Он неторопливо, без излишней суеты, влез в «галахад» – никогда, кажется, не проделывал это с такой частотой, как в этот день. Опустил забрало, набросил светофильтр, полностью отгораживая себя от внешнего мира. Включил кондиционирование внутри и полную защиту снаружи.
«И не будет обратной дороги».
Он сдвинул шторку, за которой в стенной нише хранилось оружие. На мгновение испытал неуверенность: а вдруг Фрост и вправду забрал то, за чем приходил?..
Но фогратор был на месте.
15
Едва только диафрагма люка раскрылась настолько, чтобы можно было видеть происходящее снаружи, как он с ужасной остротой осознал, что творит нечто невозможное, в иных, нормальных условиях положительно недопустимое. Ему даже захотелось зажмуриться – в последнее время он особенно часто испытывал такое постыдное желание, и это отчасти объясняло поступок Варданова, когда тот ни с того ни с сего отправился к себе в каюту, подальше от событий, «прятать голову под подушку». Но тут ему в голову втерлась мало уместная в данной ситуации пословица: назвался-де груздем, так и полезай куда следует… «Ничего не изменить», – снова подумал он и, по-прежнему испытывая сильнейшее душевное рассогласование между тем, чего ему хотелось, и проистекавшими из этого – а правильнее, вопреки этому – действиями, начал стрелять.
Первый залп пришелся в клокотавшую подле самого люка красно-бурую массу, многолапую, многоголовую и предельно омерзительную, при виде человека мгновенно распавшуюся на отдельные составляющие, которые с хищным интересом прянули ему навстречу. Но через весь этот содом уже пролегла широкая черная проплешина, и от нее вслепую расползались обожженные и изувеченные тела.
Ужаснувшись содеянному, он тем не менее не остановился, а не медля ни секунды направил изрыгающий смертоносное свечение раструб фогратора в зенит, в самую сердцевину буйствовавшего Роя. И серое, звонко гудящее облако расселось безобразной прорехой, куда с величественным равнодушием заглянуло Старшее Солнце.
Лишь тогда он опустил оружие, пригнул голову и, будто нашкодивший мальчишка, замер, ожидая наказания.
Если предать забвению их в общем-то либеральное с ним обхождение после того, как он втрюхался в улей, а судить по тому, что они учинили с кораблем, то наказание должно было последовать скорое и суровое.
Но вот уж минула вечность, а Рой все бездействовал.
Кратов неловко отпихнул ногой изувеченного шипоноса, пытавшегося ухватить его оплавленными культяпками. Превозмогая громадную усталость, повел вокруг себя взглядом в поисках причины нечаянной отсрочки приговора.
В самом деле, что-то изменилось.
Ему потребовалось немалое физическое усилие, чтобы понять, что же именно.
Красные пчелы.
Как и в прошлый раз, они плыли вереницей, пристроившись друг дружке в хвост через равные промежутки, совсем низко над песком, густо усеянным бронированными телами «эффекторов». Их было не более десятка. Огромные, спокойные, отстраненные. Словно происходящее не имело к ним никакого касательства.
Рой предупредительно расступался перед ними. И бронированная нечисть по мере их приближения замирала и даже как-то оседала разом на все лапы.
«Вот они – астрархи. Хозяева хозяев. Явились полюбопытствовать, как идут дела. Сейчас убедятся, что без них Рой потерялся, и в два счета покончат с этой нелепо затянувшейся разборкой. А заодно и с кораблем. И со мной – тоже. Но, честное слово, это будет нелегко».
Костя поднял оружие, выцеливая головную пчелу.
До нее было метров пятьдесят. Но в глаза лупило весьма некстати взошедшее Младшее Солнце. Кратов опустил фогратор и зажмурился, чтобы привести зрение в норму. Под сомкнутыми веками плясали зеленые пятна на оранжевом фоне, понемногу расплываясь в сплошную бурую пелену.
«Теперь можно», – подумал Костя.
Руки его задвигались, зажили сами по себе. Плавно вскинули фогратор на уровень плеча, утвердили его там и застыли мертвой, непоколебимой опорой. Включились, отработали свое глаза, быстро и точно оценив расстояние до мишени. Указательный палец правой руки улегся на спуск и несильно, почти ласково прижал его.
«Кажется, я снова не то делаю», – вдруг подумал Кратов.
Но все, что должно было свершиться, свершилось.
Когда он набрался достаточно храбрости, чтобы открыть глаза, то понял, что Рой уходит.
16
Маони неуклюже перевалился через бортик «гоанны» и тяжело спрыгнул, сразу же увязнув в песке по колено. Его взгляд ошалело блуждал, натыкаясь на головешки сожженных тел, которыми были густо усеяны склоны сеифов.
– Вам тут досталось, – пробормотал он.
Кратов кивнул, не имея сил отвечать. Он стоял, привалившись к корабельной опоре возле разверстого люка, безвольно свесив руку с фогратором, похожий на большую куклу, в которой поломались все пружины и зубчатые колеса.
– Я умираю с голоду, – сказал Маони. – Надеюсь, вы не садились за стол без меня? И почему ты один?
– А я и есть один, – пробормотал Костя.
Маони заглянул ему в лицо.
– Да что тут у вас происходит?! – удивился он.
– Уже ничего.
Картограф недовольно крякнул и пропал в тамбуре. Но не прошло и пяти минут, как он снова появился.
– Там пусто! – воскликнул он.
Костя поднял голову.
– Варданов должен быть у себя, – сказал он.
– Его нет. Только это… – Маони разжал пальцы.
Квадратик «вечной» пластиковой бумаги. Несколько строчек, нанесенных по-старинному аккуратным, ровным почерком. Костя поднес его к самому лицу, вгляделся. «…Моя ошибка… всю ответственность беру на себя… члены миссии действовали по моим распоряжениям, но вопреки своей воле…»
– Что это значит? – спросил Маони.
– Он вздумал снять с меня вину, – сказал Кратов. – То, что написано, – ложь. Никто не действовал вопреки своей воле.
Он тщательно скомкал записку – бумага сопротивлялась, снова и снова разглаживаясь. Уронил ее себе под ноги и усердно втоптал в песок.
– Ты ответишь мне, наконец?.. – закричал Маони.
– Конечно, – сказал Костя ровным голосом. – Курт погиб. Его убило чучело стрелохвоста, которым управлял пчелиный Рой.
– Курт – погиб?!
– …Когда нам стало ясно, что мы действительно столкнулись с Чужим Разумом, мы попытались рассеять Рой акустическим ударом. Мы не хотели доводить дело до крайностей и применяли самые щадящие методы, что у нас имелись, понимаешь?
– Я слышал этот рев, – потерянно сказал Маони. – И подумал, что вы зовете меня.
– Мы поняли, что ты вернешься. У нас было два выхода: бросить тебя на произвол судьбы или же атаковать Рой в слабой надежде, что он оставит корабль в покое. Варданов, как мне показалось, выбрал первое. Я – второе. И вот ты здесь. Больше я ничего не знаю.
– Подожди, – сказал Маони. – Дай сосредоточиться. Все так сразу… Я вот-вот сойду с ума, – он снова было сунулся в тамбур и тотчас же отпрянул. – Курт погиб. Варданов исчез. Его «галахад» отсутствует.
– А фогратор?
– Не знаю. Зачем ему мог понадобиться фогратор?..
Кратов покачал головой.
– Он обманул меня. Он думал, что я не отважусь стрелять в Рой. И разыграл свою роль так, чтобы я укрепился в своем малодушии. Наверное, хотел уберечь меня… А потом решил сделать это сам.
– Зачем? – хрипло спросил Маони.
– Что – зачем?
– Зачем вообще нужно было стрелять, если уже было ясно, что это Чужой Разум? Это же… Я не знаю, каким словом это назвать. Брать такой грех на душу!
– Не знаю, что там себе думал Варданов. А я и так по самые уши в грехах. Одним больше, одним меньше… Но ты-то почему должен был за нас расплачиваться? Ты не крушил их ульи, не убивал. Если уж и уготовано было возмездие, то в первую очередь оно причиталось мне.
– И ты, стало быть, решил меня оградить? – Маони зло сощурился. – Но ведь я никогда не позволил бы тебе делать это ТАКОЙ ЦЕНОЙ!
– У меня не было другой монеты.
