — совсем ничего не понимаешь.

Приходится объяснять банальные вещи. Я ж говорю, пацан он ещё.

— Вот появилась у директора неучтённая дюраль. Да, он пообещал мне слепить пару самолётиков. Но у него план, который он хронически не выполняет, а из моего металла можно изготовить пять-шесть полудеревянных Яков. И что ты думаешь, он сделает? Я ведь пожаловаться на него не смогу, меня сразу спросят, где я её взял?

— А где ты её взял?

— Не твоё дело, Паша, — грубо отшиваю, — у поляков стибрил и припрятал. Устроит такой ответ?

— Яковлеву тоже выгодно, — продолжаю пояснения, — ему наверняка хочется сделать цельнометаллический аппарат с лучшими характеристиками. Пушку сможет навесить помощнее, боезапас увеличить, ещё что-то придумает.

— Не дадут Яки на другом заводе делать, — неуверенно заявляет Рычагов.

— И не надо, — стиль джиу-джитсу, используй движения противника, — пусть будет экспериментальный цех или небольшой филиал Саратовского завода. Пусть даже себе частично производство приписывают. Но это как договоримся.

— А договоришься? — скепсис в голосе есть, но осторожный.

— Не знаю, — пожимаю плечами, — пока даже с тобой договориться не могу.

Дожимаю я его. Пишет резолюцию, затем письмо на завод и докладную наверх. По моим сведениям, Яковлев имеет вес в верхах и легко продавит решение в мою пользу. Оно ведь и ему выгодно. Взамен расплачиваюсь с Пашей рассказом, как я планирую поставить учёбу для лётчиков.

Выхожу слегка заморенный. Добился своего, но крови Паша из меня выпил изрядно. Сейчас мне лишь бы не столкнуться с Тимошенко… сука! Сглазил! Выходим с Сашей на главную лестницу, он навстречу. И что ему говорить? У меня, если честно, конь не валялся. Хотя почему не валялся? Дело идёт, хоть и неспешно, но быстрота нужна только при ловле блох.

— Здравствуй, Дмитрий Григорич, — нарком крепко жмёт руку, пара сопровождающих почтительно стоит поодаль, как и мой Саша, — как у тебя дела?

— Здравия желаю, товарищ маршал, — бодро отвечаю и так же бодро жму руку, — сейчас занят… да много чем занят. Склады вот планирую перебазировать, озадачил командармов места подыскать, строителей туда подгоняю.