Путь небес. Преодолевая бурю - Райт Крис

— Ашелье найдет нам путь, — сказала она с уверенностью, которой не испытывала. — Знаю, вы сомневаетесь, но ни одна живая душа не знает варп лучше Питера.

— Ты уже говорила мне, много раз. — Каган продолжал сидеть, вытянув ноги. Даже откинувшись в кресле, он выглядел опасным, словно замерший на миг ураган. — Если не выйдет, враг скоро ухватит нас за пятки. Ты чувствуешь его? Я — да. Слышу в ночи его дыхание, такое же резкое, как на Просперо. Он пылает жаждой мести. Он стремится продолжить бой, который мы не смогли завершить. — Хан повернул кинжал, сверкнув клинком. — Как и я, сы. Бывают ночи, когда мне не хочется ничего иного. Бывают ночи, когда я забываю о клятве, забываю, что воины во всем следуют моему примеру, и мечтаю ринуться в бездну, чтобы найти врага.

— Ваши сыновья говорят то же самое, — тихо сказала Илия. — Прислушайтесь к Есугэю, он видит опасность таких мыслей.

Каган усмехнулся — звучно, из глубины груди.

— Я слушаю Есугэя. Я внимаю многим голосам. Клянусь четырьмя ветрами, я внимаю даже тебе, веришь ты этому или нет.

— Верю, — отозвалась Раваллион, возвращаясь в кресло. — Конечно, верю — ведь искать Ашелье посоветовала я, и за то, что вы согласились, я благодарна вам превыше всего. А у меня много поводов для благодарности.

Устав от игры с клинком, Хан положил кирил на столик рядом с собой. Подавшись вперед, он соединил длинные пальцы «домиком».

— Ложь всегда была рядом, — задумчиво произнес Каган. — С самого начала. Мы проповедовали толпам Имперскую Истину, но использовали чернокнижников и мутантов, чтобы странствовать по небесам. Практиковали для их поддержки те самые искусства, само существование которых отрицали. То была великая ложь, и я не мог ее вынести. Такое не могло продолжаться вечно. Отсюда вопрос: почему этому позволили случиться?

Илия слушала. Она понимала, что Каган лишь наполовину обращается к ней, отчасти говорит сам с собой, но не стоило упускать редкий момент откровенности — обычно Хан держат свои мысли под замком.

— Мой Отец не был ни чудовищем, ни простаком. Он делал лишь то, что требовалось. Возможно, Он разъяснил бы лучше, но я не поверю даже сейчас, что в Его решениях отсутствовал смысл. Отец довел нас до Улланора и ушел. С тех пор Он молчал, лишь приказы Сигиллита поступали с Терры. Какой проект мог отвлечь Его от Крестового похода, задуманного Им? Только тот, что был необходим для нашего выживания. И вот я перебираю все слова, услышанные от Него, и пытаюсь найти объяснение, и проклинаю судьбу за то, что мы говорили так мало и что наши взгляды были столь различны.

— В итоге я всегда прихожу к одной мысли: Отец ненавидел ложь не меньше моего. Он знал, что Империум не простоит долго на фундаменте, до половины погруженном в варп. Мы не могли обойтись без мутантов и ведьмаков, но с этим следовало покончить. От этих орудий предстояло отказаться, как от воинов грома, что объединили Терру, — словно от затупившихся клинков, которые выбрасывают прочь. Нам всегда говорили, что Крестовый поход есть важнейшее дело и все остальное подчинено ему. Сейчас мне думается, что это не так. Кампания началась, поскольку Ему понадобилось нечто — возможно, знания. Возможно, запретные, или утраченные, или чужие, или скрытые в эфире. Но, отыскав их, Он вернулся домой, и приступил к главному замыслу, и впервые со времен Эры Раздора отвратил мысли от детей Своих. Поэтому они сбились с пути. Поэтому они пали.

Илия никогда прежде не слышала, чтобы Хан говорил так. Она не слышала, чтобы кто-нибудь рассуждал подобным образом об Императоре, о котором Белые Шрамы всегда знали — и вспоминали — относительно мало.

— О каком замысле вы говорите?

Каган неопределенно наклонил голову:

— Не знаю. Я не обладаю Его гением. Но подумай вот над чем: из прежних мутантов остались только навигаторы, лишь они напоминают о давнем ужасе. Они — ярчайшие и самые могучие образчики великой лжи, и Империум не может чувствовать себя в безопасности, пока нуждается в них. Если Отец действительно хотел воплотить Имперскую Истину в жизнь, от навигаторов следовало избавиться. Отыскать иную дорогу в эмпиреях. И кто-то, быть может, в самом Нобилите, знал или догадывался о ней.

Раваллион откинулась в кресле.

— Теперь я понимаю.

— Понимаешь что?

— Почему вы разрешили мне погнаться за Ашелье. Вы не надеетесь вернуться на Терру. Вам хочется благородно погибнуть здесь, в пустоте, в битве против братьев. Поиск этого места, Темного Зеркала, ведется лишь ради ответов. Перед концом вы желаете узнать, правильно ли мыслили.

Хан улыбнулся:

— Нет, сы, твой приговор слишком строг. Меня связывает клятва: если остался путь к Тронному миру, я пройду по нему. — Улыбка исчезла. — Но если нет, и все дороги перекрыты, тогда, верно, я узнаю, почему Отец повернулся к нам спиной. Может, в том месте есть разгадка, может, и нет. Как видишь, конец близок, и приходится рисковать.

— Значит, если случится так, — сказала Раваллион, пытаясь поймать его ускользающий взгляд, — что вам придется выбирать между почетной смертью и бегством домой, каким будет решение? Как долго продержится ваша клятва?

— До скончания времен.

— Но вы клялись не однажды. Какой обет более прочен?

Джагатай не ответил и отвернулся. Глаза над орлиным носом вновь смотрели в огонь.

— Где ты научилась так свирепо задавать вопросы? — проговорил Хан. — Мне больше нравилось, когда ты немела от страха.

— Чего мне теперь бояться, Каган? После жизни, полной трудов, я вижу, как миры людей разрывают себя на куски и впускают к нам якша из древних кошмаров. Я уже стара. Наверное, повидала все страшные вещи в Галактике.

— Не будь так уверена, — предостерег он.

Тяжелее всего пришлось Саньясе.

Системный курьер был покинут и уничтожен, сагьяр мазан перевезли на тяжелое транспортное судно «Со-Гамайл». Видимо, так приказал Шибан-хан, которого, как узнал Торгун, теперь называли Тахсиром, Обновителем. Его имя в легионе произносили с определенным почтением, но и с настороженностью. Воины знали, что совершил Шибан на Просперо и до того, но более радостно говорили о Джубале, новом владыке охоты.

Всего ответили на призыв и сумели явиться на сбор у Эрелиона семнадцать отделений смертников. Количество уцелевших в каждом разнилось, общим счетом прибыли сто тридцать два бойца — меньше численности братства, и хана им не полагалось. Как Тахсир и говорил Торгуну, они будут гнить в резерве, когда праведные слуги орду вступят в битву с неприятелем.

«Со-Гамайл» располагался ближе к хвосту флотского конвоя, среди грузовиков с боевой техникой и судов снабжения. Корабль явно находился в эксплуатации десятилетиями, если не дольше, и за его состоянием почти не следили. В отличие от боевых космолетов, внутри он был грязным, ржавым и плохо освещенным, к тому же не имел полного экипажа. Командир транспортника, как и все матросы, оказался смертным. На «Со-Гамайле» в основном служили чогорийцы, и они относились к сагьяр мазан с положенным уважением, но, пожалуй, без того благоговения, которое проявляли бы к верным легионерам.

Торгун был старшим по званию из собравшихся отступников. Выжили еще несколько дарга, но ни одного хана прежних братств. Сам этот факт беспокоил терранина, в каждом взгляде искоса ему мерещилось презрение. Он должен был первым бросаться под огонь врага, как, несомненно, делали командиры других смертников. То, что они уцелели, казалось неудачей, и даже сами сагьяр мазан испытывали это чувство, пестовали его.

— Выходит, ты был прав, — сказал ему Саньяса на вторые сутки первого варп-перехода.

Они сидели рядом в столовой, которую делили с несколькими группками легионеров, разошедшихся по разным углам. Снизу доносился лязг древних моторов — они работали на износ, но транспортник пока не отставал от конвоя.

— Прав насчет чего? — отозвался Торгун, вгрызаясь в сушеный ломоть заменителя мяса.

— Нам не стоило возвращаться. Надо было сражаться дальше. Ждать, пока не попадется слишком много врагов.