Ангел-Хранитель 320 (СИ) - Поль Игорь Владимирович

Снова ударили пулеметы, вышибая из деревьев фонтаны щепок. Руки-ноги бойцов действовали отдельно от придавленного страхом сознания. Бился на земле рассеченный очередью обрывок хищной лианы, густо облепленный красноватыми присосками-ртами. Джунгли молчали, терпеливо ожидая платы с непрошеных гостей. Они воспринимали рои тяжелых пуль не серьезнее, чем миграцию летучих муравьев. Последний коптер взлетел, открыв пятачок ярко-голубого неба среди зеленого сумрака. Бойцы передавали по цепочке припасы и снаряжение из транспортных кофров.

Первым в пасть неизвестности медленно шагнул КОП. За ним, настороженно оглядываясь, потянулась жидкая цепочка зеленых спин. Лес вновь затянул тысячью голосов свою бесконечную песню. В зоне высадке полыхнули термитные шашки, превращая транспортные оболочки в невесомую белую золу. Шестилапая двухметровая ящерица выползла из зарослей, волоча за собой извивающийся хвост и настороженно повернула плоскую зубастую морду вслед бойцу, чей силуэт медленно растаял в зеленом сумраке.

Глава 43

Сказать, что идти по джунглям Южного было тяжело — все равно что ничего не сказать. Заросли окружали подножия исполинских деревьев непроходимой стеной. Ноги по колено проваливались в болото из прелых листьев и перегноя. С верхних ярусов капала и струилась вода пополам с насекомыми, которые тут же прилипали к броне. Облака мелкой мошкары забивались в малейшие щели, наглухо забивая воздушные фильтры и стволы оружия. Бойцы то и дело опрыскивали друг друга репеллентом, но из-за постоянного дождя его хватало едва ли на пару сотен метров. Сгнившие мшистые бревна высотой по пояс кишели ядовитыми гадами и змеями, в траве прятались хищные лианы, которые при малейшем касании опутывали жертву сетью жгучих побегов толщиной в руку. Кровососущие слизни падали с веток, оставляя за собой ядовитый секрет, быстро твердеющий на стеклах шлемов. В хваленых непромокаемых ботинках с патентованной системой влагоудаления хлюпала вода. То и дело раздавались короткие очереди, перемежаемые сочными матюгами. Черные щупальца выстреливали из-под земли, захлестывали ноги тугими петлями и тут же начинали выделять едкий желудочный сок, в попытке переварить жертву. Отстреленные, они долго извивались в сырой траве, облепленные жадными до халявы тысяченожками. Одно такое щупальце на глазах у Сергея затянуло рану и снова ввинтилось в мутную воду. Шипастые многолапые твари, осатанев от вида дармовой жратвы, бросались в атаку и разлетались в куски под ударами разрывных пуль.

В глазах рябило от напряжения. Приходилось смотреть, куда ставишь ногу сам, куда ставит ногу твой напарник, что за куст торчит рядом с твоей ногой — настоящий или замаскированное щупальце, сколько патронов осталось в магазине, что за очередная желтая метка появилась на радаре, что капает сверху — вода или чей-то пищеварительный сок, способный растворить стекло, что мелькнуло сбоку, отчего шевелится трава, что свесилось сверху — кусок лианы или голова змеи, и еще на многое, многое другое. Бронекостюмы превратились в мокрые, забрызганные застывшим древесным соком и ошметками мертвой плоти бесформенные коконы, на которых слабо шевелился ковер из мертвых и издыхающих насекомых.

О стандартной тактике продвижения в джунглях — с головными и фланговыми дозорами, пришлось забыть. Взвод медленно двигался колонной по одному, выставив впереди себя бойца, проделывавшего проходы двумя виброножами. После того как неизвестная тварь прокусила идущему в авангарде Чистюле армированный ботинок, Кнут изменил тактику. Теперь рядом с передовым бойцом шел КОП. Он выплескивал вперед экономную струю пламени из огнемета, после чего, дождавшись, когда пламя с шипением утихнет на сырых ветвях, боец прорубал пять-шесть метров очередного коридора. Темп марша замедлился до предела. Продвижение затруднял раненый Чистюля. Несмотря на универсальный антидот, впрыснутый автодоктором, он не мог идти. Его лихорадило, он то и дело терял сознание. Эвакуация в этой адовой местности была невозможна и раненого по очереди несли на руках. По наводке со спутника взвод направлялся к холму в нескольких километрах к югу, где можно было попытаться посадить эвакуатор.

Заросли оглушительно орали, щебетали, пищали. Яркие птицы молниями проносились между стволами, хватая на лету зазевавшуюся добычу. В кустах вспыхивали короткие схватки, сопровождаемые отчаянным писком побежденных. Сгнившее бревно оборачивалось телом огромного многоногого питона, чья зубастая башка свешивалась с ветви ближайшего исполина. Его туловище судорожно дергалось, разорванное фугасной гранатой, ошметки плоти тут же подхватывались и растаскивались вездесущими насекомыми, а половинки расползались по сторонам как живые, чтобы тут же стать добычей колонии муравьев-лиственников. Страхолюдного вида муравьед выстреливал в муравьиный поток метровый язык, жмуря от удовольствия маленькие свинячие глазки и не замечая изготовившегося к броску полосатого варана. Что-то шевелилось в листьях под корнями. Кто-то гадил с ветвей, давая новую пищу траве и насекомым. Джунглям не было никакого дела до кучки перепуганных и до смерти уставших людей. Они жрали, любили и размножались, чтобы снова быть пожранными. Они были самой жизнью — бурной, бессмысленной и вечной.

Они вышли к зоне эвакуации только к вечеру. «Мул» уже выжег верхушку холма и теперь ходил по кругу, ожидая взвод. Сухая обугленная поверхность после вездесущей грязи была встречена с энтузиазмом.

«Мул» приземлился, вздымая тучи пепла и сдувая к чертям облака насекомых. Бойцы передали санитарам тело Чистюли, который умер у них на руках, не приходя в сознание. Джунгли взяли с них свою плату за проживание. Взамен из коптера выгрузили кофры с боеприпасами, сухим пайком, катушками колючей проволоки из композитных материалов, свежей водой, фильтрами, химикатами и сухими носками.

«Вертушка» — островок горячеванной и асфальтобетонной цивилизации в море первозданного дерьма, исчезла за стеной деревьев. Взвод спешно обустраивал временный лагерь. В попытке успеть до наступления темноты, они торопливо устанавливали палатки, окапывали их водоотводными канавками, окружали подножие холма датчиками сигнализации и минами, обносили пепелище растяжками с колючей проволокой. Успели даже вырыть на вершине капонир для КОПа, пока Сергей, освобожденный от работ, чистил и смазывал забитые грязью механизмы своего подопечного.

Темнота упала мгновенно, словно кто-то наверху щелкнул выключателем. Вместо ночника включилась иллюминация звездной россыпи на безоблачном небе. Часовые, проклиная свою невезучую жизнь, сержантов и вездесущих насекомых, завернулись в плащ-палатки, скорчившись в неглубоких окопчиках за брустверами из наполненных землей пластиковых мешков. Остальные, наспех сжевав по плитке концентрата, вповалку попадали на тонкие пластиковые маты, щедро полив их вонючим репеллентом.

Погружаясь в сон, Сергей подумал, что за неделю такой прогулки джунгли убьют их без всякого противника. Привычный мир, с его машинами, барами, податливыми женщинами, мозаичными дорожками и холодным пивом, мягкими постелями, горячими ваннами, сомнениями, устремлениями и моральными терзаниями отодвинулся куда-то в дальний уголок памяти, отгороженный от реальной жизни тысячами километров океана, гор и адовых джунглей. Сейчас он казался голофильмом с заезженным сюжетом, смотреть который в очередной раз не было ни желания, ни смысла. Настоящий мир был здесь, сейчас, в тесной палатке, в ранце, набитым сухим пайком, заправками к аптечке, запасными носками, туалетными принадлежностями и репеллентом. Он был скрыт под автономной броней, фильтрующей для него воздух и воду, под набитой боеприпасами разгрузкой. Он привычно виделся через зеленоватую прицельную панораму, как носом, ощущался стволом винтовки. Он отражался на тактическом дисплее в виде потока телеметрии от бдительного КОПа. Этот мир охраняли часовые за брустверами, которые утром снова превратятся в пустые мешки. Реальность была простой, как камень. Мир — это там, где ты, и пока ты жив. Прошлое — мертво. Будущего — нет. Жизнь — только здесь и сейчас.