Для нас, королевской четы Дик*Кар*Сталов, было оставлено место на балконе Ратуши, где любящие подданные заранее приготовили нечто вроде пышной палатки, затянутой красным бархатом. Всё вокруг устлали коврами, повсюду расставили жаровни — день выдался холодным, дождь уже летел вперемешку с крупицами снега.
Мы появились, блистательные победители: Дик*Кар*Стал-отец, в длиннополом черном плаще, Дик*Кар*Стал-сын, в короткой черной куртке, расшитой черным позументом, без драгоценностей, которые принц так любил, но сегодня предпочёл оставить дома — не к месту и не ко времени сиять и сверкать. Принц выглядел угрюмым, бледным — оно и понятно. По слухам, их с дядей связывали нежные родственные чувства, и дядя был ему во многом ближе отца.
Я вышагивала за кронпринцем. За нами, высокими особами, следовал маркиз Виттэр — королевская надоедливая, но неизменная тень.
Толпа встретила наше появление не слишком бурными криками. Не исключено, что поменяйся мы с противником местами, народного ликования было бы куда больше.
Чинно, в ряд, мы, королевская чета, расселись в кресла.
— Прислонитесь к стене, Виттэр, — сказал Дик*Кар*Стал своему любимцу, которому кресла, понятное дело, было не положено, — вы устанете, друг мой. Это будет долгое зрелище.
Я слышала, как юный принц скрипнул зубами.
— Не слишком ли ваше величество добры? — холодно спросила я. — Маркиз Виттэр в состоянии держаться на ногах. Он для этого ещё достаточно молод.
Неизменная улыбка, «пленительная и чарующая», по отзывам рьяных придворных лизоблюдов, заиграла на лице рыжего:
— Похоже, я вновь вызвал ваше недовольство, королева?
Мой царственный муж, как всегда, смотрел на выходки своего любимца сквозь пальцы. Хотя его обращение ко мне было прямым нарушением этикета.
— Вам это несложно — заверила я Лэша Виттэра. — Достаточно просто появиться.
— Я здесь не по доброй воле, государыня. Четвертование не такое приятное зрелище, чтобы на него рваться.
Что тут скажешь? Все мы тут по принуждению.
— Маркиз Виттэр? — не удержался принц Фабриан от шпильки. — Вы, наверное, наслаждаетесь, присутствуя при четвертовании человека, в чьих жилах течёт королевская кровь? При казни по-настоящему благородного человека?
— Осторожней, сын мой, — предупредил Дик*Кар*Стал. — Вы называете благородным человеком моего врага.
— Я называю благородным человека, который растил меня в то время, как вы занимались другими делами!
— Государственными делами.
— А разве воспитание принца к ним не относится? — внесла свою лепту в разговор я.
Я не воспылала внезапной любовью к пасынку, нет, но я могла понять его чувства. Присутствовать на казни дорогого тебе человека тяжело, особенно если чувствуешь свою вину за происходящее. Дик*Кар*Стал не мог этого не понимать. Настаивая на присутствии Фабирана здесь, он действовал вполне осознано и очень жестоко. Всё его великодушие и снисходительность было не больше, чем трёпом. А на деле выходило то, что выходило.
— Не волнуйтесь, сын мой, — всё тем же саркастичным тоном проговорил Дик*Кар*Стал, — я велел передать палачам, чтобы они не слишком тянули.
— Благодарю за доброту, отец, — в голосе принца эхом отцу звучала неприкрытая язвительность.
Площадь расчистили, образуя широкое пространство вокруг эшафота, чтобы все присутствующие могли видеть казнь. Осуждённого сняли с повозки. Бледное лицо лорда Дерри выглядело измученным. На нём проступали пот и кровь, выражение неописуемого страха то и дело сменялось надеждой.
На что надеялся этот несчастный? На то, что смерть будет не такой мучительной, как её рисует воображение? На то, что в последний момент бывший шурин его помилует? Или это свойство сильных людей — надеяться до последнего, вопреки всему?
Руки брата Синьиэры были позорно связанны верёвкой. Они больше не узнают шпаги. Голова не замыслит интриги. Король сможет спать спокойно, по крайней мере какое-то время.
Палач привязал герцога к эшафоту, охватив верёвкой тело посредине туловища. Лучники направились к лошадям.
До сегодняшнего дня я пребывала в убеждении, что не боюсь крови, ведь она льётся рекой при большинстве магических ритуалов. Мне не раз приходилось убивать. Но то, чему я была свидетелем до этого и то, что видела сейчас… разница между этим такая же, как между чистым порезом от скальпеля и фаршем из мясорубки. Душераздирающие крики боли, выходящие наружу кости из суставов, льющаяся изо рта, ушей, ноздрей кровь и под финал падающие на земли кишки вперемешку с экскрементами.
У меня нет слов…
Как можно сознательно обречь другое существо на подобные муки? Я демон. Мне не понять. Чтобы наслаждаться подобными вещами, нужно родиться человеком.
— Государь, — обратилась я к мужу. — Мне не хорошо. Разрешите удалиться?
— Вас столь мало волнуют мои дела, сударыня, что вы хотите оставить меня в такую минуту?
— Могу я надеяться, что меня вы не казните за то, что ваш враг, разорванный на части, вызывает у меня тошноту, а не улыбку? Маэстро, — обратилась я к принцу. — Помогите мне, пожалуйста. У меня что-то кружится голова.
Принц, побелевший как полотно, с мокрыми дорожками слёз на щеках, протянул мне дрожащую руку.
Так, рука об руку с сыном моего мужа, мы покинули Ратушу.
Королевское правосудие состоялось.
Черное королевство по-прежнему принадлежало Темному Королю.
Глава 27
По мнению моей статс-дамы леди Шарлин, особы сведущей во всех отношениях, лучшее средство от всех невзгод — это ванна с миндальным молоком и отваром из листьев вербены. После ледяного ветра, царящего на Королевской площади, после многотысячной толпы было чистым наслаждением млеть в тёплой воде, отогреваясь в волнах горячего пара.
В переходах замка было темно, гуляли сквозняки, а собственная комната казалась оазисом благополучия, куда ещё не просочились общий мрак и мировые беды.
После ванны фрейлины закутали меня в горячие полотенца, старательно промокнули капельки влаги с тела, подали ажурную ночную рубашку. Поверх рубашки на плечи набросили алый пеньюар из мягкого бархата. Перехваченный у талии широким чёрным поясом он расходился книзу пышными тяжёлыми фалдами, подчёркивая тонкость моей талии, пока ещё не утратившей стройность. Высокий, отделанный белоснежным кружевом воротник открывал в v-образном вырезе шею, на которую блестящим каскадом набегали рубиновые кудряшки.
Пока я разглядывала себя в зеркало, заключенное в темную раму, на пороге комнаты возник Дик*Кар*Стал.
Из открытых дверей потянуло холодом и сквозняками.
— Все свободны, — небрежно бросил он через плечо фрейлинам. — Я желаю побыть с королевой наедине.
Девушки поспешно удалились.
Дождавшись, пока дверь закроется, Дик*Кар*Стал подошёл ко мне, сцепив руки за спиной.
— Вы не спустились к ужину, сударыня.
— Я устала и не очень хорошо себя чувствовала, ваше величество.
— Если бы вы спустились, чувствовали бы себя ещё хуже, — заявил он, скрещивая руки на груди. — Вас пытались отравить.
Какое-то время я молчала, осмысливая сказанное.
— Яд подсыпал один из поваров, — продолжил свою речь Дик*Кар*Стал. — Могу подарить вам его зобми или сделать из него неходячее чучело, если хотите.
— Не хочу.
— Считаете это не гуманным?
— Полагаю, что повар в этой истории просто крайний. Не с него следует начинать.
— Моя королева жаждет в качестве чучела заполучить голову моего сына? — саркастично протянул он.
— Если уж вам так не терпится побаловать меня моргучей мертвячиной, подарите голову вашего рыжего любовника, ваше величество, она порадует меня не в пример больше всех остальных, вместе взятых. А что касается виновности вашего сына?.. Слишком нарочито. В первый же день после казни заговорщиков совершается попытка отравить беременную королеву? Возможно, кто-то пытается одним ударом избавиться от обоих ваших наследников, государь?
Я качала ногой, взирая на моего царственного, мрачного властелина.
