— Возможно, но я тоже написала отцу. Прости, Мик, я это сделала. Наше путешествие затянулось. Тебе пора заняться собственными делами.
От этих слов острая обида охватывала Мика, но мысленно Нина говорила совсем другое — он явственно ощущал ее грусть, сочувствие и раскаяние, и эти, другие слова стирали обиду, так же, как весенние дождь смывает последнюю слякоть зимы.
«Она уезжает, чтобы отвести опасность от меня».
— Я вернусь в Иллиру, — твердо пообещал Северин. — Чтобы там ни творилось, я отправлюсь к нашей маме как можно скорее. Но я вернусь и к тебе. В Арбел, в Порт-Калинус, в любое другое место — только скажи, куда. Если ты меня позовешь, я брошу все дела и приеду. Если не позовешь, я все равно приеду, как только моя жизнь в Порт-Иллири определится.
Мик дождался, пока сестра соберет свои вещи.
— Не провожай меня, — сказала она. — Я не люблю сентиментальные расставания.
Он согласился, но дома не остался, а взял такси и, незамеченным, сквозь толстое стекло зала наблюдал, как пророчица идет к самолету. Двое телохранителей следовали за ней.
Потом Мик вернулся в опустевшую квартиру и там безуспешно попытался напиться. «Муташка», местная водка с добавкой, противно горчила. Мик отпил немного и без сожаления выплеснул остатки странной жидкости в унитаз.
Еще один день Северин провел в попытках добиться приема в Департаменте Перемещений. Огромная очередь заполнила зал, кибер-организатор вертелся, блестя пластиковым тельцем, и выдавал посетителям буклеты. К живому чиновнику удалось пробиться только под вечер. Пожилой супермутант глядел устало, но пытался оставаться корректным.
— Снимите, пожалуйста, защитный обруч, — сухо попросил он. — Иначе у меня возникает ощущение разговора с глухим.
Мик обнажил голову.
— В чем состоит ваша просьба?
— Хочу вернуться на родину, к своей семье.
— Понятно. Своевременное решение. Ваш вид на жительство в Каленусийской Конфедерации с завтрашнего дня аннулирован по запросу полиции. Вы обязаны покинуть нашу территорию или отправитесь в тюрьму.
— Не надо. Лучше я вас покину.
— Хорошее решение, но въезд в Иллиру тоже временно прекращен. Новая временная администрация Иллирианской Империи должна разрешить ваше возвращение.
— Вот как… И в чем здесь трюк?
— Регент Линдер умер, ваша новая администрация пока не сформирована.
— Моя мать тяжело больна, я не могу ждать.
— Сожалею, ничем не могу помочь. Кстати, я уже сказал, что оставаться на территории Каленусийской Конфедерации вам отныне запрещено.
— ……! — не выдержал Мик. — И выезд запрещен, и оставаться нельзя. Куда же, по-вашему, я должен деваться?!
— Обращайтесь в представительства третьих стран. Быть может, вам разрешат въезд в республику Арбел.
Северин пошел прочь и, охваченный бешенством, хлопнул дверью. Он не сомневался, что его сегодняшние проблемы — изощренная месть Вэнса. Впрочем, по слухам, границу с Иллирой так и не перекрыли, хотя попытки предпринимались с переменным успехом. На остатки денег Северин кое-что собрал в дорогу, вконец изработавшегося кибера бросил квартирной хозяйке, стерев ему напоследок память.
* * *
Следующие сутки он провел во временном лагере перемещенных лиц, почти у самой границы с Ахара. Здесь было чуть теплее, чем в Порт-Калинусе. Уникомы опять не работали. Палатки оказались переполнены — хныкали дети, их матери, красивые, но рано постаревшие крестьянки, готовили похлебку на кострах, переговаривались или, чтобы занять себя, пели заунывные песни. Полдесятка людей неясной внешности — то ли иллирианцы, то ли каленусийцы раздавали пакеты с консервированной едой. Из-за провизии пока не дрались, но атмосфера понемногу накалялась. Равномерный шум лагеря не стихал до вечера — молились, бранились и попрошайничали на двух языках и на полудюжине диалектов.
Смеркалось медленно, но, в конце концов, полностью стемнело. Девушка, немного похожая на Нину, задетая трансмутацией, кричала и плакала, мать для усмирения туго завернула ее в простыню. Остальные обходили «бесноватую» палатку стороной. Мик лег спать в машине, опасаясь в палатках подхватить заразу.
В полночь кто-то тихо поскребся в стекло. Человек был один и Северин без опаски выглянул наружу. К его изумлению, гостем оказался экс-мародер Гриня, который сильно изменился — еще больше похудел, нос заострился, глаза лихорадочно бегали. Мик, который в лагере уже приобрел привычку не церемониться, толкнул парня в грудь, собираясь его отлупить. Гриня тут же безвольно осел на утрамбованную землю.
— Погано мне немного, — безо всякой злобы пожаловался он. — Там что-то есть… — Он ткнул указательным пальцем в небо. — Глядит на меня… И тут… — Гриня растопыренной ладонью провел по тощим ребрам, выпирающим сквозь футболку. — Тут болит.
Куртку он, если и имел, то давно потерял.
«У него не ломка, а трансмутация, — с тоской в душе осознал Северин. — Через день-два состояние перехода затронет и меня. Это плохо. Я могу забыть обо всем, даже о том, что должен добраться до Порт-Иллири и найти маму».
Он подхватил Гриню, легкого, как полудохлая птица, оттащил в сторону и положил головой на сухую кочку.
— Ты теперь мутант, верно? Чувствуешь большой пси-детектор?
— Шею пусти, не царапайся, черт, больно…
Гриня дернулся, мотнул головой, несмотря на холод, прозрачные капли пота потекли по вискам.
— Он… близко. В пяти километрах западнее, — спустя минуту буркнул он.
— Нацелен на нас?
— Не вижу… Нет, не нацелен.
— Спасибо. Хочешь, я возьму тебя с собой, когда убегу?
Гриня обмяк, глаза его закатились, Мик подумал было, что парень навсегда отбегался, но тот вдруг очнулся как ни в чем ни бывало.
— Лучше останусь здесь. Не бойся, я тебе не наврал. Просто при палатках иногда можно достать… кое-что. Думаю, что поправлюсь понемногу. Давай, вали отсюда скорей, пока они не развернули излучатель…
Мик активировал защитный обруч, потом завел мотор, вырулил из лагеря и погнал машину в ночную степь. Гудел ветер за приопущенным стеклом. Дороги не было, но твердая почва, еще не знавшая весенних дождей, неплохо заменяла дорогу. Грозный пси-детектор оставался где-то за спиной, словно был гигантским глазом, который в любой момент готов сморгнуть и размазать мошку-человека. Мик прибавил скорости, хотя и рисковал поломкой из-за крупных кочек.
— Мама!
Издалека донесся беззвучный ответ, в котором звенело предупреждение.
…Большой излучатель ударил через полминуты. Горела, испуская горький запах, мертвая от холода трава. Ходовая часть джипа потрескивала, заднее колесо спустило, хотя резина тут же сама заклеилась, скорость все же упала, и луч прошел поверху, едва не задев крышу. Впереди факелом вспыхнул куст.
— Мама, я еду к тебе!..
…К утру джип перегрелся, несмотря на холод. Северин слишком устал, чтобы бояться. Он остановил машину, проспал несколько часов, пришел в себя, когда солнце стояло высоко, и понял, что этой ночью проскочил опасную зону.
На севере и на юге, в голубоватой дымке зимнего утра выгибался горный хребет. Впереди оставалось свободное пространство, степь сменилась холмами, близость моря давала тепло, казалось, даже повеяло весной. Нетронутый разрушением домик поблизости сверкал зеленой крышей.
Дверь оказалась не заперта, и Мик вошел внутрь. В гардеробе до сих пор висели женские платья. На кухне одинокая пустая кастрюля оставалась на холодной плите, но белье с кровати в спальне содрали.
Хотелось пить. На заднем дворе, возле искусственного пруда, грязного и высохшего, россыпью валялись перья зарезанных уток. Ржавый ручной насос поддавался туго, желтоватая вода на вкус отдавала ржавчиной. Мик на всякий случай обшарил кладовые, но отыскал он только упаковку высохшего печенья. В темном закутке между кухней и овощным складом дышало непонятное существо величиной с собаку.
