Пират - Большаков Валерий Петрович

— Несчастный случай, — хладнокровно прокомментировал Сухов, — травма на производстве.

— Мы… бежим?! — выдохнул Малыш.

— Сначала сыграем со сборной Ковоха, — криво усмехнулся Олег. — Ташкаль! Ты как-то рассказывал, что играл в пок-та-пок.

Индеец покачал головой:

— Моя плохо играть, Тлачтли играть хорошо. Он уметь забивать мяч в кольцо!

— Это правда, Тлачтли?

Тот гордо кивнул:

— Да, капитан. Пок-та-пок ацтеки называли тлачтли. Это моё имя. Раньше я был Чако.

— Тогда так… Будем послушны и запуганны. А когда нас выведут на стадион… План такой. Играть в мяч, швырять его, зарабатывая очки или проигрывая их, неважно, лишь бы публика неистовствовала. Главное — охранять Тлачтли и, когда выйдет срок, передать ему мяч! Пусть покажет мастер-класс! Откажется касик поступать по правилам — будем играть по своим! Или мы все уйдём из Та-Ицы, или поляжем как один. А теперь орите!

Бледнолицые и краснокожие, не слишком понимая зачем, подняли крик. Вскоре прибежали охранники, и Сухов, цокая языком от огорчения, показал им неосторожного дона Хусто, придавленного плитой.

— Доигрался, — вздохнул он.

Краснокожие вертухаи не слишком расстроились, смерть де Альварадо оставила их совершенно равнодушными, чего, впрочем, покойный и стоил.

Главное им было сказано, и все указания розданы — для майя Индиано был всего лишь рупором, передававшим веления касика. А уж тому они были преданы, как никто. И, коли уж их солнцеподобный вождь пожелал видеть бледнолицых в Та-Ице, значит, так тому и быть. Приказ великого касика не обсуждается.

И вот спозаранку всех бледнолицых подняли и повели.

Вели долго, сначала по еле заметным тропам, потом вышли на широкую белую сакбе — древнюю майясскую дорогу, приподнятую над окружающими её топкими местами.

Сакбе делались просто — в два ряда выкладывались здоровенные каменные блоки, пространство между ними засыпалось глыбами, а верхний слой представлял собою известковый раствор-сакб со щебёнкой, который укатывали гигантским каменным цилиндром-катком. И выходила ровная белая дорога, хоть шагай по ней, хоть на телеге катись.

Правда, у майя не было телег. Они, поговаривают, вовсе колеса не знали. Возможно, что и так, хотя игрушки на колёсиках у них были, да и горшки свои они лепили не абы как, неужто без гончарного круга?

Просто те, кто обвиняет майя с ацтеками в отсталости, по причине всё того же незнания ими колеса, как-то забывают о сущей мелочи. Соорудить повозку майя с ацтеками, безусловно, могли, вот только кого же им было запрягать в неё? Ведь лошади в Новом Свете не водились. Бизонов, что ли, отлавливать?

Погружённый в сии высокоучёные мысли, Сухов неплохо отвлекался, не допуская негатива в «поток сознания», да и время коротая.

А негативу хватало. К примеру, он не был уверен, что его решение — идти в столицу Ковоха — верно. Неужто легче будет вырваться из майясского города, чем отсюда, из глухой и безлюдной сельвы? Однако долго думать над этим не приходилось, простейшая логика раз за разом выдавала всё тот же расчёт последствий: если он хочет сохранить жизнь большинству своих товарищей, то побег этому способствовать не сможет. В живых останется он и ещё двое-трое. В принципе, и его способна нагнать шальная пуля или стрела. Тут уж кому как повезет.

А вот в Та-Ице… Была у него одна мыслишка…

Шли конвоируемые весь день, а на ночь остановились во глубине травянистой впадины, на высоком краю которой расположились индейцы.

Кругом разведя костры, майя стали готовить пищу, не забывая и о своих подопечных. Вырваться из этой ямы было бы развлечением для самоубийц, поэтому все сохраняли мир и покой.

— Тихо как… — вздохнул Илайджа. — Угу.

Олег вздрогнул, тотчас припомнив Пончика. Шурка…

Господи, как давно это было… И было ли? Ну-ну, не увлекайся рефлексиями! Было. Ещё как было. И Понч, и Яр, и Витька Акимов.

И Алёнка… Сухов вздохнул.

Как же он далеко от своей милой родни, от друзей и товарищей! Или применительно к путешественнику во времени следует говорить: «Как давно он от них»? Глупости лезут в голову.

Олегу до того захотелось вернуться, что он будто в реале увидал двери квартиры, протянул руку к клавише звонка, нажал…

Вот-вот послышатся торопливые шаги, щёлкнет замок, и…

Капитан Драй встряхнулся, отёр потное лицо, угрюмо уставился в темнеющее небо. До Алёнки десять тысяч вёрст — и четыреста лет. Вёрсты одолеть можно, а вот годы…

Ладно, хватит!

Смиренно испросив позволения развести костёр, Сухов запалил огонь, подбросил кусков коры, веток и негромко сказал Тлачтли:

— Рисуй площадку и объясняй, что это за игра такая, пок-та-пок.

Индеец кивнул, вынул из костерка палочку и стал чертить на красной глине вытянутый прямоугольник. Все сгрудились вокруг костра.

— Вот тут и тут, с длинных сторон, стоят стены, — объяснял индеец. — Одна стена будет наша, другая — наших соперников. Между нами черта, её переступать нельзя. Мы кидаем мяч, отбивая его коленями, или локтями, или битой, иначе нельзя. Руками браться за мяч можно только затем, чтобы поднять его с земли. Если мяч упал — это проигрыш, за это с команды снимают очко. А вот если мы так сильно бросим мяч, что отобьём его от стены наших противников, это добавит нам очко.

— Так в чём смысл всей этой кутерьмы? — проворчал Джимми.

— Смысл в том, чтобы не уронить мяч, он всегда должен быть или в полёте, или отбиваться нашими игроками. И нам надо так его послать, передавая соперникам, чтобы тем трудно было отбить.

— А мяч тяжёлый?

— Ну-у, тяжеловатый. Он из каучука. Весит как восьмифунтовое ядро, а размером… ну примерно с голову. Если его сильно метнуть и угодить в голову, можно и убить.

— Да уж…

— Если мяч вылетит за пределы поля — снимается очко. Если его бросят в кольцо, но не попадут — минус ещё одно очко.

— Кольцо?

— Да! Это самое главное в пок-та-пок. Соперники могут набрать кучу очков, а мы ту же кучу потеряем, но, если нам удастся попасть мячом в кольцо — это полная победа!

— И всего-то? — с разочарованием протянул Малыш.

— Всего-то! — фыркнул Ташкаль. — Кольцо висеть очень высоко, в два, а то и в три наших роста, и… мм… дырка…

— Отверстие, — подсказал Олег.

— Да, отверстие чуть шире самого мяча. Попадать очень трудно! И бить по мячу надо локтём или коленом, не иначе.

— В общем, так, — резюмировал Сухов, — вся надёжа на Тлачтли. Поэтому ты, Джим, и ты, Кэриб, будете всегда рядом с Тлачтли — ему никто не должен помешать, никто не должен задеть! Понятно? Первые полчаса игры будете его просто охранять — надо «разогреть» публику, пусть их, сволочей, азарт одолеет. А уже потом начнём игру — будем передавать Тлачтли мячи, а он станет их закидывать в кольцо. Пусть с четвёртого раза, но это должно у нас получиться. Если мы выиграем, ребята… Знаете, не верю я, что касик останется честным, возьмёт нас, да и отпустит…

— Ага, — буркнул Айюр, — ещё и расцелует на прощание!

— Вот именно. Поэтому будем держать в уме план «Б». Когда стражники превратятся в болельщиков, они утратят бдительность. Уж ежели азарт овладевает людьми, неизбежна суматоха. Этим мы и воспользуемся…

Понизив голос, Сухов изложил свой немудрёный план и распределил роли.

Близость населённых мест узнавалась сразу — от сакбе так и вились набитые тропки. Кое-где завиднелись овальные хижины, крытые пальмовыми листьями. Показались первые селения — всё те же халупки в разброс, а над кровлями цвета опавшей листвы возвышался небольшой храм, иногда в виде ступенчатой башни, иногда круглый.

Минуя брошенный Тикаль, конвоиры вышли к берегу озера Петен-Ица, не слишком большого, но глубокого. Вода его словно разбавлена была кобальтовой синью.

По берегам озера стояли десятки индейских поселений, а на острове посреди синих вод белели пирамиды, дворцы и храмы Та-Ицы.

Узкой дамбой, затем по связкам бальсовых плотов-понтонов пленники вышли к городу, окружённому невысоким валом — города майя вообще не знали крепостных стен, стояли открыто, но тут уж, как говорится, прижало.