— З гем ды разговариваешь? — Хуг быстро наклонился, посмотрел под стол. Бумажный пакет зашуршал: спизм успел юркнуть в него и теперь устраивался поудобнее.
— Молюсь Богу-Ложке, — небрежно ответил Ретиф. — Уронить ложку — дурная примета.
— Да? — Хуг прислонился к столу, достал из кармана жеваную зубочистку, начал ковырять ею в стальных зубах. — Взе иноздранцы — зумазшедшие. Гаждый дураг знаед, чдо уронидь ложгу — хорошая бримеда, а вилгу — дурная.
— У нас на Земле считается, что упасть с десятого этажа — к смерти, — рассеянно сказал Ретиф, глядя на приближающихся папских стражников. Один из них подошел к столу, бросил на Ретифа подозрительный взгляд, наклонился, поднял скатерть, затем потянулся к бумажному пакету. — Не хотите ли выпить? — быстро спросил Ретиф и, зачерпнув чашкой густой красный пунш, шагнул к стражнику, поскользнулся. Струя липкой жидкости ударила в застежку капюшона на шее, потекла по нагруднику кирасы, оставляя на ней причудливые узоры. Официант схватил со стола поднос и попятился. Стражник выпрямился, задыхаясь от возмущения.
— Идиод! Дубина здоерозовая! — воскликнул он.
— Чдо дагое? — взревел громовой голос. — Разбитие збирдных набидков во время изболнения злужебных обязанноздей? — Папа отпихнул Ретифа, остановился перед опустившим голову стражником. — В нагазание ды будешь зварен в мазле! — прорычал он. — Уведиде его!
— Это я виноват, Ваша Надменность, — произнес Ретиф. — Я предложил ему…
— Ды хочешь бомешадь Вабзгому одбравлению бравозудия? — вскричал первосвященник, поворачиваясь к Ретифу. — Ды озмелилзя бредболожидь, что Бабзгое бравозудие можед быдь ошибочным?
— Нет, это вы ошиблись, Ваша Надменность, — сказал Ретиф. — Я случайно пролил на вашего стражника чашу с пуншем.
Папа побагровел, беззвучно зашевелил губами. Потом шумно сглотнул слюну.
— Мне даг долго нигде не возражал, чдо я забыл, гагое за эдо болагаедзя нагазание, — произнес он обычным голосом и помахал в воздухе двумя скрещенными пальцами. — Благозловляю дебя и одбузгаю дебе эдод грех, зын мой. — Папа милостиво улыбнулся. — Я одбузгаю дебе грехи на неделю вберед. Развлегайзя, будь моим гоздем.
— О, как это благородно со стороны Его Надменности! — чуть завывая, провозгласил Магнан, выходя из-за ближайшего куста. — Как жаль, что мы не нашли демона, а то бы я…
— Збазибо, чдо набомнил, — угрожающе сказал Папа, перевел взгляд на посланника Петляката и принялся сверлить его глазами. — Долго мне ждадь?
— Послушайте, Ваша Надменность! Как мы можем найти здесь демона, если демона здесь нет?
— Эдо двоя броблема!
У ворот в стене, окружающей сад, послышался чей-то вопль. Два солдата пытались обыскать официанта, державшего в руках большой бумажный пакет. Официант отскочил в сторону, пакет упал на землю, разорвался напополам.
Расшвыривая бумажные салфетки, отпихивая ногами хлебные корки, спизм рванулся вперед и, проскользнув мимо изумленных солдат, кинулся к калитке на другом конце сада. Стражники, выхватывая из-за поясов длинноствольные пистолеты, преградили ему путь. Прозвучал выстрел, пуля чуть было не угодила в одного из папских слуг, поспешивших принять участие в погоне. Папа взвыл, замахал руками.
Спизм резко остановился, развернулся на месте, помчался в направлении дворца, из которого выбежали несколько священников. Прозвучал залп; хрустальная ваза, стоявшая на столе рядом с Магнатом, взорвалась, осыпав его осколками. Магнан завопил как резаный и бросился ничком на землю.
Спизм прыгнул в одну сторону, потом в другую и, оставив преследователей сзади, вновь побежал к воротам, на этот раз никем не охраняемым. Испустив боевой клич, от которого, казалось, задрожали стены дворца. Папа Ай-Душка-Шизик выхватил из ножен огромный двуручный меч и кинулся наперерез спизму. Когда первосвященник пробегал мимо Ретифа, тот чуть повернулся и выставил ногу, зацепив Его Надменность за усыпанный драгоценными камнями кожаный башмак. Папа с размаху шмякнулся о землю, пробороздил ее орденами и въехал под стол.
— О, как я рад вас видеть, — послышался голос Магнана. — Одну минутку, Ваша Надменность, сейчас я подползу к вам поближе…
Папа взревел и поднялся на ноги вместе со столом; тарелки, бокалы, остатки пищи посыпались на Магнана, едва успевшего закрыть голову руками. Папа вновь взревел, отшвырнул стол, отпихнул Петляката, который, пританцовывая на месте, пытался отереть бумажной салфеткой грязь с папских орденов.
— Бредадельздво! — завопил первосвященник. — Вероломные убийцы! Агенды бреизбодней! Нарушидели загонов! Ередиги!
— Ну-ну, Ваша Надменность! Не надо так волноваться…
— Волновадьзя! Ды вздумал зо мной шудги шудидь? — Папа поднял меч, замахал им над головой. Стражники мгновенно окружили дипломатов со всех сторон. — Наздоящим я одлучаю взех ваз од цергви! — взвыл Папа. — Лишаю ваз воды, пищи и звоего богровидельздва! Громе дого, вы будеде бублично газнены! Здража, арездовадь их!
Дула пистолетов угрожающе нацелились на дипломатов, окруживших посла. Магнан всхлипнул. Двойной подбородок Петляката заколыхался.
— Не убуздиде вод эдого! — Ай-Душка-Шизик ткнул в сторону Ретифа пальцем. — Я збодгнулзя о его ногу! — Стражник приставил пистолет к спине Ретифа.
— Ах, Ваша Надменность, вы забыли, что Ретиф получил отпущение грехов на неделю вперед, — жизнерадостно заявил Петлякат. — Ретиф, голубчик, сбегайте быстренько в мой кабинет и пошлите шифровку: два-ноль-три… или три-ноль-два?.. или… одним словом — пэ, о, эм, о, ща, мягкий знак…
— Он дагой же негодяй, гаг взе вы и будед нагазан вмезде з вами! — выкрикнул Папа, глядя, как стражники выводят с террасы оставшихся там сотрудников дипломатической-миссии. — Вы взех арездовали?
— Да, Ваша Надменноздь, — ответил капитан стражи. — Громе злуг.
— Звариде их в мазле за зоучаздие в брездублении! Чдо же казаедся оздальных…
— Ваша Надменность, — сказал Петлякат. — Я, конечно, не прочь умереть, если это доставит удовольствие Вашей Надменности, но тогда мы не сможем ни сделать вам подарков, ни предоставить субсидий… верно?
— Черд бобери! — Ай-Душка-Шизик опустил меч, чуть не перерубив ногу Магнану. — Зовзем забыл о бодаргах! — Лицо его приняло задумчивое выражение. — Бозлушай, чдо згажешь, езли я дам дебе возможноздь выбизадь в гамере чег на мое имя, брежде чем дебя газняд?
— Боюсь, это невозможно. Мне потребуется Посольская печать, чековый автомат, шифровальные книги, скрепки, пресс-папье…
— Ладно… бридедзя зделадь изглючение… я оздавлю дебе жизнь, бога не обладяд чег.
— Простите, Ваша Надменность, но я не могу допустить, чтобы из-за меня вы нарушили древние традиции. Раз уж мы все отлучены от церкви, начнем потихонечку голодать…
— Брегради болдадь! Не змей меня доробидь! Гдо гого одлучаед, ды меня или я дебя?
— О, конечно вы, Ваша…
— Бравильно! А я беру звое одлучение обрадно! — Папа свирепо посмотрел по сторонам. — Деберь боговорим о бодарге. Можешь доздавидь два миллиона брямо зейчаз; зовершенно злучайно я бриехал зюда на бронированном авдомобиле.
— ДВА миллиона?! Но речь шла только об одном.
— Зегодня надо бладидь вдвойне.
— Вы говорили, вдвойне платят по средам. А сегодня вторник.
— Во Бабзгому бовелению зегодня — Среда.
— Но вы не можете… то есть, как же это возможно…
— Реформа галендаря. Давно зобирался ее бровезти.
— Ну, тогда…
— Брегразно! Наздоящим даю дебе одзрочгу. Оздальных эдо не казаедзя. Уведиде брездубнигов.
— Ах, Ваша Надменность, — произнес Петлякат куда с большей уверенностью, чем раньше, — я, конечно, благодарен вам за помилование, но, боюсь, мне не справиться с составлением необходимых документов без помощи моих сотрудников…
Ай-Душка-Шизик уставился на посла, сверкая влажными красными глазами.
— Хорошо! Забирай их! Я даю одзрочгу взем, громе вод эдого! — Папа ткнул пальцем в Ретифа. — З ним я зам разберузь. — Стражники придвинулись к Ретифу, направили на него дула пистолетов.
