Лето, пляж, зомби 10 (СИ) - Выборнов Наиль Эдуардович

— А ты уверен, что люди хотят такого будущего?

— Русскому человеку нужна жесткая рука. Иначе никак.

Я сплюнул на гудрон крыши. Жесткая рука. Только об этом я и слышал. Такая же байка, как пьянство или распиздяйство русских. На самом деле мы — индивидуалисты. И работаем лучше всего, именно когда над душой никто не стоит.

Остальное — бред. Так только жена может думать, которая вместо того чтобы похвалить мужа за имеющийся успех, пилит его. Потому что думает, что он иначе ничего делать не будет.

— Остановись, Край, — проговорил он. Снова спокойно. — У тебя есть шанс. Зачем тебе все это?

Какой на хрен шанс? Я укушен, мне пиздец — однозначно. Он просто врет. Лжец. А кто же я?

— Я солдат, — ответил я. — Солдат на войне.

— И кто развязал эту войну?

— Вы.

Они резали и вешали, обеспечивая послушание немногих выживших на острове. Они убивали. Грабили, отбирали последнее. Они строили абсолютно бесчеловечную систему.

За спиной послышался громкий взрыв, такой, что аж крыша содрогнулась. Понятно. Это кто-то все-таки побежал за мной, и на растяжку из гранатометного выстрела наткнулся. Ну ничего, теперь осмотрительнее будут. И какое-то время ничего не смогут.

— Ты убьешь безоружного? — спросил он. — Застрелишь?

— Ты думаешь, это для мне что-то значит? — только и оставалось вопросом на вопрос ответить мне.

— Не думаю, — Мансур качнул головой. Он был абсолютно спокоен. — Ты не солдат.Ты ведь псих, Край, я еще с самого начала это понял, с самого первого разговора. Только вот ты не просто псих. Ты абсолютно рационален. Мыслишь холодно. Но ты не видишь для себя другой жизни кроме войны, так?

— Похоже, что да, — сказал я и опустил автомат.

Стрелять я в него не буду. Действительно не буду. Он не заслужил легкой смерти.

Я вытащил из ножен клинок. Привычный штык-нож от двенадцатого. Сколько жизней я оборвал такими же? Да не пересчитать. И вот сейчас будет еще одна. Скорее всего, последняя, потому что потом меня убьют.

Сделал шаг к нему. Он отодвинулся назад, к краю крыши, но я продолжал идти. Потом остановился. Нас разделял всего шаг. А внизу продолжали рваться снаряды, гремело, хлопало. Никто не сунулся сюда, «Вороны» боялись. Инстинкт самосохранения у них работал.

— Ну что ж, — проговорил я. — Вот и конец.

— Все еще можно остановить, — как-то осторожно проговорил Мансур.

— Я тебя уже остановил.

Я сделал шаг к нему, а потом вогнал штык-нож в живот, пробив и шерсть костюма, и шелк рубашки. И повел снизу вверх, рассекая мышцы живота, выпуская наружу кишки. Вытащил. Ударил еще раз. И еще. А потом выдернул нож и пнул его ногой, сбивая с крыши.

Мансур, махнув рукой, улетел вниз. Я сделал еще шаг, и увидел, что он упал в огонь. Туда, где горел взорванный мной «Урал».

Я посмотрел на нож в моей руке. Ну вроде бы и все. Все закончилось, верно?

А потом приставил его к своему горлу. Ну все. Сейчас провести, и все закончится. Если мне сразу не прострелят башку, то я воскресну. И даже после смерти постараюсь сожрать еще кого-нибудь из этих ублюдков. Вот так вот.

Я вдохнул, досчитал до четырех, выдохнул. Пора.

Глава 22

Вставать с каждым днем становилось все сложнее и сложнее. Но не в том плане, что проснуться: у стариков как раз все иначе. Им тяжело уснуть, но просыпаются они ни свет, ни заря.

Вот и сегодня я открыл глаза еще до того, как солнце поднялось, а потом долго лежал не в силах подняться. А потом все-таки встал, кое-как поднялся. Медленно поковылял на улицу, вышел из домика, где обретался последние…

Я не знаю, сколько прошло времени. Годы сменяли один другой, а календарей здесь не было. Я не знаю, какое сегодня число, какой сегодня день недели, и какой сегодня год. Я не следил за этим.

Я просто жил. Добывал пропитание охотой и ловушками, которые делать навострился, и следил, чтобы на мою территорию никто не заходил. Ни люди, ни зомби. Нечего им тут делать.

Домик в горах, вдалеке от трасс. Я нашел такой и поселился в нем спустя… Не знаю сколько лет скитаний.

Я так и не встретился со старыми знакомыми. Им будет лучше думать, что я уже мертв. Не знаю, почему, но уверен, что это так.

А старость уже догнала меня, и вот вот моя жизнь закончится смертью. Тогда я умудрился сбежать от нее, тогда, когда стоял на крыше административного здания тюрьмы. После того как убил Мансура и закончил свою войну.

Себя я убить не смог. Пробился к машинам, угнал одну из них и уехал. За мной не гнались, я устроил достаточно хаоса, чтобы им было не до того. Добрался до фермы, где стоял мой УАЗ, пересел в него, и снова поехал. Уже куда глаза глядят.

Я считал часы до обращения. Но этого не произошло. Лихорадка не убила меня, я не воскрес, и не стал живым мертвецом, единственной целью готового было бы жрать чужую плоть, для того, чтобы прогрессировать, становиться сильнее, и в конечном итоге превратиться в морфа.

Лихорадка просто сошла на нет. Сама собой. Может быть, я был иммунен к вирусу, хотя ни об одном таком случае я не слышал — укус всегда заканчивался одинаково. Может быть, причина была еще в чем-то.

Так или иначе, я выбрался из своего домика, прохромал к невысокому дереву, у которого висел пластиковый умывальник. Он уже растрескался давным давно, и вода из него сочилась, но я подмазал трещины клеем и дал хорошенько высохнуть. Так что вода в нем держалась.

А зеркало, которое висело возле умывальника, помутнело. И мне не хотелось в него смотреть.

Но все-таки я заглянул. И увидел.

Волосы давным-давно поседели, но не выпали, я так и не облысел. Одновременно с этим они стали жесткими и твердыми, отросли во все стороны и легли на плечи. Борода, тоже седая, топорщилась.

Лицо было покрыто морщинами и темными пятнами. Одно радовало: большая часть зубов пока что была со мной. Некоторые выпали, конечно, а точнее их пришлось вырывать, потому что стоматологов на острове не было. Но и импланты им на замену ставить некому было.

Но я все еще мог жевать пищу, и это радовало. Пусть мне все чаще и приходилось рубить добытое мясо на мясорубке, а потом жарить котлеты. Зато котлеты эти были на открытом огне, и могли дать огромную фору тем, что клали в гамбургеры в той же «Вкусно и точке».

Как будто бы я помню их вкус.

А главное — выцветшие серые глаза старика. Бесцветные.

Я не был похож на волшебника из книг Толкина, которыми зачитывался в детстве. Совсем нет. То были крепкие деды, а я совсем уже немощный. И колдовать, к сожалению не умею.

И, пожалуй, я уже привык к этому. Я вообще удивлен, что дожил до такого возраста с учетом всех ранений и травм, которые успел получить за жизнь. Но ничего, дожил, и все хорошо.

Ну как хорошо…

Сил с каждым днем становилось все меньше. Я не мылся уже неделю, потому что не находил в себе сил добраться до ручья и набрать воды, чтобы потом разогреть ее прямо на костре в ведре. И отмыть свое тело.

Но сегодня я это сделаю, потому что человеку нельзя быть грязным.

Я нажал на трубку умывальника, набрав немного воды, и поплескал себе в лицо. Холодная, за ночь остыла, но скоро нагреется. Лето, днем тут жарко будет, и его я просижу в доме, чтобы не получить солнечный удар. А вечером, когда солнце начнет садиться, можно будет сходить и проверить ловушки.

Я взял несколько сосновых веточек и тщательно вычистил ими оставшиеся зубы. Пасты не было, как и порошка. За ними нужно было ехать в город, а у меня не было никаких сил. А, что еще важнее, моя машина давно сгнила. Не металл, а резиновые трубки и шины. Да и бензин…

Откуда ты возьмешь бензин спустя столько лет?

Выплюнув набравшуюся в рот хвою, я побрел обратно в дом. Если что-то во мне и осталось прежним, так это привычка к оружию. Вот она никуда не делась, и вряд ли оставит меня до самой смерти.

Но кто ж мог такое представить? Из моих старых друзей, знакомых или врагов? Кто вообще мог предположить, что Серега Край доживет до таких пожилых лет? И с большой долей вероятности умрет в собственной кровати, просто оказавшись не в силах встать с нее.