Пелена (СИ) - Гольский Валентин

Она усмехнулась.

Туман как пришёл, так и уйдёт, чудных животных изловят и вернут туда, откуда они выбрались, виновных в происходящем быстро найдут или назначат, после чего прилюдно накажут, пенсионер получит очередную пенсию и отправится в магазин за хлебушком и кефирчиком, а она в свете пережитого выбьет оплачиваемый отпуск и поедет залечивать потрёпанные нервы куда-нибудь на тёплое побережье — например на Мальдивы. Всё вернётся в прежнее русло. Она вновь станет депутатом, а старик станет вором. Жизнь — смешная штука.

Нечто за окном привлекло её внимание: несколько секунд она стояла с окаменевшим лицом, не в силах поверить своим глазам, а затем с коротким воплем бросилась к выходу из музея.

Ванёк проводил убежавшую Кристину взглядом и отставив гитару вздохнул. Девчонка ему понравилась, и, надо быть честным перед собой, — понравилась очень сильно. Чем? Да кто-ж его знает, чем эти хитрые девушки цепляют парней. Разумом он конечно понимал, что скорее всего в его повышенном интересе виновна ситуация, в которой они все оказались, и возможно в обычной жизни, в вечернем парке, Кристина была бы самой обычной, одной из многих, не более. Да, очень даже симпатичной, стройной и очаровательной, но обычной. И ещё, на удивление умной и эрудированной, весёлой и…

Вздохнув, он поднялся, размял левую руку — отчего-то неметь начала, и вышел вслед за девушкой.

Пожар произошёл уже давно, и давно же был потушен, но до того, пламя успело вволю порезвиться и погулять на обретённой территории, слизывая со стен обои, поглощая деревянные полы, мебель и личные вещи, окрашивая чёрной копотью потолок. Входная дверь должно быть в момент возгорания оказалась открыта, потому что следов её взлома видно не было, но и её, стальную, огонь не пощадил — высоким жаром выгнул в середине дверного полотна, а нежный серо-голубой окрас со стороны подъезда потемнел и оброс отслоившимися чешуйками, приобретя рисунок крокодиловой кожи.

Максим лишь заглянул за порог, увидев во что превратилась прихожая и ближайшая комната, не стал даже заходить.

— Соболезную, — в голосе соседа, вышедшего на лестничную площадку, не было никаких интонаций. Так мог бы соболезновать тостер или кофеварка.

— Да… — Максим пошёл к выходу из подъезда, опомнившись, оглянулся, — спасибо, что вышли… что сказали…

Не ответив, мужчина махнул рукой и вернулся в свою квартиру. Щёлкнул замок, лязгнул засов.

В горле стоял ком, а на глаза наворачивались слёзы. Непрошенные, да возможно, учитывая происходящее в городе, и неуместные, но упрямо лезущие. Максим остановился, тщательно вытер глаза, похлопал себя по щекам, и вдруг выдал сухое тихое рыдание.

Вот и нет у него брата…

Постоял минут, наверное, десять, прежде чем выйти из подъезда. Машина конечно же стояла там, где он её оставил — необходимо было обойти дом, да пройти мимо нескольких то ли сараев, то ли гаражей, стоящих одной разномастной кучей. Тропинка пролегла меж деревьев и кустарников, мим валяющейся на боку урны и кучи сухих веток, которую нагрёб трудолюбивый местный дворник. Всё тот же вой, бесконечный и всё такой же тоскливый, сопровождал его. Солнце, где-то там, высоко, раскочегарилось в полную силу, превратившись в огромный тускло-оранжевый шар и даже несмотря на висящий над городом серый полог, жаркие лучи светила ощущалось — воздух постепенно, нехотя прогревался и уже почти достиг состояния «жарко».

До машины оставалось совсем немного, когда со стороны тех самых сарайчиков, послышался невнятный, очень печальный звук. Даже несмотря на своё состояние, Максим его услышал, и сбавив шаг, повернул голову, всматриваясь в потемневшие доски, а точнее в прогал между ними. Звук, точно в ответ на его интерес, повторился. Его Гранта стояла уже недалеко, в окно были видны повёрнутые в его сторону женские лица. Успокаивающе махнув им, Максим завернул вправо, подошёл к крайнему сарайчику, выглянул из-за угла, и едва не отпрянул назад. Собака. Тот самый странный пёс, которого они сегодня уже встречали в окружении прыгунов.

«Нет, — мысленно поправил себя Максим, — не тот самый, но такой-же. Неужели их так много? Сколько?»

С собакой происходило нечто странное. С виду совершенно невредимая, по крайней мере так виделось с того места где стоял парень, она лежала на боку, вывалив из разинутой пасти длинный тонкий язык. Если конечно бывают языки синюшного оттенка у собак. Тяжело поднимался и опускался мохнатый бок, даже отсюда, были слышны нездоровые хрипы и сипение, издаваемые ею при каждом вдохе. Пасть закрылась, зверь с усилием сглотнул и повторил недавний скулёж, тихий, тоскливый. Затем попытался подняться, но передние лапы не послушались, подогнулись, и он уткнулся зубастой пастью в землю. Опять заскулил, засучил задними лапами, отчего тело повернулось. Глаза животного и человека встретились, и Максим, уже поняв, что ему нечего бояться, не сдвинулся с места.

— Что, дружок, совсем плохо?

Максим отдёрнулся, так близко и неожиданно раздался этот голос. Из-за стены сарая вышел человек, одетый в камуфляжный костюм, с коричневой кожаной сумкой на плече, в высоких берцах. Лица его не было видно, но спина, широкая и прямая, внушала уважение, так же, как и широченные плечи, мускулистые руки и ноги.

Незнакомец подошёл к лежащему на земле животному, присел, загородив обзор. Выставил на землю несколько баночек и бутылок, достал крупный клок ваты. Максим смотрел и не верил глазам. Эти создания оккупировали город и убивали людей, вокруг вообще творится непонятно что, нет связи, электричества, а возможно теперь и воды, а этот гринписовец за собачкой тут ухаживает?! Он что, совсем рассудок потерял?!

Вновь тихий скулёж.

— Ну тихо, тихо, — незнакомец кажется погладил животное по голове, а затем поднялся на ноги, явив забинтованную морду пса. — Подойти поздороваться не надумал ещё?

Прошло должно быть минуты две-три, прежде чем Максим понял, что эти слова обращены к нему, а поняв, на краткий миг потерялся, не зная, что сказать. Обернулся в сторону своей машины. Там с виду было всё в порядке и он, решившись, вышел из-за дощатой стены, за которой скрывался, подошёл к камуфлированному.

Лицо встреченного мужика оказалось колоритным, под стать первому впечатлению. Загорелое, обветренное, изрезанное морщинами, точно вырубленное из куска дерева. Лишь глаза выбиваются из первого впечатления: печальные и очень умные, они щурятся, но не по причине плохого зрения, а потому что привыкли смотреть вот так — щурясь. Максим и сам не знал откуда взялось это ощущение, но в его правильности он почти не сомневался.

— Лесник, я, — незнакомец протянул ладонь для рукопожатия. Пояснил: — это не имя и не профессия — фамилия у меня Лесников, вот и прозвище прилипло.

— И манера одеваться, — пошутил Максим, в свою очередь представляясь.

— Точно, — усмехнулся тот.

— И тяга за животными ухаживать… — посмотрев на пса, парень вдруг осёкся. Да, бинты, но отнюдь не перевязка на ране, а наоборот, завязанная морда! — Так вы что, связали его?! — прозревая, спросил он.

— Ну да, скулит иначе, что-ж с ним делать?

— Но для чего?! Зачем вообще вы… — Максим посмотрел на бутылочки, стоящие у ног.

— Да ты, кажется решил, что я его лечу, или что-то вроде того? Этакий доктор Айболит? — Лесник рассмеялся, зло ощерившись. — Эти твари убили моих друзей, а я его лечить буду?! Дружище, да я тут изучаю врагов, если можно так сказать, — он кивнул в сторону приоткрытой дверцы сарая, из которой вышел, и Максим, повернув голову, увидел там, в полумраке, несколько сваленных в кучу мёртвых псевдопсов.

— Изучаете?.. — растерянно спросил парень.

— Я вообще-то военврач, пусть и в прошлом. И как коновал со стажем, могу тебе уже сейчас много интересного рассказать про эти создания. Эх, да если эти тушки отправить на изучение в Москву, там высоколобые мужи драться будут за право первым провести вскрытие! Ты бы только знал, что это за штукенции!