— По многим землям вокруг поубивали тех, кто за роксоланов стоял. Иной раз с семьями. Сказывают — Беромир подбил…
В этот момент злобный надсмотрщик, улучшив момент, развернулся и дал стрекача. Стараясь убежать.
— Взять! — рявкнул хозяин.
И завертелось.
Беглец бежал отчаянно, пытаясь оторваться и уйти. Взять его удалось только на улице. Да и там — не сразу. Петлял как опытный заяц и эпизодически прятался. Битый часа пробегать за ним пришлось. Но и то — впустую. Поняв, что ему не уйти, он выхватил свой кинжал и бросился на него. Метя так, чтобы широкий клинок пугио [122] вошел ему прямо под ребра. Так что до усадьбы донесли уже остывающий труп.
— Сам видишь, судьба, — развел руками хозяин, обращаясь к рабу… к бывшему рабу, то есть. Того с семьей отмывали. Заодно подвергая осмотру эскулапа. Готовя к тому, чтобы провести процедуру освобождения в магистрате.
— Я не смогу отблагодарить Перуна.
— Брось. Умереть с таким позором на виду у всего города — дорогого стоит. Твой сын поднял восстание против роксоланов. Я знаю, чем тебе возместить эту жертву…
* * *
Тем временем Беромир сидел на бревне у реки и беседовал с Вернидубом. Спокойно и благодушно. Тот намедни приехал, и они много разговаривали.
— Тебя хотят видеть в роще.
— В какой еще роще?
— Я ранее не говорил, ибо не требовалось. Роща у нас есть священная, дубовая. Там по важным делам собираются ведуны.
— Ясно. И зачем я там?
— Ты ведь ведун. Надо представиться. Да и… понимаешь, вопросы у них есть к тебе. Увлекло их твое сказание о предках. Как и мои пересказы про луну, солнце и прочее. Они хотят тебя попросить рассказать все предание.
— Все не могу.
— Почему?
— Я и сам не знаю, что вложил в мою голову Велес. Давай сделаем так. Мне сейчас в рощу ходить не с руки. Дел столько, что не продохнуть. Что же до рассказа… пойдем. — произнес он вставая. — Я не хотел это раньше времени показывать никому…
Через четверть часа они вернулись на ту же лавочку читать большую легенду, которую сочинил Беромир. Религиозный миф. Основной, если так можно сказать. В котором было все: и творение, и апокалипсис, и спасение. В нем ведун попробовал объединить известные ему научные сведения, местные сказания, во многом отрывочные и противоречивые, а также какую-нибудь стройную мотивационную модель. Заодно надергав всякой эстетики и интересных «фишек» отовсюду, не стесняясь. Ограничиваясь только своими воспоминаниями о реальных культах или даже вымышленных.
Вот и сидели: читали, разбирали.
И Вернидубу нравилось.
Его глаза прямо светились. Ибо Перун становился верховным правителем небесным. Судьей и покровителем воинов. А все остальные — свита его. За исключением Сварога и Матери-земли. Эта парочка выводилась как полноценные хтонические божества, которые столь велики, что в жизни простых смертных участия почти не принимают. Напрямую.
При этом Беромир не выводил парадигму Бог — Антибог, которые борются за души и власть. В его мифе вся полнота власти принадлежит Перуну, который активно не лезет в жизнь смертных. Ибо своих дел хватает. У людей же полная свобода воли. Но такая, с нюансом. Что сами наворотили — за то им отвечать. Лично. Персонально. И покаяние при этом наглухо отсутствовало как идея. Вместо него имелись весы, на которых взвешивали хорошие и плохие дела после смерти. Да и вообще библейская формула «по делам их узнаете их» разворачивалась во всю ширь и глубину…
Глава 9
167, октябрь, 22
— А это ты, Маркус? Входи. Что у тебя? — спросил командир векселяции [123], что стояла в Оливии.
— Я нашел их.
— Кого? Хотя погоди, — отмахнулся он, словно вспомнив что-то важное. — Ты нож проверил?
— В Феодосии я нашел хорошего кузнеца. Он прибыл туда для работы над дорогим заказом. И он все подтвердил, долго ругаясь на то, что этот, практически бесценный металл доверили безрукому кузнецу, который выковал из него эту грубую поделку.
— Значит, подтвердилось.
— Да. И сахар, и железо, и компас. Я, кстати, нож отдал тому кузнецу из Феодосии на перековку. Он сказал, что сделает из него в этот раз настоящий шедевр бесплатно, если мы будем в дальнейшем размещать заказы у него. Пришлось пообещать.
— Так-так… — пробормотал центурион, постукивая пальцами по столу. — По деньгам что получилось?
— Сахар я сдал по весу из расчета восемь из десяти долей золотом. Вышло сорок четыре либры.
— СОРОК ЧЕТЫРЕ либры золота⁈ — ахнул командир векселяции.
— Да. И это только за сахар.
— С компасом как поступим?
— Предлагаю послать нашему старому командиру с описанием и просьбой переслать Ему. — поднял Маркус глаза к потолку. — Как подарок.
— Не рано ли?
— Ты думаешь, что приносить хорошие новости когда-нибудь бывает рано? — усмехнулся Маркус. — Согласись, получить новый дешевый источник сахара и славного железа — великое дело, да и компас — подарок небес. Но куда ценнее другое. Если мы своевременно поддержим восстание Беромира, то сможем сковать силы сарматов и они ослабят давление на Мёзию, Дакию и Паннонию.
— Ты так в него веришь, в этого… как его?
— Беромира. Нет, я не верю. Но это возможность. Почему бы ей не воспользоваться?
— Оливия находится под нашей защитой только потому, что окрестные рода языгов и роксоланов заинтересованы в торговле. И наше положение шаткое. Очень шаткое. Ты хочешь дать им повод?
— Риск есть, — охотно согласился Маркус. — Но и награда велика. Разбогатеем. Попадем на глаза Самого. Мало?
— Это либо начало большого пути, либо смерть. Утраты Оливии нам не простят. Ни тебе, ни мне.
— Иными словами, ты отказываешься и мне действовать самому на свой страх и риск?
— Нет! — излишне резко выкрикнул центурион.
— Что «нет»?
— Я не отказываюсь, — чуть охрипшим голосом ответил он.
— Хорошо, — улыбнулся Маркус и, достав из сумы несколько тугих кошельков, положил их на стол.
— Что это?
— Золото. Считай, что это мой вклад в укреплении векселяции.
— Сколько здесь?
— Двести золотых [124]. Сам подумай, как ими распорядится. Ситуация не простая.
— А их не мало?
— Сейчас — так. На новый год будет больше. Сильно больше, если я вложу все свободные деньги в дело. Ты, разумеется, тоже не будешь обделен. И тут потребуется твоя помощь.
— Какая?
— Беромир заказал лорики ламинаты и спаты.
— Ого! — воскликнул центурион и присвистнул. — Это кто его надоумил?
— Его божественный покровитель. Что ты на меня так смотришь? Я его, когда слушаю — едва с ума не схожу.
— Откуда я для него достану ламинаты? Я для своих то выбить их не могу. У троих только имеются. Нет. Здесь я тебе не помощник, — покачал головой центурион. — Идет война. Все что производится хорошего уходит в полевую армию.
— Он понимает, что будет сложно. Поэтому готов на другие виды лорик. Что мы можем достать?
— Да я даже не знаю, — пожал плечами центурион.
— А кто знает?
— Надо послать человечка в барбакарии [125]. Может, там что-то найдет?
— Он хочет наше снаряжение для легионеров. И сказал, что проверять будет придирчиво.
— Ты же понимаешь, что это едва ли возможно?
— Ты можешь через Маркуса Понтия Лелиана [126] получить разрешение на создание ауксилии [127] здесь — в Оливии.
— Денег он на нее не даст.
