— Возможно, — подтвердил мудрый старейшина. — И я сам лучший тому пример. Ты разве не замечаешь, что я уже изрядно окаменел?
— Окаменел?!.. Я был уверен, что на вас это доспехи, искусно вырезанные из камня. Неужели у вас на самом деле каменный живот?!
— Тебе трудно это постичь, потому что у вас, людей, все происходит наоборот. Ваша плоть с возрастом дряхлеет, а когда вы умираете, она начинает разлагаться. Наша же плоть лишь крепнет год от года, и в какой-то момент она становится настолько крепкой, что начинает каменеть. Умирая, мы превращаемся в камень. Каменеющие тролли находятся в племени на особом положении, они старейшины — хранители порядка и традиций… Ну, чего мы здесь стоим, пойдемте в городище, покажем дорогому гостю наши жилища.
Никто не посмел возражать старейшине, и все пошли следом за Ватулом. Мах, проклиная про себя щедрость гномьего князя, снова взвалил на плечи ненавистный мешок и потащил золото дальше, утешаясь робкой надеждой, что теперь конечная цель их пути должна уже быть где-то совсем рядом. И в кои-то веки раз его надежда оправдалась. Обойдя пантеон славы племени Скаловалов, тролли, а следом за ними и Мах, остановились около пещеры, над входом в которую огромным козырьком нависал свернутый в рулон ковер — здесь его в качестве маскировки не использовали, и служил он лишь защитой на случай непогоды.
— Вот, уважаемый барон, это и есть наше городище, — объявил Ватул. — Прошу, проходи, осматривайся — в общем чувствуй себя здесь, как дома. Твой друг Гобул проводит тебя внутрь и покажет, как там у нас все устроено, ну а нам с сыновьями нужно отойти по неотложному делу.
— Благодарю, старейшина, — кое-как прокряхтел Мах, придавленный мешком. — Было приятно говорить с вами.
Троица троллей дружно отвернулась и через мгновенье скрылась за статуями легендарных предков.
— Ну что, друг Мах, пошли знакомиться? — предложил тролль.
— Сперва давай мешок мой куда-нибудь в надежное место пристроим. Мочи нет дальше его таскать, — взмолился рыцарь.
— Пошли, положишь его на моей кровати, там никто не тронет.
Войдя следом за Гобулом в горную пещеру, Мах оказался в широком, просторном, но не очень длинном, коридоре, по форме, пожалуй, даже больше напоминающим зал, обе стены которого изобиловали множеством ответвлений. В этом коридоре-зале не было взрослых троллей, лишь малолетняя ребятня. Детишки, многие из которых ростом превосходили Маха, с появлением тролля и его спутника мгновенно прекратили свои игры и все как один уставились на невиданное доселе диво — человека. Гобул, игнорируя малолеток, повел Маха в одно из боковых ответвлений. Второй коридор оказался гораздо уже первого (двое взрослых троллей могли разойтись здесь разве что боком), но гораздо более длинным и извилистым. Шагать по нему за Гобулом Маху пришлось довольно долго. Здесь так же имелись многочисленные проемы в стенах, в основном занавешенные коврами, но попадались и такие, где ковер либо отсутствовал вовсе, либо был аккуратно свернут в рулон над проемом. Благодаря таким открытым проемам, Мах выяснил, что за ними находятся большие просторные комнаты примерно десятисаженной длинны и семисаженной ширины, в основном сплошь заставленные огромными ровными каменными плитами аршинной высоты, двухсаженной длинны и двухаршинной ширины, очевидно служившими троллям кроватями; никакой деревянной мебели в жилищах троллей, похоже, не было. Быстро проходя мимо открытых стенных проемов, Мах мало что успевал за ними увидеть, но кое-какие забавные сценки из жизни троллей ему все же подглядеть удалось: в одной комнате он заметил храпящего тролля и крохотного детеныша-карапуза, как с горки скатывающегося с мерно вздымающегося папашиного живота, в другой — две самки-троллихи (внешне, кстати, мало чем отличающиеся от троллей-самцов, только чуть поменьше ростом и с большими обвисшими грудями, но с таким же безобразным животом и в таких же штанах из козьих шкур на кривых ногах) из-за чего-то яростно таскали друг дружку за космы.
В отличие от предыдущей сквозной пещеры, где Мах едва не задохнулся от духоты и пыли, здесь с этим у него никаких проблем не возникало. В подгорном городище племени Скаловалов вентиляция была налажена превосходно: и в большом центральном коридоре-зале, и в его извилистых ответвлениях, и в отдельных подземных комнатах — везде было почти так же свежо и прохладно, как и снаружи, на открытом воздухе. И здесь, без сомнения, следили за чистотой, даже в общих коридорах пол был тщательно подметен, а у входов в некоторые жилые комнаты даже протерт мокрой тряпкой.
Следом за товарищем Маху пришлось протопать почти что весь коридор. Остановился Гобул, когда до конца оставалось каких-то пять-шесть саженей (по меркам троллей, ничтожное расстояние). По-хозяйски откинув ковер над предпоследним стенным проемом, он жестом предложил Маху войти и, проследовав за ним в комнату, тут же, с порога, представил своего друга нехотя поднимающейся с каменного ложа толстухе тролльчихе:
— Вот, Тремба, познакомься, это мой друг Мах, он барон из Великостальского королевства! — И, повернувшись к товарищу, представил хозяйку жилища: — Друг Мах, а это моя славная мамочка.
— Здрасте, — процедила тролльчиха, протирая огромными кулачищами заспанные глаза. Тремба была явно недовольна тем, что ее разбудили и даже не пыталась этого скрывать. По неприметной фигуре человека она лишь мельком скользнула тяжелым взглядом, брезгливо поморщилась и, вскинув глаза на сына, вдруг грозно взревела: — А ну стой на месте, обормот! Куда прешь, я только-только пол намыла, а с тебя вон кровища хлещет! Думаешь, раз добытчиком стал, так теперь на материны труды наплевать можешь!? Я те наплюю! Я те так наплюю! Это для остальных в племени ты теперь герой, а для меня как был шалопаем, так навсегда им и останешься. Вот сейчас как встану, как отвешу тебе тумаков!..
— Мам, ну ты чего, — славный добытчик невольно попятился за спину друга барона, стаскивая с плеча палицу. Мах же, сбросив под ноги мешок, на всякий случай положил руку на рукоять меча.
— Все ж царапины давно засохли, нет никакой крови, — заверил Гобул.
— Засохли? — недоверчиво прищурилась злобная толстуха и следующие несколько секунд принюхивалась, хищно раздувая ноздри. — Да, свежей крови вроде бы не чую, — наконец вынесла вердикт тролльчиха и, улыбнувшись гостям, сменила гнев на милость:
— Ладно, проходите уж, чего вы там на пороге топчетесь. Гобул, ну чего застыл как не родной, иди, обними скорее свою мамочку.
Сын охотно подчинился и, швырнув на пол ненужную дубину, подбежал к растопырившей руки толстухе.
Мах впервые увидел обнимающихся троллей и едва сдержался, чтобы не расхохотаться. Зрелище было ну очень уморительное. Обоим ужасно мешали огромные свисающие животы, поэтому, чтобы дотянуться друг до друга и обняться, матери и сыну пришлось встать друг к другу боком и максимально выпятить свои увесистые пузени в противоположные стороны.
Вырвавшись из жарких материнских объятий, Гобул обернулся к оставшемуся у порога другу и, указав ему на одну из одиннадцати каменных лежанок, велел:
— Мах, положи свой мешок вот на эту кровать. Это моя. Отсюда его никто не умыкнет.
— Ну, рассказывай, как это ты изловчился погубить в одиночку эдакую зверюгу? — велела мать, подхватывая сыночка под руку и вынуждая следом за ней сесть на ее лежанку. — Мне можно, я мать. Потом братьев твоих младших надоумлю, когда подрастут, глядишь, тоже добытчиками станут. То-то нам с отцом радость будет на склоне лет — все наши детки будут славные добытчики.
— Да, в общем-то, хвалиться мне особливо нечем, — потупился Гобул. — Кабы не подмога друга Маха, боюсь, в одиночку я бы не сдюжил. Вот он уж и впрямь великий герой.
— Этот маленький человек? — Тремба недоверчиво покачала головой. — Сынок, да ты, верно, от радости умом тронулся?
— Не смотри на его невысокий рост, я видел его в бою, он лютый воин. Я и глазом не успел моргнуть, как друг Мах сразил четверых докучавших мне грифонов. Клянусь славной памятью предков, это правда.
