Королева умертвий - Хабаров Ярослав

Тегамор была молодой и нуждалась в мужских ласках. Ей это было необходимо. Без этого она страдала от головной боли. Разумеется, магиня не позволяла себе привязываться к сексуальным партнерам. Такое понятие, как «любовь», вызывало у нее лишь снисходительную улыбку. «Любовь — для слабых», — любила повторять она. Это ведь не чувство, это состояние сродни болезни. Постыдной болезни, от которой надлежит избавиться любой ценой. Для мага же сердечная привязанность вообще невозможна в принципе.

«Маг обязан быть свободным», — повторял ее старый наставник. Она много размышляла над этим. Свобода. Главная ценность для того, кто посвятил себя магическим искусствам. Все, что ведет к потере свободы и независимости, — зло, которое следует уничтожать не задумываясь, любой ценой и без малейшего сожаления.

Любовь, несомненно, принадлежала к числу таких «злых» вещей. И Тегамор внимательно следила за тем, чтобы ее партнеры исчезали навсегда, если не с лица Лаара, то из ее жизни.

Она находила солдат, подвергшихся магическим изменениям, вампиров или других магов и приводила к себе. Конечно, можно было бы находить другие пристанища и устраивать любовные игры там, но у Тегамор имелось по крайней мере две веских причины предпочитать собственное жилье.

Во-первых, «дома и стены помогают»: если ей встречался какой-нибудь особо опасный субъект, например тот же вампир, она не видела причин отказываться от приятной ночи в его объятиях. Впивающиеся в шею зубы и острые когти, вонзенные в спину, лишь усугубляли ощущения. Однако Тегамор всегда умела остановить увлекшегося кровососа и в конце концов получала от него что хотела, оставив того ни с чем. Вряд ли она управлялась бы так ловко, находясь в незнакомом месте. В собственном же доме она могла пользоваться энергетикой места. К тому же здесь у нее было под рукой множество полезных и чрезвычайно удобных предметов вроде порошка видимости-невидимости, парализующих капель и жемчужин немоты. Так что Тегамор предпочитала не рисковать и приглашала гостей к себе.

А вторая причина была еще проще. Тегамор попросту любила свои многочисленные спальни, разбросанные по всему жилому этажу. Она и обустраивала их таким образом, чтобы в каждой можно было принимать любовника. В зависимости от настроения она могла предаваться утехам в ярко-красной комнате или же в комнате темно-синей, как бы погружающей обитателей под воду. У Тегамор были комнаты палевые и черные, шелковые и шерстяные, где все одеяла и простыни «кусались»; можно было резвиться на соломе и на голых камнях, а иногда Тегамор приглашала партнеров в каменный зал, где было темно и где гремели невидимые во мраке цепи…

У нее такой чудесный дом, где есть все возможности для приятного времяпрепровождения. Что ж, она будет шататься по тавернам и каким-то лачугам? Да хоть в роскошный дворец ее пригласи — все равно никакого удовольствия Тегамор не получит.

И те, кому хотелось попробовать ее тело на ощупь и вкус, смирялись с этими прихотями магини.

Однако с некоторых пор все было безнадежно испорчено постоянным присутствием Эгертона.

Началось все с того злополучного вечера, когда Тегамор завлекла к себе беловолосого лича с тонкими зубами и длинными, похожими на иглы ногтями на руках и ногах. Лича звали Кодэл. Он был злобной, похотливой, мрачной тварью. Тегамор была от него просто в восторге. Она встретила его на большом приеме у Плегмута, своего давнего компаньона, Мастера Плоти.

Плегмут устраивал большие сборища примерно раз в полгода. Обычно они были посвящены чему-нибудь особенному, например Черному Светилу или Отрубленной Голове. На соответствующие темы велись беседы — нарушителей штрафовали, например на чашку крови или на зуб, что также вызывало немалое оживление, особенно если наказанию подлежала женщина. Одежда тоже должна была отвечать основному сюжету. Поэтому, кстати, Тегамор и явилась тогда в платье с большим вырезом пониже спины: ее округлый зад был полностью обнажен, и на нем красовалось настоящее лицо. Тегамор стоило немалых магических усилий приживить к своему телу чужую физиономию — не говоря уж о том, чтобы отыскать лицо, достойное своей задницы! Заклинание было нестойким, так что к концу ночи лицо должно было отмереть и отвалиться. Но пока что у Тегамор действительно имелась на теле вторая голова. И довольно симпатичная.

Женщина, у которой Тегамор отобрала лицо лишь для того, чтобы проблистать в течение одного вечера, была действительно красивой. По человеческим меркам, разумеется. Вампир нашел бы ее черты грубоватыми, а с точки зрения жабоида они были просто невыносимы: рот маленький, глаза впалые, зато нос торчит — куда такое годится!

Кстати, Тегамор вовсе не убила пленницу. Она просто отобрала у нее лицо, а та продолжала свое существование с кровавой кляксой на голове. Она еще послужит Тегамор для какого-нибудь другого эксперимента. Неплохой материал.

Хотя Плегмут и слышал о затее Тегамор, он пришел в неистовый восторг при виде своей изысканной гостьи и сразу же подвел ее к скучающему личу Кодэлу. Лич попросту снял с себя голову и положил ее рядом с собой на диван. При виде Тегамор он поднес голову к ее платью сзади, обозрел второе лицо и внезапно поцеловал его.

— Вы восхитительны! — проговорил он.

Остаток вечера они разговаривали о разных экспериментах, о неудачах, но больше — об удачах. Лич почти не слушал рассуждений Тегамор. Красивая женщина, с его точки зрения, может говорить, а может молчать, может быть умной, а может оставаться дурочкой — это абсолютно безразлично. Ее предназначение в другом.

Тегамор не собиралась опровергать мнение своего собеседника. Ее это не оскорбляло, не задевало. У нее тоже имелись кое-какие соображения касательно существ, чье присутствие в Соултраде оправдано лишь способностью удовлетворить похоть магини, и ничем иным. Но у Тегамор хватало сообразительности держать это мнение при себе.

Таким образом, они с Кодэлом договорились о продолжении приятной вечеринки без лишних слов. По правде говоря, они вообще это не обсуждали. Просто обнялись и направились к портшезу, возле которого сидели на корточках носильщики — рабы Тегамор.

Магиня и лич забрались в носилки, достаточно просторные, чтобы Тегамор имела возможность пригласить в них кого-либо по своему выбору. Тегамор нравился путь через ночной Соултрад. Город, где никогда не бывает по-настоящему светло и где никто никогда по-настоящему не спит. Здесь закрывают глаза лишь для того, чтобы мгновенно распахнуть их. Здесь опускаются на ложе лишь для того, чтобы чуть-чуть набраться сил и тотчас же вновь начать их расходовать. Опасность грозила отовсюду, и Тегамор приятно было ощущать себя важным элементом этой непреходящей опасности — для простых смертных, разумеется.

Когда Тегамор и Кодэл вошли в дом, странное и неприятное ощущение слежки усилилось. Оно стало почти невыносимым. Тегамор послала мысленный импульс своему бывшему пленнику, требуя, чтобы он не медленно прекратил. «Уйди из моего дома!» — приказала она в досаде.

«Не могу, — донесся издалека голос Эгертона. — Я слишком слабый маг, прелестница. Моих силенок не хватает для того, чтобы разорвать связь, которую ты сама же и установила. Что это у тебя на заднице? Лицо? Как-то ты его помяла… Впрочем, теперь оно не слишком отличается от того, которое украшает твою хорошенькую многомудрую головку…»

«Эгертон! — Тегамор едва не плакала. Она была так огорчена и раздосадована, что едва не заговорила с ним вслух и лишь усилием воли сдержалась и продолжила диалог мысленно: — Грязный тоаданец, убирайся из моей головы!»

«Я не в твоей голове и даже не в твоей заднице, от чего да спасет меня Дзар!»

И стоило ему упомянуть огненного бога, как Тегамор действительно почувствовала довольно сильное жжение у себя сзади. Этого только не хватало! Он еще и ухитряется накладывать на нее заклятия!

«Вон!» — мысленно крикнула она.

«Слушаю и повинуюсь», — проговорил Эгертон с напускной почтительностью.

Ей показалось, что он действительно отступил. Во всяком случае, она больше не улавливала его близости.